За последнее время на сайте «Религия в Украине» можно было познакомиться с рядом публикаций о соотношении украинского языка, религии и нации. Александр Саган поднимал тему этно-религиозного комплекса и влияния языка на его формирование, Инна Яворская показывает влияние литературного украинского языка на нациообразование, игумен Феогност в статье «Якою мовою молитися Богу?» и Илья Бей в статье «К вопросу о церковнославянском: что с ним делать дальше?» пишут о функционировании церковнославянского языка в новых исторических условиях. Наконец, недавняя статья Владислава Головина «Хочу «петь разумно», или Что мы теряем с переводом богослужения?» вызвала шквал откликов и комментариев.

Ценностная роль языка в религии и нации

Отметим, что 9 ноября отмечается праздник украинского языка и украинской филологии, при этом украинские филологи в интерпретации  языкового процесса упускают несколько важных философских и культурологических аспектов. Формирование украинской нации нередко сводится к развитию и институализации украинского языка одного стандарта, что, в принципе, не далеко от истины, но упрощает исторический процесс до филологизации нациообразования и языкового редукционизма. Язык является одним из критериев в определении племени, этноса и нации. И этническая, и политическая нации в своем определении имеют "единство языка". Но всегда ли язык являлся ключевым в определении границ государства и доминирующей идентификации?

Тот же Драгоманов в работе про свободу совести пишет, что до 17 столетия в Европе главным идентификатором было вероисповедание.

Сегодня украинский язык как государственный – безусловно, это вопрос существования Украины. Но было ли так всегда?

В упрощенном варианте украинский язык имеет такую цепь происхождения:

1. Дохристианский период: индо-европейский – протославянский – праславянский;

2. Княжеский период: славянский (древнерусский) + церковнославянский + местные диалекты (племенные + завоеванные неславянские племена);

3. Литовско-Польский период: древнерусский (литовский административный) + церковнославянский + праукраинский + польский;

4. Казацький период: староукраинский (проста мова) + польский + церковнославянский + руський (руська мова, которая в 17 столетии окончательно стала канцелярным, административным языком);

5. От Петра 1 до 1812 г.: украинский (проста мова) + русский официальный + русский простонародный + польский;

6. 19 столетие: проста мова + русский литературный + русский простонародный + украинский литературный + французский;

7. Советский период: украинский + русский + диалекты (западноукраинские);

8. Современность: русский + украинский + суржик + английский.

Данная схема не несет абсолютной научной достоверности, автор составил ее с эвристической целью – для демонстрации нелинейности языкового процесса и его неоднозначности в формировании украинского народа. Разнообразия языков и диалектов, которые использовались украинцами и их предками, является зеркалом гетерогенных процессов на территории Украины, которое отражает этническую, стратификационную неоднородность праукраинского народа.

Если обратиться к этнографическим работам Миклухо-Маклая, то на примере полинезийских народов можно увидеть такую особенность,, как большую диверсификацию диалектов в зависимости от географического расстояния: ближайшие деревни имеют в своих лексиконах несколько различных терминов, при дальнейшем удалении лексикон становится все более различным пока на расстоянии в несколько сот километров туземцы уже не понимают друг друга. Таким образом, в догосударственный период, не могло существовать единого языка, вернее – он существовал только в диалектных формах. Языковая карта Европы от Бискайского залива до Урала – это не обособленные языковые группы, а плавный переход индоевропейской семьи в лексиконе от области к области, что накладывается на языки местных доиндо-европейских народностей и на языки пришлых угорских и тюркских народностей. На такую географическую палитру языков накладывается и стратификация общества – языки элиты и остального населения могли быть как диалектно, так и концептуально разными. Можно пойти дальше и сказать, что элиты говорили на другом языке именно в целях отличия себя от простого народа (отсюда появилось понятие "простой язык"), к тому же часто элита говорила на другом языке, потому что имела иноземное происхождение (ср. франкоязычные завоеватели Британии).

На языковое разнообразие в горизонтальном и вертикальном измерениях накладывается и сегментное языковое разнообразие – церковнославянский язык был гомилетическим, богослужебным, интерправославным (в славянском православии) и языком Библии для всех православных славян. Церковнославянский язык появляется в миссионерских целях и приобретает звание "священного" языка, тогда как на Западе была популярна идея "Триязычия", выдвинутая Исидором Севильским, которая заключалась в возможности трансляции Божьего слова только тремя языками: древнееврейским, греческим и латынью. Против данной концепции обрушился патриарх Фотий, который осудил данные идеи как "ересь Триязычия". Возможно одной из причин этого послужила как раз миссионерская деятельность братьев солунских, которые создавали именно в это время алфавит на основе староболгарского языка.

Идея священности языка настолько же давняя, насколько древни религии писания. Там где присутствует Слово Бога, Аллаха или же какого-либо божественного бытия, всегда ставится вопрос о сакральности языка, на котором обращается Бог. Исторически разводятся понятия "священные языки" и "профетические языки", как видно из названия, то священными называются те языки, на которых были составлены священные писания, то есть: древнееврейский (Ветхий завет, Тора), древнегреческий (Новый завет, Септуагинта), латынь (Вульгата); арабский (Коран), санскрит (Веды), пали (Типитака), Фарси-Зенд (Авеста). В свою очередь, к профетическим языкам относятся те языки, на которых Бог обращался к пророкам: арамейский, древнееврейский, арабский. Конечно, сложно говорить о родном языке Бога, если исходить из концепции его всеведения, скорей всего на священность языка указывает историческая, филологическая традиция.

В христианстве проблема языка поднимается и в Ветхом завете и в Новом завете. Если не касаться вопроса "логосности" христианства, центрального вопроса канона священных текстов, авторства, то есть многочисленных вопросов филологии – науки, которая получила большой импульс из библиеведческих исследований, – а просто обратится к проблеме языка как этнического образования, то в Ветхом завете центральным событием является история  о Вавилонской башню и смешении народов. Не отталкиваясь от исторического объяснения этого события, когда оно объясняется имперских характером Вавилона, использованием "гастарбайтеров", а обращаясь к внутреннему смыслу Библии, то разнообразие языков – это наказание за желание (гордыню) добраться до Неба и разрушить взаимопонимание людей. Если обратититься к гумбольдтовскому определению языка как институализированной картине мира или к теории языковой относительности Сепира-Уорфа, то получается, что Бог создал неисчерпаемый мир смыслов, на которые не хватит и тысячей жизни, чтобы их познать. Священные языки, искусственные языки (Эсперанто как проект Бахаи, например) – это, на самом деле, тоска по праязыку. Логика сторонников единого языка, использования одного священного языка (в первую очередь, латынь) заключается в следующем: обращение ко Христу – это возврат к адамовым временам, в догреховность, что в лингвистическом плане подразумевает использование одного языка для одного народа – христианского (народ как сакральная общность), например, латынь или русский.

Но в самом христианстве, в Новом завете, сами лингвистические вопросы разрешаются в нисхождении Святого Духа, в пятидесятнице: посвященные обретают дар говорения на других языках (глоссалалейн с греч.: глосса – язык, лалейн – говорить). Таким образом, первые христиане через благодать от Святого духа преодолевают вавилонское смешение языков. Существует три концепции глоссолалиев: 1. апостолы обрели дар говорения иностранными языками, 2. апостолы говорили на своем языке, но понимали их все иноязычные, 3. апостолы говорили на "другом" языке, в смысле не на человеческом, а на "ангельском". Если третья концепция ключевая в харизматических неопятидесятнических церквях, то классической версией все ж таки принимается первая теория – апостолы заговорили именно на известных человечеству языках. Также, словами ап. Павла "ни еллина, ни иудея", снималась (в идеале) этнорелигиозная связка, которая в истории культуры известна как язычество. Хотя иудаизм не относится к язычеству, но тождество еврея и иудея сложилось исторически.

Благодаря статье А.Н. Сагана, можно ознакомиться с образованием этнического православного комплекса в Древнерусском государстве. Не вдаваясь в детали образования двоеверья, христианско-языческого синкретизма и т.д, можно сосредоточиться на языковых аспектах прихода-принятия христианства на территории Украины. Хрестоматическим является определение, что христианство принесло новые смыслы в старые праздники и культовые особенности, С.С. Аверинцев в своей энциклопедической статье "Христианская мифология" показывает, что в каждом конкретном этносе христианство трансформировалось в соответствии с языковой картиной мира. Говоря аппаратом М. Хайдеггера, христианство в новообращенных странах язычило язычеством, то есть до каждого нового члена Церкви христианство обращалось категориальным аппаратом язычества. Но, вытеснив старые смыслы новыми, христианство использовало язык (язык как понятийный аппарат) опять таки язычества. Смех или неприятие, которые вызывают африканские христианские культы, не был бы настолько распространен, если бы люди понимали, что формирование православного христианства на Руси или католицизма в Европе это абсолютно идентичные процессы с христианизацией Африки или Амазонии. С точки зрения христианина первых веков, наше православие вызывало бы те же чувства, что и африканское христианство. Применив когнитивный подход к принятию христианства в Киевской Руси, мы можем говорить, что христианство столкнулось не только с новым языком, оно столкнулось со связкой язык-сознание, и, проходя через когнитивные механизмы славянина, приобретало новые значения. Грубо говоря, христианство – это символ, который приобретает значения в зависимости от индивидуальных особенностей (опыт, язык, культура, ментальные структуры) реципиента, не теряя при этом своего смысла.

Опять же, ключевым становится вопрос использования этнических языков: католицизм не рискует запустить механизм полисемиозиса  христианства на территории Европы переводами Библии на европейские языки и делает это за счет утверждения единого богослужебного, научно-теологического, литературного языка – латыни. Наверное, это будет слишком упрощенно, но Реформация и трансляция христианства на этнических языках – это гомогенный процесс. Православие получало свою "реформацию" в каждом конкретном случае, в каждой новой языковой среде. Но, в отличии от протестантизма, православие не нуждается в догматических реформах в каждом этническом случае. Свой протестантизм Русская Церковь получила в 18 веке, когда появляются христовщина, скопчество, одной из причин чего послужила, по мнению крупного исследователя вышеупомянутых сект А.А. Панченко,  Елизаветинский перевод Библии.

Церковнославянский язык, с которого мы начали экскурс в проблематику, повлиял на формирование как русского (в большой мере), так и украинского (в меньшей мере) языков. Миссионерствуя на понятном славянам языке, Кирилл и Мефодий надеялись на создание своеобразной латыни для Славянского мира. И, в какой то мере, им это удалось. Церковнославянский язык, влияя на языки всех православных стран, постепенно консервируется и становится менее понятным для населения. Но меняется отношение к богослужебному языку. Если, в период распространения христианства, на первом плане была именно понятность и доступность текста Библии народу, то с окончательного утверждения христианства на Руси, церковнославянский язык как-будто бы освящался своей непонятностью. То есть превалирование обрядовой чистоты над пониманием обряда снимает вопрос об использовании разговорной или литературной формы русского языка в пользу церковнославянского языка, как одного из элемента христианского обряда, который не может рассматриваться в отрыве от традиции, поскольку одна из функций обряда это коммуникация между поколениями и подтверждение социальной идентичности.

Хотя, безусловно, и украинский, и русский также влияли на изменения церковнославянского языка. Современные исследования показывают достаточно большой процент прихожан – противников перехода богослужения на родной язык: "Как, служба будет идти на том языке, на каком я с соседом ругаюсь?!". С точки зрения социологии религии, можно говорить о том, что сохранность церковнославянского языка в церкви – это геттоизация православия, сведение его к традиционализму. Хотя, в данном случае, автор не претендует на полноценное освещение вопроса. Вопрос о языке богослужение должен приниматься экспертным православным сообществом, но составить две модели можно и сейчас: 1 модель – остается церковнославянский язык, 2 модель – богослужение РПЦ переводится на местные языки. Некоторые моменты освещает игумен Феогност, но не надо забывать про цивилизационный проект Патриарха РПЦ – "Русский мир", что не может не требовать единого богослужебного языка на едином православном пространстве. Многие говорят про этнофилетизм или, даже, национализм "Русского мира". Без сомнения, "Русский мир" отходит от "чистого" христианства (было ли оно когда-нибудь), но все-таки "Русский мир" это как "Исламизм" – этно-политико-религиозно-ценностной проект. То есть в одной концепции происходит сжатие всех концепций организации общества: нация, религия, культура. Конечно, "Русский мир" выгоден Кремлю. Что он может предложить православной Европе, когда господствует идея нация-государство, напирать на те идентификаторы, которые одинаковы – религия, ценности, (и День Победы) поэтому РПЦ сейчас невыгодно переходить на русский язык богослужения.

Если отталкиваться не только от христианства, но и от таких великих религий как Ислам и Индуизм, то языковые аспекты там играют также не последнюю роль. Ислам последовательно придерживается одного профетического и священного языка, языка пророка – арабского. Коран считается священным только на этом языке, и все ритуальные действия проводятся только на этом языке. Распространение ислама способствовало распространению и арабского языка. Современный исламский мир, с точки зрения языковой карты, является проектом трех языковых групп: арабской, персидской, тюркской, что порождает различные правовые (таррикаты), богословские, политико-религиозные течения. Каждая из этих групп образовывала свои политико-религиозные образования: халифат, султанат и и.д. При иранской династии институт халифата почти сводится на нет, а при османах султан и халиф – это один и тот же человек. Но при этом не изменяется роль арабского языка в культе. Табуированная непереводимость Корана на другие языки заставляла проводить либо политику арабизации, как средства утверждения арабо-исламского господства, либо, в случае преобладания неарабского этноса, недоступности чтения Корана большинству населения. Это порождало большое внимание и почет к ученым людям с одной стороны, с другой стороны, это приводило только к ритуальному заучиванию основных сур, необходимых для молитвы. Исламская догматика не трансформировалось в зависимости от языковых сред, куда попадал Коран, но также как и христианство, ислам имеет свои этнические измерения. Поэтому такое внимание у неарабских мусульман  к традиционным системам права – шариату. И, возможно, (авторское мнение), застывание и консервирование ислама происходит тогда, когда с главной арены мусульманского мира уходят арабы и приходят тюрки, которые в массе своей не владели арабским, а переводить для богослужебных и миссионерских целей мусульманские священные тексты не разрешено.

Еще одной интересной иллюстрацией роли языка в религии является индуизм. Сами тексты – Веды имеют сверхъестественное происхождение, они навеянные (шрути) и устно перенесены преданиями мудрецов до периода Кали-юга, когда и зафиксированы письменно. Санскрит, язык вед, приобретает священное значение. Чтение Вед, также как и чтение Торы – это космогонический акт. Если чтение Торы в определенной обстановке – это постоянное напоминание народу Израиля о его бедствиях, причинах и путях спасения, то мы можем говорить и о социальном конструировании. Под социальным конструированием автор понимает действия (в данном случае символические), направленные на самосохранение общности. Чтение текста – это речь, язык в действии. Магичность слова, которое вызывает к жизни реальность, четко характеризует термин "брахман". Всем известно, что брахман – это бог-универсальный принцип, религиозный текст, жрец. Этимология слова брахман раскрывает первоначальное значение: брахман – сильное слово. Таким образом, "сильное слово" эволюционирует в понятие "универсальный принцип, бог", источником сильного слова является жрец из варны браминов. Брамины (источник речи) постулируют в определенной обстановке универсальный принцип, что ставит браминов выше индуистских богов, которые подчиняются этому принципу. Засвидетельствовано, что брамины грозились богам нечтением священного текста в случае каких-то форс-мажоров.

Понятно, что только на языке священного текста возможно ритуальное чтение, также как и в чтении Торы, Корана, человек находится в сакральном лингвистическом пространстве и его звуки это не просто сотрясание воздуха, а космические акты. Этимологический анализ слова religio кроме классических определений "благочестие" и "восстанавливать связь"  предлагает вариант "читать".

Язык и нация: Как показывает история, из священных языков только арабский язык стал национальным языком. Также примечательно национальное конструирование евреев через обращение к ивриту (Бен-Йехуда). Национальные государства возникают в Новое время. Конечно, современная гуманитаристика говорит, что национальное государство это нововременной проект. Нация (не важно: этническая или политическая) – очень удобный инструмент организации общества на современном этапе истории. Ключевым критерием по определению нации является язык, о чем мы и говорили выше.

Нацией в средневековом университете называли студенческое землячество. Поскольку в Средневековье главным маркером идентификации были стратификация (классовость) и конфессиональность, то вопрос национальной идентичности играл второстепенную роль. Говоря про карту средневековых государств, можно сказать, что границы государства заканчивались не там, где заканчивался язык, а там, до куда мог доехать князь или король и встретить соседнего князя. Например, Киевская Русь – это такое образование, которое сформировалось возможностью княжеской дружины (не важно какой этнической принадлежности, хазарской, варяжской или славянской) держать в подчинении окрестные племена (летописные племена), не говоря уже про народы, находящиеся на ступень ниже в культурном развитии (чудь, мерь, весь). Если на Западе князь встречался с польским королем, где-то там и определилась граница, а на Северо-востоке лежали бескрайние просторы, что делало границу там отсутствующей. Это отображается в функционировании нескольких языков в Киевской Руси, а именно: естественное диалектное разнообразие простого народа, использование какого-то одного законсервированного языка в управлении (язык господствующего этноса), священный (богослужебный) язык. Язык господствующего этноса в Украине 17 века хорошо иллюстрируется простонародным обозначением "ляхи". Дело в том, что ляхами называли не поляков, а панов-землевладельцев, несмотря на их этническую принадлежность. Отношение к простому языку со стороны казацкой элиты конца 17 века – старшины, можно увидеть на примере литературы, казацкие поэты составляли стихи на польском языке, он считался красивее и более приспособленным для выражения прекрасного. Поэтому нельзя говорить о "запроданстве", просто идея литературного национального языка появится намного позже.

С появлением абсолютизма и постреформации, на первое место выходит языковая (синонимично до этнической) идентификация. Нация – это те, кто говорит на одном языке. Поэтому, не язык – национальный проект, а нация – языковый проект. Вернее сказать, на основе одного языка в Новое время конструируется нация, а следствием этого является появление литературного языка. Когда Иван Котляревский писал на украинском языке, он не думал, что он пишет на литературном языке – это было писательская игра: "а напишу-ка я на языке, на каком крестьяне разговаривают". Многое он дополнил и в лексикологическом и в грамматическом плане, но, в целом, задумка удалась и Котляревский здорово повеселил Петербург – так, как сейчас нас веселит Лесь Подеревянский.

Ни в коем случае, автор не хочет показаться украинофобом. Любая нация – это языковый конструкт, который наполнен и другими категориями. Французская революция утверждает идею политической нации (так же как и США), отвергая этническое происхождение "гражданина". Французский язык – это идентификатор французкости. Но тогда же были заложены другие принципы государственного конструирования – происходит приватизация языковой принадлежности. Европейский союз является примером наднационального конструкта, который основывается не на языковой или религиозной принадлежности, а на ценностной идентификации, что зафиксировано в Берлинской декларации и в Стокгольмских критериях. То есть европейские государства в истории – это и религиозные образования, и языковые образование, и ценностные образования.

Украинский язык, как и все другие языки, проходит сложный путь эволюции и он не находится в конце этого пути. Суржик является естественным продуктом синкретизма нескольких языковых сред. Его можно оценивать негативно или позитивно, но он выполняет ту роль, которую когда выполняла "проста мова", то есть средством общения простого народа. Русский язык является не просто конкурентом украинского языка, он имеет неоспоримо большие преференции в силу исторических особенностей распространения и современных средств массовой информации. Лозунгирование и призывы любить украинский язык не имеет под собой фактической деятельности: создания качественной литературы, кинопроизводства, популяризации и т.д. Можно обратиться к опыту японского языкового национализма. В Японии существует культ языка, многие исследователи указывают на то, что после Второй мировой войны, языкизм – как идеология, сконструированная вокруг японского языка, заменил милитаризм, политический синтоизм. Сильный монолингвизм Японии закрепляется на государственном уровне: существуют праздники, посвященные японскому языку; по выходным крутятся передачи, посвященные истории языка и т.д. Любовь к родному языку надо воспитывать и показывать примером.

Путем языковой идентификации пошел и Пакистан, который начал культивировать язык урду на противовес хинди и арабскому. Чувствуя свой партикуляризм по отношению к Индии, Пакистан не мог пойти и по пути исламизации, наилучшим выходом оказалось конструирование нации вокруг язака урду. На него были сделаны переводы и религиозной литературы, и светской. И недаром в пакистанских кругах поднимается вопрос о снятии исключительности арабского языка в Коране.

Язык является не только способом коммуникации и, даже, не картиной мира, он является маркером социальной идентичности, несет в себе часть человеческой природы. Взаимосвязь этнического и священного языков находится не только в плоскости использования языка, но и ценностных измерениях языка. Место языка в культуре четче артикулируется в религии, чем в науке. Религии понимают не только коммуникативные, а и когнитивные, аккумулятивные функции языка.

Стремление вытеснить священные языки из их естественной среды обитания – религии – появилось под влиянием культурных тенденций последних 500 лет. Автор не утверждает о неправильности позиции признания богослужения на родных языках, но все-таки религиозное сознание, которое постулирует мир сакральный и мир обыденный, мирской, не очень легко смирится с использованием одного языка, который будет одновременно и разговорным, и богослужебным.

Рекомендуемая литература:

  1. Алпатов В.М. Япония: язык и культура. – М. "Муравей". – 2003.
  2. Богачевська І.В. Християнська наративна традиція: методологія філософсько-релігієзнавчого дослідження. К.: Світ Знань, 2005. – 235с.
  3. Бородай С.Ю. Др.-инд. brahman: границы мифопоэтического и философского.  – [електроний ресурс] – режим доступу до статті: https://sergey-borod.livejournal.com/10630.html
  4. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов./ Пер. с анг. А.Д. Шмелева. – М. Языки славянской культуры, 2001. – 288 с. – "Язык. Семиотика. Культура. Малая серия)
  5. Вдовиченко А.В. Дискурс-текст-слово. – М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословського института, 2002. – 288 с.
  6. Выготский, Л. Мышление и речь: Сборник/ Лев Выготский. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА: Хранитель, 2008. – 668, [4] с.
  7. Головащенко С.І. Біблієзнавство. Вступний курс: Навч. посібник, - к.: Либідь, 2001. – 496 с.
  8. Гумбольдт Вильгельм фон. Избранные труды по языкознанию: Пер. с нем.. — 2. изд. — М. : Прогресс, 2000. — 398с.
  9. Драгоманов М.П. Борьба за духовну власть и свободу совести в XVI-XVII ст. – [електроний ресурс] – режим доступу до статті:  https://litopys.org.ua/drag/drag04.htm
  10. Древняя Индия: язык, культура, текст. 1985
  11. Касевич В.Б. Буддизм. Картина мира. Язык. – СПб.: Центр "Петербургское Востоковедение", 1996 – 288 с.
  12. Ересько М.Н. Язык и религия (опыт онтосемантического анализа): монографія. Тюмень: Издательство Тюменского государственного университета, 2007. - 436 с.
  13. 13.  Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: что категории языка говорят нам о мышлении./ Пер с анг. И.Б. Шатуновского. – М.: Языки славянской культуры, 2004 – 792 с. - (Язык. Семиотик. Культура).
  14. Мечковская Н.Б.. Язык и религия: пособие для студентов гуманитарных вузов. – М.: Агентство «ФАИР». – 1998. 352 с.
  15. Панченко А.А. Исследования в области народного православия. Деревенские святыни Северо-Запада России. СПб., «Алетейя», 1998. ISBN : 5-89329-082-0
  16. Панченко А. А. Христовщина и скопчество: Фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М., «ОГИ», 2002 (второе издание – 2004).
  17. Попович М.В. Нарис історії культури України. — 2-е вид., випр. — К.: АртЕк, 2001. — 728 с
  18. Религии мира, 1983: Ежегодник. М., 1983
  19. Русанівський В.М. Історія української літературної мови. Підручник. – К.: АртЕк, 2002. – 424 с.
  20. Сёрл Дж. Р. Философия языка: [електронний ресурс] - https://urss.ru/cgi-bin/db.pl?lang=Ru&blang=ru&page=Book&id=12177&list=15
  21. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. - М.: Прогресс, 1997. - 699 с.
  22. Степико М. Буття етносу. Витоки, сучасність, перспективи. - К., 1998.
  23. Уорф Б.Л. Отношение норм поведения к языку: [електронний ресурс] - https://www.philology.ru/linguistics1/whorf-60.htm
  24. Хайдеггер М. Язык. - [електроний ресурс] – режим доступу до статті: https:// https://lib.ru/HEIDEGGER/yazyk.txt
  25. Хазел Герхард. Дар Языков: говорение на языках в библейские времена и современная глоссолалия. – М.: "Источник жизни". – 1995.
  26. Этноконфессиональные конфликты на Востоке./ Авт.-сост. Сапронова М.А.
  27. Язык и этнический конфликт./ Под ред. М. Брил Олкотт и И. Семенова; моск. центр Карнеги. – М.: Гендальф, 2001 – 150 с.
  28. Austley Jeff. Exploring God-talk: using the language in religion. – London: Darton, Longman and Todd Ltd., 2004.
  29. Campbell James I. The language of religion. – NY: The Bruce Publishing Company, 1971. – 183 p.
  30. Fawcett Thomas. The symbolic language of religion. – Minneapolis: Augsburg Publishing House, 1971
  31. Sawyer John F.A. Sacred languages and sacred texts. – London: Routledge, 1999

Теги: