Religion.in.ua > Актуальний коментар > Завтра была война

Завтра была война


29 03 2017
Этот небольшой текст - не о том, что будет, а о том, что было. Но параллели между прошлым и настоящим думающий человек проведет сам - слишком уж они очевидны. И последствия того, что происходило в Германии ровно сто лет назад и того, что происходит вокруг Крыма сейчас, могут быть очень похожими - для всей Европы и даже за ее пределами.

Этот текст - о формировании военной идеологии Кайзеровской Германии накануне первой мировой войны, и как в ней поучаствовали немецкий идеализм и немецкое богословие. Именно они стали двумя важными источниками идеологической подоплеки вступления Германии в первую мировую войну.

Один из самых ярких полководцев Германской империи и ее сооснователь фельдмаршал граф Гельмут фон Мольтке (1800-1891) как-то выразился: “Вечный мир - это мечта, и не самая прекрасная. Война - часть Божественного миропорядка. В ней находят развитие самые лучшие человеческие добродетели: отвага, самоотверженность, верность долгу и готовность принести в жертву собственную жизнь. Без войны мир погрузился бы в трясину материализма.” В этом высказывании - квинтэссенция развития одного из направлений немецкого идеализма и немецкой теологии, которое оказалось чрезвычайно востребовано в том кругу немецких деятелей, которому принадлежал фон Мольтке. Два основных посыла этого направления - война имеет оправдание и даже необходима, если она ведется ради возвышенных целей. И самая возвышенная цель - это борьба с заблуждениями соседних народов и их недостаточной “духовностью” - верностью Духу (der Geist).

Для Германии таким народом была прежде всего Франция, зараженная, по мнению немцев, вирусом республиканства - “демократии”. Победа Пруссии в Франко-прусской войне 1870-1871 годов стала для нее знаком избранности - того, что Бог предопределил ей быть “молотом Божиим” в истории, поставил ее в центр “истории спасения” (Heilsgeschichte) европейских народов. Эта победа позволила Германии совершить, по выражению немецкого историка Мартина Грешата, “квантовый прыжок” из бездушной “национальной индустрии войны” (так в XVIII веке выразился о Пруссии граф Мирабо) в мессианское государство. В этом государстве жизнь каждого гражданина и его права оказывались подчинены высшей цели, и государство было воплощением этой цели и наиболее полной манифестацией того, что Гегель называл Zeitgeist.

По самоощущению этого государства, оно находилось в окружении врагов, которые не могли понять и принять его высокой миссии - в силу своей развращенности, и поэтому этому государству приходилось рассчитывать лишь на свою армию и флот. При малейшей возможности этой государство считало себя вправе нарушать международные договоренности, поскольку у него была высшая цель и высшая авторизация - от Бога.

Церкви Германии всячески поддерживали это “самоощущение” немецкого народа. К 1914 году сформировалось то, что Карл Хаммер назвал “немецкой теологией войны” (Deutsche Kriegstheologie). По оценке исследователя Джона Мозеса, большинство немецких богословов перед 1914 годов поддерживали военное мессианство Германии, включая таких авторитетов как Альбрехт Ричль и Адольф фон Гарнак. Несколько поколений теологов, начиная с Фридриха Шлайермахера, который считал, что в войне с Наполеоном Бог был на стороне Пруссии, развили мысль о Богоизбранности немецкой нации (Ausgewähltheit). От Шлайермахеровской идеи о том, что Бог был с немцами в самые высокие моменты их истории, богословы перешли к убеждению, что само немецкое государство есть божественное установление.

Патриотизм как безусловное оправдание государства стал постулатом практически религиозным. В 1902 году Кильский богослов Отто Баумгартен опубликовал проповедь, тут же ставшую чрезвычайно популярной: Jesu Patriotismus. Здесь он доказывал, что религиозный долг каждого становиться выше своих индивидуальных интересов и быть готовым отдать все за родину. Его коллеги всячески поддерживали Weltpolitik - колониальные и империалистические устремления Кайзера Вильгельма и наращивание ради этого военной и морской мощи Германии. Некоторые, как например Фридрих Науманн (1860-1919), пытались объединить идеи немецкого национализма и социализма. Науманн полагал, что борьба Германии за лидирующие позиции в мире в условиях конкуренции империй должна иметь ценностное оправдание, die Ethisierung der Machtkämpfe.

Еще один авторитетный богослов того времени, Фердинанд Каттенбуш (1851-1935) в своем памфлете Das sittliche Recht des Kreiges (Нравственное право воевать) ради оправдания немецкого империализма предложил своеобразную герменевтику слов Христа о любви к ближнему. По его словам, отдельно взятые индивидуумы, живущие в этом мире, не могут в полной мере реализовать заповедь о любви. Тем не менее, в доступной каждому мере дух любви к ближнему может быть осуществлен христианином в его желании исправить ближнего. А это возможно делать и принуждением. Если требуется исправлять ближних в большом количестве, то тогда можно и нужно применять военную силу. Военная сила, примененная ради исправления недостатков и грехов ближнего - это, согласно Каттенбушу, и есть исполнение Христовой заповеди о любви. Каттенбуш верил, что нации имеют каждая свою душу. У некоторых наций душа поражена пороком, и потому они нуждаются в военной интервенции ради собственного исправления. Немецкая же душа - самая чистая и светлая из всех европейских и потому имеет право судить, кто нуждается в исправлении, в том числе через военное наказание.

Как заключает Клаус Фондунг в своем интереснейшем исследовании Deutsche Apokalypse 1914: “В центре “немецкого апокалипсиса” образца 1914 года лежала концепция войны как трибунала для мира (Weltgericht) - трибунала, на котором Бог судил врагов Германии”. Как Бог судил, мы знаем из последующего развития событий. Мир заплатил слишком дорогую цену за путь от “трибунала над врагами Германии” до “Нюрнбергского трибунала”, чтобы лишний раз не задуматься о значении тех слов и умолчаний, которые сейчас громко или беззвучно раздаются в поддержку войны.

Facebook, 10 марта 2014 г.






Повернутися назад