Отрывок из лекции, которая была прочитана автором в 1855 году. Включена в качестве заключительной главы в сборник Дж. Г. Ньюмена “Идея университета”. Перевод с английского выполнен Александром Ливергантом по изданию: Turner, Frank M., ed., The Idea of a University. John Henry Newman (New Haven & London: Yale University Press, 1996). Copyright © 1996 by Yale University.

... Когда система Коперника начинала обретать признание, какой бы, скажите, религиозный деятель не пришел в ужас или, по крайней мере, не испытал страх, предвидя, какой скандал может разразиться от того противоречия, в которое вступала эта теория с влиятельной традицией Церкви и со Священным Писанием? Все были убеждены, что Земля неподвижна, а Солнце, находящееся в тверди небесной, вращается вокруг Земли, как если бы апостолы полагали это истиной Откровения, не раз говорили об этом и писали. Спустя некоторое время, однако, после длительных споров было сочтено, что по вопросам, подобным этому, Церковь никаких решений не принимала и что физическая наука вправе высказываться в этой области как ей заблагорассудится, не боясь вступить в противоречие с решениями церковной власти. Так вот, помимо того облегчения, какое испытали католики, обнаружив, что к уже имеющимся многочисленным противоречиям им не придется присовокупить еще одно, космологическое, в примере этом содержится аргумент в пользу божественности их религии. В самом деле, если учесть, как широко и как давно определенное толкование этих физических явлений, отразившееся в Священном Писании, было воспринято католиками, тот факт, что Церковь официально никогда этого толкования не признавала, выглядит поистине замечательным. А ведь если посмотреть на проблему с точки зрения обычного человека, то она, казалось бы, неизбежно должна была бы примкнуть к этому мнению. Однако сейчас, с возникновением все новых наук, мы видим, что, хотя Церковь, в соответствии со своим правом и долгом, всегда предпосылала священным текстам пространные комментарии, она никогда не давала этим текстам официальной интерпретации, не придавала им авторитетный смысл, который современная наука могла бы оспорить.

Христианство и научные изыскания

Подобная осмотрительность была вовсе не случайна; скорее, она явилась следствием небесного всеведения, что видно хотя бы на примере, относящемся к темным векам. Когда крестивший германцев Святой Бонифаций, известный своей святостью, но никак не осведомленностью в мирских науках, пожаловался Святому престолу, что Святой Виргилий рассказывает своей пастве о существовании антиподов, Небеса надоумили Святой престол, как в этой ситуации поступить. В результате на сторону ирландского философа Рим не встал, со стороны Церкви это было бы неосмотрительно, однако высказал по этому не вполне очевидному вопросу суждение сугубо философское.

 

Время шло, человеческий разум и общество достигли иного уровня развития, Церковь препоясалась мирской властью, росло число сторонников Святого Доминика. И что же, Церковь себе изменила? Наложила запрет на интеллектуальную активность? Ровно наоборот: то было время университетов, то был классический век схоластов. Не это ли превосходный пример мудрости и терпимости Церкви в отношении философских изысканий? Если и было время, когда раскрепощенный человеческий ум предавался буйству мысли, то именно в ту эпоху. Когда, скажите мне, был человеческий разум более пытлив, более любознателен, более дерзновен, чем в то время?! Какие только вопросы не исследовались проницательными умами тогдашних метафизиков! Была ли хоть одна гипотеза, которая принималась на веру? Хоть один постулат, который бы досконально не изучался, не представал во всей своей наготе? Было ли хоть одно целое, что не разлагалось на части? Хоть одна сложная мысль, которую бы со всей тщательностью и дотошностью не исследовали до самой сути, не разукрашивали, так сказать, во все цвета радуги, дабы представить ее всесторонне, во всей полноте и глубине, покуда она, подобно лягушачьей лапке под мощным микроскопом, не становилась видна в мельчайших подробностях? Повторяю, в этой пытливости было больше от теологии, чем от физической науки; Аристотель был тогда, пожалуй, противником более опасным, чем впоследствии Бэкон. И что, разве Церковь держала философию в строгости? Нет, хотя философия была метафизической и ей подчинялась. Это было время, когда Церковь пользовалась несокрушимым авторитетом и при своей власти могла без труда уничтожить научный дух огнем и мечом, – тем не менее она сочла нужным прибегнуть к логике, к силе аргумента, она сказала: «Есть разные точки зрения, но мои аргументы сильнее». Она послала своих полемистов на арену философских ристалищ. То были доминиканские и францисканские схоласты и величайший из них, Святой Фома, – это он, вооружившись языческой философией, вступил в бой за Откровение в средневековых университетах. И неважно, каким оружием он сражался: истина была одной повсюду. Вооружившись, точно ослиной челюстью, философией языческой Греции, этот Самсон обратил в бегство тысячу филистимлян.

 

Обратите внимание, джентльмены, на очевидное различие между Церковью, обладающей даром высшей мудрости, и даже самыми ее способными, мудрыми и праведными детьми. Подобно тому как Святой Бонифаций решительно возражал против некоторых естествоведческих гипотез, ранние отцы Церкви испытывали нескрываемое отвращение к великому языческому философу, которого я только что упомянул, – к Аристотелю. Не могу назвать ни одного отца Церкви, кто бы отнесся к нему терпимо; когда же в Средние века появились его последователи, их намерения показались столь подозрительны, что была предпринята решительная попытка изгнать его из христианства. Церковь же все это время хранила молчание. Языческую философию она обличала ничуть не больше, чем высказывалась о смысле некоторых текстов Священного Писания, трактующих космологические проблемы. Начиная с Тертуллиана и Гая до двух Григориев Каппадокийцев, начиная с них и вплоть до Анастасия Синаита, с него и до Парижской школы, Аристотель оставался ругательным словом, пока, наконец, Святой Фома не сделал его «рубящим дрова и черпающим воду» для Церкви. Рубил дрова и черпал воду Аристотель лучше многих – и сама Церковь дала санкцию на использование в теологии идей и понятий его философии...

Теги: