Диспуты о языке богослужения чаще всего проходят в теоретической плоскости. Перевод сделает службу приземленной, на обыденном или разговорном языке славить Всевышнего – недостойно, считают сторонники церковно-славянского языка. Дискуссии на эту тему бесполезны, подобные утверждения можно проверять только практикой.

В храме Преображения Господня на киевских Теремках некоторые части службы уже давно служат по-украински. Буквально недавно – вечером 8 марта мы с другом молились там на литургии Преждеосвященных Даров. Друзья меня потом спрашивали: как впечатления? За те 12 лет, что хожу в церковь, я успел привыкнуть к церковно-славянскому, но я не почувствовал ни капли смущения, когда прокимны перед чтением Апостола канонарх стал возглашать по-украински. Потом и сам Апостол, и Евангелие читали по-украински. Почему-то все это не резало слух. В общине святой Екатерины, которая служит на Куреневке, некоторые службы проходят на трех языках: церковно-славянском, греческом и украинском. Служба от этого не становится более приземленной.

Украинский – не родной мне язык, хотя и знаком с детства. Но я не понимаю, почему нужно лишать украинцев права молиться на родном языке. Все разговоры о том, что службу нельзя переводить – от непонимания того, кому эта служба нужна. Богу? Разве Он Сам не является в Себе источником всякого блага? Очевидно, что она нужна людям. Тогда необходимость перевода очевидна.

Тем более, что язык молитвы – вопрос второстепенный. «Миллионы людей молились и молятся Богу, и всех их слышит Бог. Не только слышит, но и понимает. И понимает не потому, что Он — полиглот, не потому, что знает все человеческие языки со всеми их наречиями и произношением. Не потому... Язык сердца нашего знает Бог. В этом языке нет подлежащих и сказуемых, причастий и наречий, запятых и кавычек. Но в нём есть то, чем живёт человек: вера, тревога, радость, страх, сострадание. Всё это видит и понимает Бог», - пишет замечательный современный проповедник протоиерей Андрей Ткачев.

Аргумент о том, что язык общения с Богом должен быть иным, чем язык нашего повседневного общения, отдает какой-то интеллектуальной ленью. Как будто вся наша жизнь состоит из двух полюсов – церковно-славянского и языка пьяных скандалов. Наша обыденная речь далеко ушла от литературного русского языка, как суржик не похож на поэзию Лины Костенко. Говорят, вопрос в том, где найти качественные переводы? Почитайте, хотя бы, как переводил Сергей Аверинцев, какие стихи писал Иосиф Бродский о Рождестве и Сретении, как Александр Пушкин поэтично пересказал молитву Ефрема Сирина.

Необорной Воеводе песнь победную,
Избавительнице града речь хвалебную,
Мы в весельи воспеваем, Богородица!
Но, Владычице, всемощная, предивная,
Отвращай от нас напасти, чтобы в мире нам
Воспевать Тебе:
Радуйся, Невесто неневестная!

- так Сергей Аверинцев перевел известный гимн средневекового поэта Романа Сладкопевца.

Есть много других примеров: Херувимскую песнь перевел архиепископ Ионафан (Елецких), и в этом переводе нет ничего от разговорного стиля. Есть хороший перевод Псалтири иеромонаха Амвросия (Тимрота). Когда священник вместо «Горе имеим сердца» возглашает: «Вознесем ввысь сердца наши», - то здесь тоже я не вижу ничего обыденного. Я привожу лишь несколько примеров со своей книжной полки. Уверен, что люди, более серьезно занимающиеся переводами, приведут еще с десяток фамилий талантливых переводчиков.

Доводы, что, мол, с переводом службы мы потеряем что-то важное, разбиваются об один простой вопрос: что мы тогда вообще имеем, если боимся потерять, общаясь с Богом на родом языке? Да, это может кого-то смутить. Что вы говорите, это вызовет новый раскол? Тогда он есть уже сейчас, просто временно не оформлен документально.

И последний вопрос: перевод, как мне кажется, нужен вовсе не для того, чтобы привлечь в храмы тех людей, которые упрекают церковь в непонятной службе. Канон Андрея Критского не станет понятнее даже в самом лучшем переложении. Перевод нужен прежде всего самим церковным людям. Чтобы воцерковить свою жизнь, сделать ближе к Богу свои мысли и поступки. Да, это нужно не всем, да, кто-то может спастись и без этого. Но я лично хочу «петь Богу разумно», то есть так, чтобы, молясь, не переводить в уме каждое слово. Можно бояться того, что мы чем-то унизим службу, а можно надеяться на то, что чем-то возвысим себя. Да и что это значит – унизить и приземлить службу? Разве можно так ставить вопрос в религии, Основатель которой умывал ноги Своим ученикам?

Теги: