46-летний священник УПЦ (МП) по зову сердца сорвался на фронт, чтобы помогать украинским офицерам и солдатам. В интервью «Цензор.НЕТ» он рассказал о патриотизме бойцов, разговоре с пленным сепаратистом, о сложных вопросах, которые задают солдаты. А также о том, почему рисунки детей делают для военных на фронте то, что не может сделать никто другой.

С этим тихим улыбчивым человеком меня познакомили во фронтовом лагере 25-й воздушно-десантной бригады.

- Знакомься, это отец Николай. Вот такой мужик! - командир батальона показал большой палец.

Оказалось, отец Николай (в миру - Николай Ворон) - священник Украинской церкви Московского патриархата. Приехал в лагерь по велению совести. «Добровольно: не хотел сидеть дома возле телевизора и просто наблюдать за всем, что происходит», сказал он.

- А когда вы для себя окончательно решили: все, пора ехать?

- Знаете, это, наверное, есть глубоко в душе у каждого человека.

- Что именно?


- Патриотизм. Ты чувствуешь, что надо что-то сделать для своей Родины. Я же и как гражданин приехал сюда.

- У вас есть семья?


- Да, у меня жена, трое детей.

- А в какой епархии вы служили? Над вами же есть епископ…

- В Кременчугской. Нет, я поехал как гражданин Украины.

- И вам ничего не сказали? Не спросили: Куда же ты едешь…»?

- Вы знаете, я никого и не предупреждал. Только сказал своей супруге - и поехал. У кого-то что-то спрашивать - просто не было времени.

- Чем конкретно вы здесь занимаетесь?

- Молюсь за здравие и упокоение бойцов, помогаю духовно. Общаюсь с людьми морально и психологически.

- О чем просят бойцы, когда приходят к вам?

- Каждый открывает свою душу. У каждого свои семейные и психологические переживания.

- Ребята исповедуются вам в том, что им страшно?


- В том, что им страшно, - нет. В том, что психологически устали, - да. Мне кажется, каждый человек рано или поздно хочет домой. Но при этом в каждом бойце чувствуется патриотизм.

- А если случится такая ситуация, что пленный русский солдат или сепаратист попросит вас об исповеди, - согласитесь?

- Для меня как для священника нет разницы. У меня был случай, когда я исповедовал раненого сепаратиста. Он хотел исповеди. Я не знаю его дальнейшей судьбы.

- Молитесь за него?

- Да, молюсь за него. Все мы христиане: у него крестик, и у меня крестик. Главное - помочь ему в том положении, в котором он оказался.

- Армейская среда - не школа этикета, но я слышал, как офицеры перед тем, как матернуться, просят у вас прощения. Как вы относитесь к такой, скажем так, языковой среде?


- Я к этому отношусь нормально. Понимаю: это армия, у каждого свое отношения и к Богу, и к религии, к морали. Я это воспринимаю как должное. А иначе тут невозможно.

- Когда вернетесь к себе в епархию, исповедуетесь? У вас же тоже есть свой духовник?

- Конечно.

- И сколько придется исповедоваться? Больше, чем обычно?

- Я бы не сказал, что больше. Я сейчас над этим не задумываюсь, меня больше волнуют солдаты тут. Солдаты и их души. А за свою душу…я приехал сюда не задумывающимся. Отдаю здесь всего себя - Богу, солдатам, офицерам, победе нашей армии.

- Получается, вы здесь отчасти еще и психолог?

- Выходит, да. Ведь если ты духовный наставник, обязательно должен быть психологом.

- Жена за вас переживает?

- Не то что переживает, - она просто молится. Она знает, куда я поехал, и никаких упреков не было, за руки меня не держала. Она понимает, что это позыв моего сердца.

- Расскажите о каком-нибудь случае, который здесь произвел на вас самое яркое впечатление. Что-то такое, что навсегда останется в памяти.

- Хорошо. Один офицер просто плакал. У него душа болела внутри. У него было 33 человека, осталось - 8. Раненые и убитые. И у него плакала душа. Человек, мужчина, воин, метр восемьдесят ростом - а плачет, как ребенок. И говорит: «Батюшка, что делать? Как жить?!».

- Что вы ему сказали?

- Я сейчас не помню, что именно я ему сказал. Я успокоил его, он попросил о молитве, освятить его бойцов. Мы пошли к нему в палатку, помолились, освятили. И было видно, что ему стало легче, какой-то груз с его души ушел.

- Вы говорите нашим бойцам, что правда - на нашей стороне?

- А я всегда говорю: Бог на стороне правды. На нашей стороне. Потому что мы защищаем свою землю, территориальность Украины. Это не мы зашли на территорию России. Мы на своей земле. Тут парни защищают именно мою семью, моих друзей и семьи всей Украины.

- А что бы вы сказали тем верным Московского патриархата, да любой церкви, о том, что здесь происходит? Как им относиться к этой войне?

- Я скажу о тех мирянах, с которыми я общаюсь. Практически все понимают, что происходит, и помогают. Даже пенсионеры, которые несут продукты, носки, мыло, трусы, чтобы передать солдатам. Знаете, они делают это искренне. Даже передают письма, пожелания. А дети, их рисунки?

- Через них бойцам передается что-то такое, что не передать другим образом?

- Да, потому что дети, они чистые, у них еще нет такого лукавства, как у нас. Их сердца видят намного вперед, в будущее, понимаете? Вот, мой сын мне сказал: «Отец, почему я не старше возрастом? Я бы пошел защищать Украину…». Это говорит о многом, правда? Дети ведь каждый по-своему переживают эту войну. Кто-то говорит, кто-то молчит.

- Те бойцы, с которыми вы общаетесь, рано или поздно вернутся в тыл. Как человек, разбирающийся в душах, скажите: какие проблемы могут возникнуть у этих бойцов в тылу? И как живущим в тылу людям помочь этим ребятам?

- Как священник я молюсь за солдат. И все священники молятся, и эти молитвы им много помогут. А наше общество, оно, я думаю, вообще изменит отношение к военным. Престиж военного должен быть очень высок. Это должно быть большое уважение. Я видел по телевизору несколько очень хороших рекламных роликов, они поднимают дух патриотизма, гордости за нашу армию. И я горжусь нашими солдатами, я в духе с ними.

- Нелегкий вопрос: а бывает такое ощущение: вы поговорили с солдатом, офицером - и все-таки чувствуете, что до него не достучались, и боль, тревога продолжают крутиться у него внутри? Случалось такое?

- Да, бывают случаи, когда ты просто не можешь дать ответ. Просто молчишь…

- А что это за вопросы, на которые вы не можете дать ответ?

- Знаете, уровень сознания у каждого солдата разный, да мы все разные. И мне бывает трудно ответить, когда мне говорят: почему Бог допускает войну? Почему гибнут друзья? И ты зачастую сам не находишь слов. Потому что трудно что-то объяснить человеку, когда у него погиб друг. Потому что он спрашивает это от боли. Это крик души…

Сensor.net.ua

Теги: