Священник-переселенец, который прожил в «дэнээровском» Донецке полтора года, единственный, кто открыто пытался предотвратить позорный «парад» украинских военнопленных в августе 2014-го, поделился своими ощущениями об этом сложном периоде своей жизни.


Экс-пресс-секретарь Донецкой епархии УПЦ МП протоиерей Георгий Гуляев убежден, что нельзя предавать свою страну, но и мерять категориями «коллективной ответственности» негожие поступки отдельных батюшек, интерполируя их на всю Церковь, неправильно. Какие чувства мешают дончанам сделать выбор в пользу Украины и почему на свободной территории он так и не может почувствовать себя полноправным гражданином, - об этом священник рассказал в интервью 62.ua.

- О.Георгий, что лично Вы как священник ощущали летом 2014 года, что происходило тогда в Донецке?


- Ну, это первая война в моей жизни, надеюсь, что и последняя. Ко многим проблемам военного времени мы оказались не готовы. Но как священнику мне было проще других - Тот, кому я служу — Господь Иисус Христос, Он ведь никуда не ушел. То есть поменялась обстановка, флаги, но я делал то, что должно делать священнослужителю. Несмотря ни на что, я оставался гражданином страны и отцом семейства. Это помогло сохранять общее направление, постоянно реагировать на меняющуюся обстановку в Донецке и определяло все мои дела летом 2014 года, когда мы делали все, что в наших силах. Те ценности, которые мы прививали долгое время в Донецке, связи с хорошими добрыми людьми, в том числе с журналистским сообществом — все, к сожалению, стало уходить. Яркие журналисты вынуждены были покинуть город, вместо журналистики пришла пропаганда. Почетные горожане также не поддержали все происходящее. Вместо них появились те люди, которые хотели войны. Мы остались с этим один на один в городе.

У меня было несколько серьезных встреч, когда были попытки освобождения заложников и пленных, приходилось общаться с полевыми командирами. В тот момент вряд ли чувствовал реальную опасность, до конца не оценивал последствия — действовал по ситуации, как священник, понимая, что пришло, наверное, время испытаний. Делал это не для великой идеи, а просто понимая, что можешь кому-то помочь, хотя бы воды привезти в больницу – бери и делай. А потом этих возможностей становилось все меньше и меньше, стали рваться социальные связи, а новые устанавливать и не хотелось. Потому что люди строят какое-то свое новое «государство», при этом некоего противоречия от нарушения законов, они абсолютно не замечали. Если говорить о какой-то политической стороне — все мы граждане Украины, и хорошое-плохое это государство, сильное оно или слабое, но нельзя предавать страну. В этом случае заповедь — «Не прелюбодействуй!», вполне применима и в отношении к своей стране. Даже если что-то тебе не нравится — можно и нужно говорить, спорить, выражать свое мнение, но не воевать.

- Тем летом Вы пытались предотвратить страшное событие в Донецке - «парад пленных» украинских воинов и потом открыто высказали все, что думали о произошедшем, Вам угрожали?


- После многие говорили — но ничего же страшного не произошло. Провели по улице Артема и всё. Слава Богу, что не произошло. Но я лично не приемлю унижение человека в какой-либо форме. То есть мне неважно, кто это будет по национальности или по политическим убеждением. У меня на тот момент были какие-то номера телефонов — я звонил, говорил, что так делать нельзя. Но все уходили от ответа. В общем, как священник, как человек я выразил свою позицию на свой странице в Фейсбуке и очень надеялся, что этого не произойдет.

Но когда появились первые фотокадры с «парада», я просто плакал в пустом кабинете перед монитором ноутбука. И написал те слова, что Донецк в этот день умер, которые потом через какое-то время мне припомнили.

Нет, прямых угроз не было, стоит отдать должное. Была какая-то полуправда, общий гнетущий фон, когда ты понимаешь, что ты не в своей тарелке.

Так или иначе, со временем мне все равно пришлось бы взаимодействовать с кем-то из новых властей. Я не ставил себе задачу партизанить или саботажничать, потому что считаю, что священник не должен этим заниматься. И, как говорит моя жена: "Ты не умеешь врать, у тебя все отношение к человеку на лице написано..."

Пришло время выбора. Я сделал для своих прихожан все, что мог — всем помог оформить пропуска из «зоны АТО», специально ездил для этого в Великоновоселовку, оформлял для старушек пропуска на специальном сайте. Из-за войны постепенно закрылись все издательские епархиальные проекты, в которых я участвовал. Мы смогли достроить домовой храм в «Донецшахтопроходке», где я тоже был настоятелем. Выехала моя семья, и я принял решение, что пора ехать мне, это было в октябре 2015 года. Дальше решил чисто технический вопрос — переход в другую епархию.

- Неприятный, наверное, вопрос, но как бы прокомментировали случаи, когда кто-то из священников УПЦ МП повели себя не как священники, не как граждане Украины, а призывали к предательству, благославляли боевиков?


- Есть несколько мифов о Церкви, и одно из заблуждений - это то, что высказывания одних священников являются мнением всех остальных. Природа Церкви — сетевая. Если вы думаете, что в Церкви одно мнение, то глубоко ошибаетесь. Общий у нас только Символ веры. Это то же самое, что сказать, что все пользователи Фейсбука имеют одинаковое мнение, если у них стандартный профиль. Есть, конечно, священноначалие, которое озвучивает некоторые вещи, а есть конкретный человек, его простая приходская жизнь, где он живет своей реальностью, он пришел в Церковь, ища спасения. У нас в УПЦ деление не на проукраинских и пророссийских. У нас совершенно другие категории и классификация - есть сельский батюшка, есть городской, есть образованный, есть необразованный, есть откровенные коммерсанты и есть нестяжатели, которые готовы все отдавать, есть молодые активисты и созерцательные старцы.

Но есть и люди, да, они есть, я не отрицаю, которые решили проявить свою политическую позицию в новых условиях, забыв, что у них есть сан и обеты, которые они давали перед Евангелием и Крестом. Таких человек 10-15 наберётся во всей Донецкой области. Плюс ещё «гастролёры» из России, часто заштатные или запрещённые в служении, эдакие православные «солдаты удачи».

На самом деле Православной Церкви на Донбассе очень непросто. Потому есть колоссальные ожидания от новых «властей» непризнанных республик, но Церковь не отвечает этим ожиданиям. Им бы хотелось встроить Церковь в некую государственную структуру, но этого не происходит. То есть на территории, неконтролируемой украинской властью, по-прежнему действует Украинская Православная Церковь — и все. Священноначалие сохраняет довоенную структуру церковно-государственных отношений – «Церковь отделена от государства» и всячески противится вмешательству во внутренние дела церковных общин.

Причем границы епархий не поменялись, они не совпадают с картой Минских соглашений. Духовенство находится на своих местах, совершаются богослужения, требы. Есть небольшой отток, кто-то уехал в Украину, кто-то в Россию, кто-то уже 2 года ездит туда-сюда к своим семьям, но 90% духовенства остаются на своих местах. Мотивы, понятно разные, кто-то адаптировался к войне, кому-то банально просто некуда ехать.

Никто ведь не даст гарантий, что на новом месте у священника будет приход, и где будет жить его семья, а как правило, священники многодетные. Кто-то готов с этим мириться, а кто-то нет. Начальство это все принимает как некую данность.

К сожалению, я так и не встретил за время вооруженного конфликта на Донбассе толковой аналитики по религиозной ситуации в регионе. Именно аналитики, а не пропагандистских штампов с полуправдой.

- У боевиков есть подразделение, которое называется «Русская православная армия», почему Церковь публично от нее не дистанцируется?


- Я лично, будучи пресс-секретарём Донецкой епархии, общался со священником, который по личной инициативе пришел к этим людям с намерением их окормлять. Ну так они его, мягко говоря, послали. Вот батюшка-инициативщик и сокрушался по этому поводу. То есть у этой «РПА» нет священников, это какая-то парадоксальная структура. О том, что Церковь не имеет к ним никакого отношения, на самом деле неоднократно официально заявлялось от имени отдела внешних церковных связей УПЦ. Включены ли они теперь в структуру "ВС ДНР", мне сейчас не известно. Это не предмет моих каждодневных переживаний. Но описанный мною случай имел место.

- Использовала ли Церковь свое влияние, учитывая авторитет русской православной церкви на востоке, чтобы постараться предотвратить конфликт, четко высказаться в храмах?.. Вот на Майдане священники православные вышли, и всеми был отмечен этот шаг как позитивный...


- Сослагательного наклонения история, как известно, не знает. Кстати, мне лично бы хотелось стать там, на Грушевского, между сторонами, думаю, если бы там было много священников, может, сложилось бы по-другому. Но, увы, все пошло иначе…

В Донецке есть своя специфика. Дисциплинированность донецкого духовенства помогла избежать на тот момент худших событий.

В каких-то вопросах нас, духовенство, просто не слушали. Мы оказались не в струе политического потока. Тогда пришли другие люди. В Церкви тоже есть много течений, которые, кстати, были осуждены на Соборе в Крите. Я говорю о фундаментализме. Есть люди, формально принадлежащие к Церкви, но их убеждения далеки от христианского идеала.

Речь идет о политическом православии, о так называемом царебожье, борцах с идентификационными кодами и т.п. Эти люди очень активны, у них есть свои группки, которые периодически хотят быть на виду. Я, кстати, говорил еще два года назад французским журналистам и ОБСЕ, что для православия сейчас время серьезных испытаний. Как в свое время в Чечне представители радикальных групп ваххабитов фактически подставили ислам тем, что произносили какие-то лозунги, которые противоречили сути исламской этики. Создался негативный образ мусульман. Подобные действия православных фундаменталистов сыграли злую шутку и с УПЦ.

Есть такое понятие - коллективная ответственность, оно свойственно примитивным сообществам. Конечно, в условиях войны, мы, наверное, деградировали, упростили многие понятия и стали напоминать в некоторых вопросах отношения к законам, верховенству права и т.д. эти самые примитивные сообщества. Не могу сказать, что мы втягиваемся в средневековье, но эта коллективная ответственность распространилась на отношение к Церкви. «Согрешил батюшка – пусть отвечает вся Церковь», но так нельзя.

Кстати, в Луганской области был такой случай, когда заштатного митрополита, владыку Иоанникия, который страдает болезнью и уже давно не управляет епархией, а просто находится на покое, привезли на инаугурацию Плотницкого, дали в руки иконку — «благослови». А архиерей даже не знает, кто перед ним, зато картинка для СМИ получилась красивая.

Тут такая тонкая вещь — сами-то они (боевики — ред.) понимают, что их не сильно жалуют. Были факты, что не найдя поддержки у местных священников, они вынуждены были прибегать к услугам заштатных священников из России. Есть такой «игумен Афанасий», который весной 2014 года приехал захватывать Донецкую ОГА, считая это своим долгом. Вместо пользы принёс вред.

Священник не может отказать в исповеди, венчать, если люди православные, или крестить детей. Я и венчал, и крестил, и исповедовал и "ополченцев", и участников АТО. Но освящать оружие — это без меня. Не могу и все. Сегодня даже в моих проповедях вы не услышите ничего милитаристского. Хотя до войны я любил общаться с бывшими военными и надевать на даче камуфляж и берцы, чтоб удобнее было работать. Так что считайте меня пацифистом…

- Привыкли на новом месте, статус переселенца получили?


- Как священник, который старается быть полезным приходу, и зависим от него, в быту я вполне адаптировался. Есть люди, которым гораздо хуже.

Угнетает, конечно, нерешенность статуса «переселенец». Вот кто-то мне говорит, а зачем вам, батюшка, избирательные права? Я уже 18 лет священник. И все эти 18 лет я плачу налоги, и считаю что это нормально. Мне не стыдно смотреть людям в глаза, я гражданин этой страны, и вообще у меня есть свое мнение по этому поводу — избирательными правами должен владеть только тот, кто работает, т.е. налогоплательщик. А сейчас получается, есть стигмация, только потому что человек из Донецка, он не участвует в жизни громады, где живет сегодня.  Вокруг происходят какие-то процессы, а ты чувствуешь себя лишним. Так не должно быть.

- На Ваш взгляд, каковы политические перспективы «республик», вернется ли туда украинская власть и ментальность?


- В условиях войны все очень радикализировались, и у дончан есть большая обида. Особенно за бессмысленные обстрелы. Как это преодолеть - не знаю. Будет ли это политическим заявлением, но, по-моему, при нынешней власти в стране этого не произойдет. Нужны новые люди, сильные и добрые. Наша власть сегодня выдает свои мысли за мысли всего украинского народа. И то, что видится из Донецка — официальная власть должна предложить нечто, выстроить так отношение к своему народу, чтобы люди хотели жить в Украине, а не выживать. Тогда и те, кто живёт в Донецке, повернутся в сторону Украины.

- Ну Вы же понимаете, какая там пропаганда...


- Пропаганда пропагандой, но нельзя сказать, что дончане полностью «зазомбированы». Есть же миграционный процесс, едут туда, едут обратно. Многие понимают, что Украина такая же, как и была, это наша страна. Но вот даже если судить по отношению к переселенцам, то это показывает, что ничего в стране, к сожалению, не поменялось по отношению к людям. А ещё у дончан есть простые вопросы, на которые очень сложно ответить. Например, если Донецк оккупирован российскими войсками, то почему на украинских блок-постах проверяют не крепких мужчин с российскими паспортами, а всех подряд от малолетних детей до 90-летних старух? Причем всё это на жаре, без надлежащих санитарных условий и т.д.

- Вернетесь ли Вы в Донецк?


- Я не буду загадывать, но если Донецк скажет, что им снова нужен Гуляев, то я вернусь…

- Прямо сейчас?


- … Я свободный человек, я ценю свою свободу, я не уехал на второй день, я честно оставался там 1,5 года под обстрелами. Я пристроил всех, кого мог, завершил все проекты, простился с теми, кто простил меня, но нельзя вечно тянуть мертвую лошадь, потому что она когда-то была хорошей.

Кроме того, у священника есть своя малая церковь — это семья, и я как ее глава не могу подавать соблазн своим детям и жене. Я не могу разрушить семью ради того, что кто-то решил остаться в Донецке, хотя половина моего прихода уехали, и я сегодня знаю, кто и где находится, общаемся, помогаю. Да, хотелось бы, чтобы все было по-старому, но произошло то, что произошло. Я считаю, что виноваты обе стороны. Ситуацию упустили в Киеве, а донецкие заигрались и доигрались...

- Сегодня УПЦ МП проводит Крестный ход за мир в Украине, это своевременная идея?


- Идея сама по себе замечательная, это очевидные вещи, которые нужно делать – всеми силами приближать мир. Понятно, что идеально это было бы сделать еще в январе 2014 года. Возможно, это должна была быть «сидячая забастовка» со стороны духовенства и мирян с постом и неусыпающей Псалтирью. Почему наша Церковь на тот момент оказалась не дееспособной, почему Бог так допустил, возможно, это наказание Божье, как и война, но сейчас мы выкарабкиваемся из этого состояния. Правда, если этот Крестный ход станет шествием на Голгофу, я пойду с этими людьми, так, как я был готов пройти с «парадом» военнопленных в Донецке. Как христианин буду с теми, кто унижаем и гоним.

62.ua

Теги: