Чем интересно творчество Толстого современному человеку, как православному читателю относиться к антицерковным идеям мыслителя и чему христианин может поучиться у него? Об этом мы поговорили с праправнуком Льва Николаевича, ведущим программы «Воскресное время» на Первом канале Петром Толстым

Неперечитанный классик 

— Петр Олегович, большинство из нас впервые узнали о Льве Толстом в школе. А как Вы, человек из семьи Толстых, впервые услышали его имя? 

— Да можно сказать, что в семье мы росли с его именем, чуть ли не с рождения знали, что он наш прапрадедушка. Слава Богу, наша часть семьи Толстых (мой дедушка с братом, мой отец и дядя) вернулась в Россию из эмиграции в 1945 году, сразу после Второй мировой войны. Мы родились уже в России и росли с довольно полным ощущением своей страны, родного языка, своего рода. Мы бывали в Ясной Поляне, держали в руках семейные реликвии. Думаю, несмотря на трагическую историю с вынужденным бегством, потомкам Льва Николаевича удалось здесь, в России, восстановить в семье Толстых особую атмосферу, традиции, живую память о наших предках. Поэтому Толстого мы узнавали, к счастью, не в школе, а в общении с нашими родителями, дедушками, родственниками. 

— Почему — к счастью? 

— С преподаванием Толстого в школе вообще сложная история. Я говорю не только о советской школе, крепко приклеившей к имени Льва Николаевича ярлык «матерого человечища» и «зеркала русской революции». Меня гораздо больше волнует тот факт, что люди после прочтения в школьные годы пары романов убеждены, что все им с Толстым понятно и незачем потом возвращаться к нему и перечитывать. Как говорится в школе, мы «прошли» того-то — то есть «позади оставили». Но, по-моему, люди, которые думают так, очень сильно себя обкрадывают. Потому что в каждом возрасте человек находит у Толстого что-то свое, находит ответы на те вопросы, которых не было, например, у него в 15 лет, но которые в 40 лет становятся жизненно важными. Возьмите хотя бы «Детство», «Отрочество», «Юность». Мне было очень интересно читать эти книги в 14 лет, но перечитывая трилогию сейчас, через нее я осмысливаю уже не только себя — я по-новому смотрю на собственного ребенка, на мои отношения с ним. 

— Как же, по-Вашему, было бы правильно преподавать Толстого в школе? 

— Главное — объяснить человеку, в каких случаях можно обратиться к его произведениям, на какие вопросы можно найти в них ответы. Не надо заучивать наизусть куски текстов. Нужно всего-навсего постараться дать максимально полное представление о том, что стоит читать, когда ты хочешь больше понять себя, найти выход из сложной жизненной ситуации. Школа не должна делать выбор за человека — но должна постараться дать ориентиры для того, чтобы в любой момент жизни человек мог совершить самостоятельный и достойный выбор. 

Вечный ребенок 

— Какое произведение Толстого Вам особо близко? 

— Возможно, «Анна Каренина». Я прекрасно понимаю Набокова, который сказал, что это лучший русский и даже лучший мировой роман. Поразительно, насколько универсальны его герои и поднятые проблемы. При желании каждый может найти в романе себя, своих близких, родственников, друзей. И каждый может вместе с Толстым попытаться найти ответ на вопрос: зачем человек живет, какие ценности для него важны, а какие, напротив, являются ложными и привнесенными? В этом потрясающая сила романа, а вовсе не в том, что, как мы узнаем в школе, Анна Каренина легла под поезд. Потому что все мы, по большому счету, лежим под поездом. Просто главный вопрос — каким человеком ты закончишь свою жизнь, что ты будешь представлять из себя, когда останешься один на один со смертью? 

 

— Какой образ Толстого сложился у Вас после прочтения его произведений, изучения его биографии? Вы можете, как читатель, ответить на вопрос — каков человек, написавший эти книги, каковы его стержневые черты? 

— Толстой прожил очень насыщенную жизнь, какую мало кто может прожить в наше быстрое время. В разные периоды у Толстого были разные, иногда даже противоположные, ценности, взгляды и на себя самого, и на окружающий мир. Однако при всей этой противоречивости есть идея, которая пронизывает всю его жизнь. Это идея о том, что в итоге каждый человек предстанет перед Богом, предстанет один, а не в окружении семьи и близких. А значит — он не должен ни в чем врать себе и другим. Ведь Толстой оставался честным по отношению к себе, оставался им всегда, даже когда заблуждался. Конечно, было в нем и своеобразное бескорыстное самолюбие, была неловкость за неправильно устроенную жизнь. Но вот в чем никогда нельзя было его заподозрить — так это в неискренности. Возможно, эта его черта и заставляет многих сегодня говорить, что Толстой устарел. Мы живем во время, когда люди боятся быть искренними, когда искренность считается признаком слабости. Лучше улыбаться, говорить «I’m fine!», «все в порядке!», даже если за этим «в порядке» прячется трагедия. У Толстого получалось быть искренним, хотя и в его время фальши хватало. Это ощущение возникает не только от того, что он написал, но и от того, как он до самой смерти общался с окружавшими его людьми. 

— Дмитрий Мережковский как-то назвал его «вечным ребенком», имея в виду в том числе и такую искренность Льва Николаевича… 

— Действительно, такие люди до конца жизни как дети. И в искренности своей, и в стремлении всегда чему-то учиться. Понимаете, ведь большинство людей в какой-то момент останавливаются в своем развитии, особенно часто это происходит сегодня. Причем происходит с вызовом: вот, мол, я, такой как есть, меня не переделаешь, поздно воспитывать и так далее. Толстой же был человеком, который никогда не мог стоять на месте, он постоянно пытался «сдвинуть с места» себя, других. Он никогда не мог сказать, что «я хорош, я состоялся, нечему меня учить». 

Искатель счастья 

 

— Другой вопрос, куда Толстой пытался «сдвинуть» себя и окружающих? Вспоминается история из его детства, когда в лесу он искал волшебную палочку, которая осчастливит всё человечество. Но ведь с этим детским желанием всех осчастливить можно по наивности много жизней погубить… 

— Да, и история XX века знает много людей, которые фанатично верили, что знают, как осчастливить человечество. Однако Лев Толстой отличается от них тем, что никогда не считал, что людей можно осчастливить всех сразу, скопом. Он верил в то, что каждый человек способен стать счастливым и уже через каждого может стать счастливым человечество. 

— Проблема в том, что эту веру Толстого многие поняли по-своему… 

— Причем все эти его последователи достаточно долго и злонамеренно спекулировали идеями Льва Николаевича для того, чтобы так или иначе расшатать и без того хрупкое здание русского государства начала XX века. Только я считаю, что прямой вины Толстого в этом нет, хотя многие со мной и поспорят. Он жил своей жизнью и никогда не обращался к массам. Он всегда обращался к отдельному человеку, к самостоятельной личности. А вот идея проповеди массам, навязанная мыслям Толстого учениками и последователями, как раз сильно девальвирует смысл того, о чем писал Лев Николаевич. Весь строй его жизни, всё, что он думал и говорил — ровно противоположно тому, что потом начало происходить в нашей стране. Да, честно скажем, Толстой этому поспособствовал. Но хотел ли он этому способствовать? Уверен, что нет. 

Снова скажу: Толстой призывал каждого к внутренней работе в своем внутреннем мире, а не к тому, чтобы люди выходили на площадь. 

— Думается, что этот призыв делает Толстого более чем актуальным писателем. 

— Именно. Мы теряем понимание того, насколько важна постоянная работа над собой. Люди стараются жить так, чтобы этой работы не было, чтобы их не касалось ничто неприятное. 

— Хотя в другом смысле работают они много… 

— Вот только для чего работают — не очень хорошо знают. Часто они загоняют себя в такую ситуацию, в которой их можно сравнить с белкой, засунутой не в колесо даже, а в центрифугу стиральной машины. То есть каждое утро человек сознательно засовывается в эту машину, там его крутит и так и сяк, а вечером его машина выплевывает. Он попадает на диван. Пельмени, кетчуп, пиво, хоккей, футбол, спокойной ночи. Всё! Ну, конечно да, это жизнь. Но ведь есть и другая, вне материального измерения. А чем заканчивается такое внешнее существование? Оно кончается разочарованием, пустотой. Посмотрите на нынешнее поколение пенсионеров. Люди, воспитанные советской системой, люди с искаженными (не по их вине, конечно) ценностями. Они мучаются сейчас, они не знают, как и где себя найти, для чего они жили, к чему это всё было… Нет ничего хуже, когда такие вопросы встают перед человеком под конец жизни. 

— Так что должно произойти, чтобы мы сняли книги Толстого, да и других классиков, с пыльных полок и задумались вместе с ними о своей жизни? 

— Понимаете, каждый человек в идеале сам проживает свою жизнь. И при этом думает — зря он проживает ее или нет? Если у человека этих вопросов нет, то он проживает жизнь как животное и заканчивает ее как животное. Если он себе эти вопросы задает, то рано или поздно он будет искать на них ответы. Много ответов, как мне кажется, содержится в том, что писал Лев Толстой, в том, что писали другие наши классики. Не надо никаких массовых катаклизмов для того, чтобы все начали перечитывать Толстого. Надо просто, чтобы у людей было желание и время подумать о душе. 

Живущий не по лжи 

 

— Но вопрос о душеполезности Толстого для православного человека совсем не прост. В конце жизни он встал на путь отрицания основ православной веры, отрицания Церкви. Как с позиций сегодняшнего дня нам относиться к этому его выбору? 

— Я могу сказать только одно: он все время пытался дойти до какой-то чистой истины. И в Русской Православной Церкви того времени он для себя эту чистую истину не нашел. Противоречие между представлениями о том, как должна быть устроена жизнь, и тем, как она была устроена в действительности — именно это противоречие не давало ему покоя. И оно же, вероятно, вывело его на дорогу всеотрицания. А по характеру своему Лев Николаевич любую дорогу свою всегда хотел пройти до конца. 

Многое сыграло роль в той трагической истории — и небезукоризненное поведение отдельных представителей Церкви, и упертость самого Толстого, и жуткое давление на него многочисленных последователей. Сложно здесь расставить всё по своим местам и определенно сказать, что Толстой-де пришел к неправильному выбору — и всё тут. Потому что это история не борьбы с Церковью и не окончательного выбора. Это история сложных внутренних поисков искреннего творческого человека. Это его личная история. И, наверное, не стоит нам сегодня вмешиваться в нее и пытаться переиграть. Обратного хода нет. Лев Николаевич умер. Той Русской Православной Церкви, которая была в начале XX века, сегодня тоже нет: мы все сейчас являемся свидетелями нового состояния Церкви, новой степени ее независимости. Ни к чему вернуться нельзя. Дети Толстого, его внуки и правнуки почти все были православными людьми. Наверное, это самый правильный ответ на Ваш вопрос. 

— Иначе говоря, нам нужно сосредоточиваться не на том, к чему пришел Толстой, а на том, как он шел по своему пути? 

— Конечно. Свой выбор каждому из нас предстоит сделать самому. Вопрос в том, чем мы будем руководствоваться при этом — сиюминутными интересами или же будем думать о своей душе. Наивно думать, что у нас получится взять и повторить путь Толстого или еще чей-то путь. Но попытаться понять, что имел в виду Толстой, постараться поставить те же вопросы в контексте своей жизни — это может сделать каждый. Понимаете, Толстой все время пытался сделать что-то свое, создать свою историю, отталкиваясь от собственных ощущений правды, Бога, от своего понимания того, что такое жить по совести, жить не по лжи. Каждый читатель может на своем уровне решить, насколько это все применимо к нему. Но проблема-то в том, что в современном обществе никто над такими вопросами особо и не задумывается. Все думают, как купить в кредит машину, отдать долги, заработать деньги. Все мысли, к сожалению, идут в совершенно другом направлении, чем у Толстого. Если бы Лев Николаевич на секундочку представил себе современную эпидемию потребления, думаю, все его труды были бы им же самим опровергнуты, и он бы пытался бороться с этим, а не просто с неким абстрактным понятием государства. 

Еще раз повторю простую мысль: каждый человек проживает свою жизнь самостоятельно, и он сам за нее ответственен перед Богом и людьми. И есть ряд проблем, которые человеку, в особенности современному, непросто пережить и осмыслить. Толстой может оказать здесь неоценимую помощь — слишком многое было им пережито и передумано. И за каждое свое решение, за каждый поступок он готов был ответить. 

— Так ведь и ответил же. 

— Да, ответил жизнью. Наверное, такой ответственности всем нам неплохо бы у него поучиться. 

*** 

 

— У Вас подрастает дочь. Когда и как Вы планируете рассказать ей о Толстом? 

— Думаю, что не буду как-то специально рассказывать ей о нем. То, что Лев Николаевич ее предок, она знает и так. А вот какую роль сыграет его имя в ее жизни — решать ей самой. 

— А как Вам бы хотелось? 

— Мне бы хотелось, чтобы ей меньше задавали вопрос «родственница Вы или не родственница?», который всю жизнь задавали мне, моим братьям и сестрам. Человек, независимо от своих родственных связей, от своего происхождения, все-таки всегда сам отвечает за собственную жизнь. 

Петр Олегович Толстой 

родился 20 июня 1969 года в Москве. Высшее образование получил на международном отделении факультета журналистики МГУ. Работал в московском корпункте французской газеты «Монд», московском бюро информагентства Франс Пресс, заместителем главного редактора телекомпании «ВиД», ведущим программ телеканала ТВ-6, несколько лет возглавлял столичный телеканал «Московия». С 2005 года — ведущий информационно-аналитической программы «Воскресное время». Женат, воспитывает дочь. 

Теги: