Окончание. Начало здесь

Религия в Украине: А как Вы хотели применять полученные знания?

Протоиерей Сергий Овсянников: Я видел себя на преподавательской стезе. Однако это было непросто, поскольку женитьба на иностранке очень быстро закрыла мне многие двери и возможности. Мне практически мгновенно дали понять, что мой отъезд является наилучшим выходом из положения: чтобы я сдал советский паспорт и эмигрировал. То, что я этого не хотел, вызывало раздражение у власть имущих. Для них я был, что называется, занозой в пальце, и что дальше с этим человеком делать, - непонятно. В результате произошла странная история: я преподавал один учебный курс в ЛДАиС и оказалось, что вот Но предмет есть, а часов преподавания для него – нет. но даже этот казус в результате послужил во благо. Потому что, как я выяснил позднее, власти мое нежелание быть священником расценивали, как боязнь влиться в эту иерархическую структуру, хотя на диаконскую хиротонию я был согласен.

И вот я подал прошение и диаконскую хиротонию надо мной совершил будущий патриарх Московский Алексий (Ридигер). Тогда, а это был 1987 год, он был митрополитом Ленинградским и Новгородским. И меня отправили в Вырицу. Это была как ссылка. О преподобном Серафиме Вырицком тогда еще никто не знал и не писал. Это было за сотни километров от Ленинграда, и в этот глухой поселок в советское время ссылали неблагонадежных, с точки зрения власти, людей. В результате там сложился круг очень образованных, милых и интеллигентных людей. Я с удовольствием туда ездил и с радостью служил.


Но потом английские друзья пригласили меня в Лондонский колледж на год – изучать библеистику.  Я мгновенно согласился, но даже не столько ради библеистики, сколько чтобы побыть с вл. Антонием. Я читал все его труды – что можно было достать и легально, и нелегально. Кроме того, я был шапочно с ним знаком. Он приезжал раз в год и проповедовал в Академическом храме. Я знал, что очень хочу служить с ним вместе. Хочу ощутить эту необыкновенную силу служения, попытаться понять, где и каким образом эта сила складывается, где её источник.

И снова был казус: но меня теперь уже не хотели выпускать. Суть претензий власти состояла в следующем: если лондонское приглашение пришло в ленинградскую Академию, то академия сама может выбирать, кого ей откомандировать. «Достойного, как мне подчеркнули, – не обремененного порочащими связями». Ежели это частное приглашение, то путь тот же. «Паспорт на стол и поезжай». И тут мне очень помог митр Минский Филарет, который тогда возглавлял ОВЦС. Это был 1988 год.

Мне стало понятно, что в Ленинграде ничего решить нельзя, все друг на друга ссылаются, показывают пальцем в потолок, моле, решение исходит сверху: «Не пущать!» И кто-то из моих друзей посоветовал: «Поезжай к вл. Филарету, он, может быть,  поможет». А глава ОВЦС  знал хорошо Алениного отца, который был священником на этом Свято-Никольском приходе.

Владыка Филарет выслушал все внимательно, покачал головой, взял телефонную трубку, и прямо при мне начал звонить. И вот я наблюдаю, как лицо его постепенно мрачнеет, вытягивается, и он этому невидимому собеседнику говорит: «Мало ли, что он по молодости да по глупости сделал». По  всей видимости, ему напоминали, что я участвовал в подпольных религиозно-философских семинарах, а мы действительно собирались и изучали творения Отцев Церкви, а поскольку нас очень плотно пасли, естественно, все это было зафиксировано в личном деле. Компромата хватало. Однако, говоря тем языком, вл. Филарет меня «отбил». Поручился за меня, что буду вести хорошо ,не буду выступать с речами, объяснять, что такое советская власть.

И я получил разрешение на выезд на вместе с семьей. Тогда нашей старшей дочери Аглае было уже два года. Мы прибыли в Лондон, и буквально на следующий еень я пошел к владыке в Успенский собор, представился, испросил разрешения вместе с ним служить. Это был январь 1989 года.

РвУ: Много было людей на лондонском приходе?

Много, но меньше, чем сейчас. Потом хлынула волна миграции начала 90-х. и все последующее десятилетие число прихожан росло. При владыке каждого человека знали по имени. Это был самый большой приход РПЦ на Западе. И  я помню всех людей, которые тогда, в начале 90-х гг. прошлого века, были там прихожанами.

РвУ: Чем отличался именно этот приход?

С.О. там было живо ощущение, что Церковь – это община, это люди – не иерархия, а это мы все. В беседах после службы тоже эта тема активно обсуждалась.

РвУ: Чем Вам запомнился митр. Антоний?

С.О. Его сосредоточенность в молитве – это было нечто удивительное. Если попробовать описать это вербально, то мне казалось, что мы восходим на гору и становится холодно. Это – особая прохлада прозрачного горного воздуха. Чувство, что ты поднимаешься грудь наполняется этим чистым холодным воздухом… это чувство молитвы было неподражаемым, и больше нигде это чувство у меня не возникало. Даже в монастыре у о. Софрония (Сахарова),  куда я ездил (Архимандрит Софроний (Сергей Семенович Сахаров) родился 22 сентября 1896 г. в Москве в верующей семье. Эмигрировал в 1921 г. Учился в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже (1925-1926). Постригся на Афоне (1926), где был ближайшим учеником преподобного Силуана Афонского. Иеродиакон (1932). Иеромонах (1941). После тяжелой болезни вернулся с Афона во Францию (1947). Служил в Свято-Никольском храме при Русском доме в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Активно сотрудничал в журнале «Вестник Русского Западно-Европейского экзархата» (Париж). Основатель и первый игумен монастыря св. Иоанна Предтечи в Эссексе (Великобритания) (с 1958 г.). Духовный писатель и иконописец. Написанная и составленная им книга «Старец Силуан» во многом способствовала канонизации в 1987-1988 гг. его наставника на Афоне - преподобного Силуана Афонского. Скончался 11 июля 1993 г. в основанном им монастыре. – А.Д.)

Там практиковали Иисусову молитву. Богослужение длилось два-три часа и полностью состояло из Иисусовой молитвы. Тем не менее, примеров такого чувства высокой сосредоточенности, как у вл. Антония, я не знаю больше.

Что касается общины, то все было очень живое, неподдельное и, если люди старались любить друг друга, то это было естественно.

Вторая значимая черта вл. Антония – он не принимал никакой наигранности в православии. Он часто повторял: «Церковь должна быть столь же бессильна, сколь бессилен Бог». Не потому, что он не имеет мощи, он восходит на крест, он становится человеком. Все это для того, чтобы человек мог ставать богом. Митр. Антоний не позволял никому из этого делать конфетку – «нечто розовое в византийских одеждах». Лепота… он этого не любил, не делал сам, и не позволял никому этого делать.

Поэтому с ним было и легко и тяжело одновременно. Легко – потому что чувство радости от нахождения рядом. Тяжело – потому что постоянное восхождение молитвенное. Следовало неустанно работать над собой. Душа должна трудиться, а ей ведь отдохнуть хочется.

РвУ: Весь этот год в Лондоне вы плотно общались?

С.О. Да. Более того, когда я понял, что священником мне быть, я приезжал к нему, и он со мной индивидуально проводил беседы о том, что такое священство, таинства, исповедь. Ведь главное – не войти в роль пастыря, а отрешить всякую игру, роль, надуманность.

РвУ: Что, по мнению митр. Антония, главное в священническом служении?

С.О. О главном он мне сказал в день хиротонии. Когда за богослужением диаконы подводят  еще своего сотоварища а принимает его уже архиерей. Так вот, митрополит Антоний встретил меня в  царских вратах и сказал: «Сережа, запомни: теперь и отныне ты будешь стоять на том месте, где ты стоять не можешь, где должен стоять Христос. Удивительные слова. Вот это чувство: что тебя не облекают властью и руку целуют, а ты становишься тем служителем, каким был Христос, который мыл ноги ученикам. Так и ты должен подчас буквально мыть ноги каждому своему прихожанину. Пребывать на том месте, где стоять не имеешь права,  – это тоже нелегко.


Я очень благодарен владыке, что я прошел эту школу. В Успенском соборе я прослужил весь 1989 год и практически весь 1990 г. Поскольку вл. Антоний написал в Москву письмо и попросил разрешения у патр. Алексия оставить меня еще на один год. Мне продлили отчасти стипендию в  Лондонском колледже. Получилось полтора года – до 1 сентября 1990 года. 30 сентября состоялась моя иерейская хиротония. И потом два месяца – практика священника.

РвУ: Каковы были ваши дальнейшие шаги? Ведь в этот период начались нестроения в Советском союзе?

С. О. Вл. Антоний снова написал письмо, чтобы мне еще побыть в Лондоне. Ему пришел ответ из Москвы: «Мы не возражаем. Но средства для содержания изыскивайте самостоятельно. Ищите сами способ прокормить священника». И тогда владыка нашел для меня работу в Библейском обществе.

РвУ. Вы служили и параллельно занимались переводами?

С.О. Вначале я продолжал священническое служение в Лондоне. Потом вл. Антоний отправил меня в Амстердам, потому что здесь одному священнику было сложно со всем управляться. Поскольку у него была светская работа, и нужно было также совершать праздничные и воскресные Богослужения. Кроме того, православному приходу в Амстердаме был нужен регент.

РвУ: Но Ваша связь духовная с митр. Антонием сохранилась?

С.О. К счастью, да. Я ездил к нему на исповедь (он был моим духовником) дважды в год. Это очень важно, поскольку исповедь для него и для меня – не просто список прегрешений а поворот, таинство покаяния – метанойя.

РвУ: Вы помните период смуты в Сурожской епархии?

С.О. Хорошо помню. Это было очень драматично – видеть, как выпестованное детище рушится злой волей. Митрополит Антоний всю жизнь вложил в приход и в епархию в целом. Ведь он рассказывал о том, как все начиналось для него в Лондоне: когда приехал, это бы чисто русский эмигрантский приход – человек 200, и все очень пожилые. Кто-то из них сказал, зная, что он из Парижа: «Ты не беспокойся, мы все перемрем, ты нас похоронишь, и вернешься в свою любимую Францию». Но получилось так, что вместо смерти одного прихода владыка создал десятки новых приходов – уже англоязычных. Он часто повторял слова Николая Бердява: «Смысл первой русской эмиграции в том, чтобы умереть так, чтобы на этой крови выросла РПЦ, но уже на Западе». Так и произошло. Отрадно то, что эти люди знали, зачем они умирают.


РвУ: Получается, смерть несет новую жизнь, как в библейской притче.


С.О. Да, «Аще зерно не умрет…» Кстати, эти слова высечены на надгробном камне на могли Федора Достоевского в  Петербурге.

Господь испытывает на крепость любого из нас. Но смириться с этим – не только разумом, но и чувствами - это сложно. Когда трагедия в Суроже произошла, я первое время по глупости думал, что виноват тот или иной человек, что человеческие амбиции сыграли злую роль в этой истории. Позднее, причем совершенно неожиданно, эта история, но в меньших размерах, повторилась у нас на приходе. Появился человек, который попытался устроить раскол в одном отдельно взятом приходе. Организовал свою партию, начал стравливать эти  группы.  Я был ошеломлен. Не мог представить, что у нас такое может произойти. Недоумевал: зачем? Для чего это нужно? Потом понял, что такое роль лукавого в  этом мире. Повторяя слова святых отцев: «В мире действуют три силы: Одна сила Божия, сила света, сила соединяющая; вторая – сила тьмы, разрыва; третья – сила свободной человеческой воли». Каждый день душа должна выбирать, с кем она. Человек не думает, и не хочет, но зачастую выбирает силу тьмы и работает на разрыв. Тогда я понял, что все значительно печальнее потому что в этом и состоит история человеческая. Либо мы соработники Божии и восстанавливаем мир в единении – в себе самом, приходе, епархии. Либо невольно подыгрываем силам тьмы.

РвУ. Как вы преодолели  смуту у себя на приходе?

С.О. Это было до слез обидно. Как и вл. Антонию, мне хотелось плакать и спрашивать: «За что? почему такая участь?». Как и владыка, я начал вспоминать. За что? А зачем Бог должен был восходить на крест – ведь тоже мог бы спросить: «За что?». Но прозвучало другое: «Пусть будет воля твоя, а не моя».  Поэтому первое, что я сделал, я отказался от обвинений этого человек как личности. Раз он невольно игрушка в чужих руках, значит, я должен любой ценой свое раздражение, нелюбовь к нему убрать. Это действительно сложно. Вспомним слова из молитвы перед причастием «первее примирися тя опечалившим»; тут подразумевается не тот, кого ты обидел, а тот, кто опечалил тебя. Вопрос совсем не в твоей (не)правоте. Полагая, что я прав, я поддался этой печали. Меня раздражал этот человек. Но, чтобы уничтожить раздражение, нельзя это изобразить, сделать искусственно. Это надо пережить. А переживать больно.

РвУ: Требует большой внутренней закалки?

Если б не школа вл. Антония, наверное, я бы и не смог. Но зато потом какая колоссальная радость приходит, когда понимаешь, что тот или тот – не враг; он друг Христов, однако поддался слабости, искушению. Но он друг Христов и ты можешь и должен принять его как друга. Это  настоящий праздник.

Я ездил в прошлом году на конференции памяти вл. Антония, которая проходила в Москве. И мне понятно, что главное – не канонизация владыки, использование и воплощение его наследия.  Потому что он учил христианству без иерархичности. Это как пирамида, в основании которой – Христос.

РвУ: Вы пробуете тут, в амстердамском приходе, это воплощать?

С.О. Люди знают, что они несут ответственность за будущность храма и прихода в целом. Ведь для покупки приходского комплекса мы взяли в банке кредит на 30 лет. Поэтому прихожане осознают, что нужно каждую копеечку и зарабатывать, и экономить. Ведь нам никто не помогает – ни Москва, ни Амстердам, ни Голландия, ни Россия.

 У нас есть систематизированный церковный баланс. Каждый прихожанин платит определенную сумму в банк. Причем человек сам определяет, сколько он может пожертвовать. Если уже ты назвал столько, то заплати, потому что мы рассчитываем на это.

Я не знаю никакого другого прихода в Европе, где бы еще так поступали. У нас бюджет храма расписан постатейно. В храмовых и приходских помещениях люди убирают бесплатно. Наоборот, еще свои  средства кладут.

Но есть обязательные вещи, которые надо оплачивать. Коммунальные платежи. Сначала было страшно подумать, что ежемесячно необходимо 1800 евро – это расходы на тепло и электричество. И отопление оплачивается именно благодаря этой системе общей ответственности, когда люди понимают, что от них зависит и настоящее, и будущее всего прихода. Потому что христиансто в своей глубинной сущности - это не парча и пышность облачений, а полнота любви.

Подготовила Алла Дмитрук

Теги: