Religion.in.ua > Закордонні > Русская библия как национальный проект

Русская библия как национальный проект


20 12 2016
Какой текст большинство русских православных христиан называет Библией? Ну, конечно, Синодальный перевод! Этот памятник переводческого искусства отмечает двойной юбилей: 200-летие со дня начала работы над ним и 140-летие со дня издания. Об особенностях Синодального перевода мы беседуем с доктором филологических наук, знатоком славянской Библии профессором Анатолием Алексеевым.
Какой текст большинство русских православных христиан называет Библией? Ну, конечно, Синодальный перевод! Этот памятник переводческого искусства отмечает двойной юбилей: 200-летие со дня начала работы над ним и 140-летие со дня издания. Об особенностях Синодального перевода мы беседуем с доктором филологических наук, знатоком славянской Библии профессором Анатолием Алексеевым.

ДОСТОИНСТВА И НЕДОСТАТКИ

— К моменту выхода в свет Синодального перевода Библия уже была переведена на основные европейские языки: немецкий, английский, французский, многие славянские языки. Какое место наш перевод занимает в их числе? В чем современники видели его достоинства и недостатки?

— Начнем с того, что в России до того не было перевода Библии на русский язык, поэтому Синодальный перевод попросту не с чем сравнивать. И в этом его главное достоинство. Хотя в основе перевода лежали труды, начатые в Российском Библейском обществе в 1816 году и продолжавшиеся до его закрытия в 1826 году, все-таки основной объем работы был выполнен в 40-е и 50-е годы XIX века. На первом этапе душой и инициаторами проекта были два равновеликих человека, которые, к сожалению, не были дружны между собой — будущий московский митрополит Филарет (Дроздов) и его ученик протоиерей Герасим Павский. Будучи ректором Санкт-Петербургской духовной академии, архимандрит Филарет впервые ввел в её программу систематическое преподавание еврейского языка, а Павский написал первую русскую грамматику древнееврейского языка, она была выпущена в 1822 году.

Возможности, присущие этим людям от природы, благодаря тем общественным условиям, в которых они работали в царствование Александра I, не пропали даром. Спустя тридцать лет, уже в эпоху Александра II, когда работа над переводом завершалась, к ней подключились все научные силы России. Это не был проект двух-трех-четырех человек — в нем участвовали Академии Москвы, Петербурга и Киева. Я бы сказал, что Синодальный перевод стал национальным проектом: в него было вовлечено в той или иной степени множество людей. Одни переводили, другие рецензировали, третьи обсуждали, четвертые редактировали. Громадная работа! После никогда не было такого проекта, в котором бы участвовала основная масса способных к подобного рода работе образованных людей. И в этом уникальность Синодального перевода.

— Каков его уровень?

— Тот перевод, который получился, стоит на уровне английской Библии короля Иакова (King James Version). А что такое Библия короля Иакова? В разные исторические эпохи библейский авторитет принадлежит разным ее версиям. Изначально Библия существовала только на еврейском языке, но с приходом христианства лидирующие позиции занимает греческий перевод. Затем греческий текст теряет свою значимость: с появлением Парижского университета главным учебником и главным предметом изучения становится латинская версия. С появлением книгопечатания роль латинской версии усиливается, но рядом с нею появляются переводы на европейские языки. Английская Библия выдвигается на первое место в эпоху великих географических открытий, когда христианство распространяется по всему миру — в основном благодаря английским и шотландским миссионерам. Они осваивали Индию и другие колонии и одновременно создавали Библейские общества для распространения Писания. Именно английская Библия становится образцом для большинства переводов Нового времени, несмотря даже на то, что немецкий перевод Мартина Лютера лучше. Он и с точки зрения богословия лучше, и в смысле красоты языка лучше, но он остался в стороне от этой громадной миссионерской активности. Перевод Лютера носил национальный характер, а английская Библия стала мировой Библией.

В 1990-е годы в Андреевском монастыре в Москве нами велась большая работа по изучению Синодального перевода. Мы сравнивали Синодальный перевод со всеми другими — с польским, немецким, английским, французским… Мы не знали, что было ему парой. Теперь для меня совершенно очевидно, что как основное пособие при работе над Синодальным переводом использовался перевод King James Version.

— А недостатки у него есть?

— У Синодального перевода было два недостатка, которые все тут же принялись критиковать. Первый — это то, что он стилистически мертвый, слишком сухой. Протоиерей Герасим Павский готовил на первом этапе, еще до закрытия Российского Библейского общества, стилистически более свободный перевод, но окончательная редактура боялась той задушевной, несколько просторечной стилистики, которая нравилась Павскому. Редакторы — ими были митрополит Филарет и ректор Московской духовной академии Александр Васильевич Горский, великолепный знаток византинистики и славянской письменности — старались держаться ясности. Они понимали, что перевод стал государственным делом, они были уже немолодыми людьми, их осторожность и опасливость понятны. К сожалению, проблема всех охранительных тенденций заключается в том, что они не решают проблем, а глубоко закапывают их. И это отразилось на переводе.

— А второй недостаток?

— В отличие от перевода Лютера или Библии короля Иакова, Синодальный перевод был догоняющим переводом. Он делался в то время, когда уже существовал литературный русский язык, оформленный Карамзиным и Пушкиным. И этот перевод, таким образом, оказался в стороне от развития национального русского языка. Перевод Лютера положил основы нового языка, в Чехии Пражская и Кралицкая Библии положили основы литературного языка, английский King James Version сыграл важную роль в становлении английского литературного языка (вспомним дидактические поэмы Мильтона). В этом смысле Синодальный перевод опоздал. Это было роковое опоздание — он должен был появиться на сто, если не больше, лет прежде. Еще у Петра были замыслы перевода Библии — но прежде должны были родиться Ломоносов и Тредиаковский, при Петре некому было делать перевод. Таким образом, на момент своего появления Синодальный переводоказался на периферии литературной истории страны, хотя, конечно, он сыграл большую роль в истории русской интеллигенции второй половины XIX века и в истории неправославных христианских деноминаций в России. Синодальный текствошел в литургический обиход у протестантов и католиков, и, конечно, он повлиял на богословские искания Серебряного века (Владимир Сергеевич Соловьёв, отец Павел Флоренский, Евгений Николаевич Трубецкой).

СИНОДАЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД

ЭТО ПЕРЕВОД КНИГ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ НА РУССКИЙ ЯЗЫК, ОСУЩЕСТВЛЕННЫЙ В ТЕЧЕНИЕ XIX ВЕКА И УТВЕРЖДЕННЫЙ СВЯТЕЙШИМ ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩИМ СИНОДОМ ДЛЯ «ДОМАШНЕГО НАЗИДАТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ», ТО ЕСТЬ В КАЧЕСТВЕ КОММЕНТАРИЯ К ЛИТУРГИЧЕСКОМУ ТЕКСТУ НА ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКОМ ЯЗЫКЕ. РАБОТА НАД НИМ БЫЛА НАЧАТА В 1816 ГОДУ ПОД РУКОВОДСТВОМ АРХИМАНДРИТА ФИЛАРЕТА (ДРОЗДОВА), В 1826 ГОДУ ПРЕРВАНА, А В 1858-М — ВОЗОБНОВЛЕНА. ИЗДАН ПЕРЕВОД БЫЛ В 1876 ГОДУ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ ПОД НАЗВАНИЕМ «БИБЛИЯ, ИЛИ КНИГА СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ ВЕТХАГО И НОВАГО ЗАВЕТА В РУССКОМ ПЕРЕВОДЕ».

ВЛИЯНИЕ ТРАДИЦИИ

— Как переводчиками был использован церковнославянский перевод Библии? Например, Елизаветинская Библия, исполь-зуемая и сейчас в Церкви?

— Речь должна идти не столько о Елизаветинской Библии, сколько о тексте, читаемом на Литургии на церковнославянском языке. Переводчики старались учитывать те места в Ветхом Завете, которые читаются при богослужении и которыеу всех на слуху. Характерный пример — перевод еврейского слова raqia, то есть «небесный свод», «небосвод» или «арка». В Книге Бытия не решились использовать перевод «арка», а в первой главе Книги Иезекииля — поставили. В Бытии осталась «твердь небесная». Довольно странное выражение, калька с латинского firmamentum и английского firmament в Библии короля Иакова. Еврейское raqia действительно связано с обозначением чего-либо твердого и, вероятно, объясняется древней месопотамской мифологией, согласно которой видимое небо отделяет верхние (дождевые) воды от нижних. Небо, таким образом, описывается как свод, который представлял собою на Востоке, где отсутствует строительная древесина, обычную форму кровли в каменных постройках. В этом дело! Не Елизаветинская Библия была авторитетом для переводчиков, авторитетом был литургический текст: текст паремий и новозаветных чтений. Их особенности старались не трогать: боялись, что у Церкви будет две Библии.

— Повлияли ли на перевод богословские позиции переводчиков?

— При переводе Ветхого Завета не допускалась ветхозаветная мессианская идея. Ее тут же превращали в новозаветную. Ветхий Завет рассматривался как база для Нового Завета. Его собственная ценность не признавалась. Кроме того, переводчики стояли на позиции систематической гармонизации, то есть согласования между собою разных мест Писания. Так, относительно способа употребления жертвы в Пятикнижии имеется два распоряжения: в Книге Исход требуется не употреблять вареную, но только печеную жертву, тогда как во Второзаконии указывается, что ее следует варить (еврейское bashar). В Синодальном переводе Второзаконие откровенным образом исправлено в согласии с Исходом. Сказано: «испеки и съешь».

— А Септуагинта влияла на переводчиков?

— Конечно, есть множество случаев «замусоривания» текста добавками из греческого перевода Ветхого Завета. «И сказал он Саре, жене его…». Разъяснение о жене поставлено в скобках. Как будто не ясно, кто такая Сара. Это связано главным образом с вопросом о сравнительном догматическом достоинстве еврейского масоретского текста и греческого текста Септуагинты. Как известно, уже во II веке в сочинениях Иустина Философа было высказано недоверие еврейскому тексту,в котором якобы скрыта и искажена тема Мессии. Подлинную остроту этот вопрос приобрел только в XVI веке, когда Реформация пришла к убеждению, что подлинным является масоретский текст, а не переводы на латинский или греческий. Для защиты литургического языка Римско-Католической Церкви на Тридентском соборе в 1546 году был канонизован латинский перевод под названием Вульгата. В XVII веке к дискуссии присоединились православные, они приписали Септуагинте все возможные догматические достоинства.

— Получается, каждая из трех главных христианских традиций осталась при своей версии?

— Да, и так единство Библии оказалось разрушено. В XVIII веке, при подготовке в России Елизаветинской Библии, гражданская и церковная власти строго требовали от редакторов держаться исключительно Септуагинты и полностью игнорировать масоретский текст и Вульгату. Митрополит Филарет предпринял героические усилия для того, чтобы отстоять масоретский текст как основу для русского перевода Ветхого Завета. В качестве компромисса он предложил внести в перевод наиболее отчетливые отличия Септуагинты, чтобы церковнославянский литургический текст, читаемый за богослужением, не находился в резком противоречии с русским переводом. Заимствованный из Септуагинты материал заключен в круглые скобки, так что легко доступен обозрению, однако часто эти вставки носят чисто формальный характер.

— Чем обусловлены эти богословские особенности?

— Мне кажется, они продиктованы покровительственным отношением к читателю Библии и отражают консервативную позицию тогдашнего церковного начальства, которое готово было взять на себя ответственность даже за источники веры, забывая сказанное по этому поводу Оригеном: «Но если согласно вере нашей веруем, что всякое писание богодухновенно, то, даже если не чувствуем, что полезно, веровать должны, что полезно».

НОВЫЙ ПЕРЕВОД… ЗАЧЕМ?

— Довольны ли вы изданиями Синодального перевода?

— К сожалению, он у нас очень плохо издается. Например, не видно, где в Ветхом Завете идут стихи, а где проза. Часто прозаическая часть тоже никак не делится. В этом смысле хорошо использовать для чтения издание Брюссельской Библии, где есть разбивка текста по стилистическим основаниям (стихи и проза) и по смыслу на абзацы.

— Можно ли говорить о том, что на сегодняшний день Синодальный перевод устарел?

— Это очень трудный вопрос, и мне здесь не совсем всё ясно. В XX веке произошла богословская переоценка вопроса о богодухновенности текста. После находок в Каирской генизе и после Кумрана стало окончательно ясно, в чем заключается богодухновенность. Она в том, что писали люди по вдохновению Божию, но не под диктовку. В каждом тексте есть человеческое начало, и есть ошибки, и есть путаница. В 1950-е годы Библейский институт в Иерусалиме подготовил Иерусалимскую Библию (La Bible de Jerusalem). Это была серьезная работа группы французских библеистов, которые приняли во внимание все версии текста: греческий, латинский, сирийский, еврейский. Они работали как текстологи и выбирали нужное чтение. И это правильно. Чем больше мы занимаемся текстологией, тем лучше понимаем, что правильное чтение можно найти не только в еврейском, но и в латинском, греческом, сирийском. Конечно, в большинстве случаев в Ветхом Завете оно найдется в еврейском языке, но далеко не всегда. То есть, конечно, с переводческих позиций Синодальный перевод устарел.

— Может ли вышедший недавно новый перевод Российского Библейского общества вытеснить Синодальный?

— Если говорить о новом переводе РБО, то он сделан по принципам Объединенных Библейских обществ: создали команду, нашли финансирование, сели и перевели всё подряд. Хорошо это или плохо? Мне кажется, нужно отойти от восприятия Библии как кирпича: если отбили от него кусок, значит, это уже не кирпич. Библия делится на составляющие части. Это одно целое, но это и одновременно и его части. Как в голограмме, где каждая часть имеет то же значение, что и целое.Поэтому переводов должно быть много и они должны делаться в соответствии с необходимостью. И это и будет настоящий христианский ответ на вызов времени.

— Вы согласны с позицией Патриарха, что перед учеными сейчас стоит задача «заняться изучением Синодального текста, внесением каких-то поправок, подготовкой как бы новой версии, но без того, чтобы принципиально отказаться от него»?

— В целом, мне абсолютно понятна позиция Патриарха. Церковное руководство не заинтересовано в появлении нового перевода. Оно спрашивает: зачем? И когда я становлюсь на его точку зрения, я тоже спрашиваю себя: зачем? В 1990-е годы нам всем, ученым, пришедшим в Церковь, было понятно, зачем, а сегодня я не понимаю. Тогда мы воспринимали переводы как единственную для себя форму творчества в области Библии. И всем хотелось, кто был не священником, а филологом, хоть переводом участвовать в общем деле. Всем хотелось служить Церкви, христианству. Кроме того, нам казалось, что Синодальный перевод — казенный. Нет, мол, мы сделаем живой язык, чтобы читатель был захвачен, увлечен! Как романом Вальтера Скотта.

Сегодня я понимаю, что религиозность и духовная жизнь меньше всего связаны с формальными особенностями текста или с формальными особенностями богослужения. Что-то приводит людей в Церковь. Это глубокая тайна. И искать каких-то приемов, чтобы вовлечь посторонних людей в ненужную им духовную жизнь, не надо. Тот или иной перевод Библии помогает ориентироваться в фундаментальных для христианина вещах: кто такой царь Давид? что такое мессианская идея? Богослужение строится на Библии, и Библию нужно знать. Пока что Синодальный перевод прекрасно справляется с этой задачей.

Аquaviva.ru






Повернутися назад