Законопроект выдает отношение российской власти к своим гражданам, включая и граждан "потенциальных", как к крепостным, которыми можно манипулировать, торговать, жертвовать и просто уничтожать без счета и оправданий
В российскую Госдуму внесен законопроект о «прикреплении к земле». Проект авторства Константина Затулина и Натальи Поклонской предлагает предоставлять российское гражданство «по праву почвы» всем «носителям русского языка». Таковыми считаются все, родившиеся на территории СССР или Российской империи, а также те, чьи родственники «по прямой восходящей линии» восходят к означенной территории. В проекте предусмотрено также облегчение процедуры получения второго российского гражданства — соискателю российского паспорта вовсе не обязательно приносить «открепную», свидетельствующую о его выходе из гражданства другого государства.

В общем, «носить язык» становится все сложнее, все рискованнее и для окружающих, и для тебя самого. Компрометирующий факт этого ношения теперь может упасть на скомпрометированную почву. Собственно, российское почвенничество всегда было связано в большей степени с языком, чем с конкретными грунтами и территориями, поскольку являло собой нечто имеющее отношение к культуре, а вовсе не к географии. Не то чтобы было невозможно конвертировать лингвистику в географию — попытки были, есть и будут, иногда удручающе успешные. Но почему-то именно с русским языком, одноименной почвой и стремлением кого-то к чему-то прикрепить все всегда выливалось в примитивное насилие — от крепостного права до Крымнаша. При всем величии русский язык никогда толком не мог справиться с почвой без поддержки артиллерии. И что-то подсказывает, что проблема не столько в языке и почве и даже не в артиллерии, а в тех руках, в которые это все попадало.

В решении считать «русскими» всех, кто сам того хочет, «носит язык», имеет соответствующие родословные, просто любит почву, т. е. идентифицирует себя именно с русской культурой, независимо от места проживания и поддержки правящей Кремлем партии, нет ничего ни нового, ни особо предосудительного. Смешивать географию с культурой — свойство империи. И некоторые постметрополии довольно умело используют этот принцип «культуропочвы» не без изящества и нередко даже с пользой не только для себя, но и для бывших колоний.

С наследником Российской империи не так. И все только потому, что язык и культура, будучи категориями «политическими», никогда не были предоставлены сами себе, они всегда служили и только тем были хороши. В результате культура, язык (и примкнувшее к ним вероисповедание — странно, что в законопроекте Затулина–Поклонской нет слова «православие») оказывались средством порабощения, «закрепления за почвой» и тем самым компрометировались, оказывались совершенно непригодными к дальнейшему политическому использованию в качестве «мягкой силы».

Вот и нынешнее предложение двух больших специалистов по фриковым СНГ-проектам о «праве почвы» должно было бы вызвать тошноту у любого имперца, мыслящего чуть шире кармана и чуть дальше ближайшего года, но может найти горячую поддержку у представителей почвы в РФ. Почвы не столько российской, сколько дворово-гопнической, эсэсэсэровской, потому что это предложение в переводе означает прикрепить к земле и стричь, объявить себя крышей для тех, кто не просил, и заняться рэкетом на любом выдуманном основании.

    Русские — «носители языка», «восходящие к территориям» и т.  п. — российской властью рассматриваются как имущество, которым она владеет, распоряжается по собственному усмотрению, нравится им это или нет.

Но дело в том, что та часть условных холопов, которые волею исторических судеб оторвались от почвы, протекает между кремлевскими пальцами, и трудно найти способ заставить их работать на кремлевские интересы. В принципе способом использовать этих «почвопринадлежных» и «языконосных» является мягкая сила. В нашем случае она воплощалась в идеях «русского мира» и общего культурного пространства, которое действительно было и старательно воспроизводилось в следующих постсоветских поколениях. «Русский мир» мог бы жить долго и счастливо, подкармливая не только фриков — «специалистов по СНГ», но и вполне бурный культурный процесс и в России, и в бывших республиках. Но дело в том, что «мягкая сила» — довольно прожорливая штука, в которую вкладывать нужно прямо сейчас, чтобы она сыграла где-то в будущем. Поэтому «мягкая сила» — отличное предложение. Но только для политиков-государственников, а не для дворовой шпаны, которая прорвалась во власть и спешит срубить все, что можно прямо сейчас, а там хоть трава не расти.

Когда Путин вторгся в Крым, это был сигнал о том, что эпоха имперства, единого культурного пространства и имперского надгосударственного проекта, продвигаемого «по гуманитарной линии», окончена. И не то чтобы у него не было формальных поводов отказаться от «мягкой силы» ввиду ее неэффективности. Вполне русскоговорящие и русско-православные регионы Украины не просто не поддержали. Они дали отпор сепаратизму. Пророссийски настроенного населения вроде бы и немало, но на практике за «русское единство» воевать никто не спешил. Лингвистика не спешила конвертироваться в географию, по крайней мере по отмашке из Кремля. Простые парни, воспитанные в питерских дворах, восприняли это как поражение лингвистики, разумеется, а вовсе не как результат собственного скудоумия и уверенности в том, что из всего богатства человеческих движений самое главное — хватательное.

Какое-то время российские пропагандисты из кожи вон лезли, чтобы убедить мир, свою аудиторию и даже себя самих в том, что все содеянное их руководством сделано ради «защиты русскоговорящих». Кстати, характерно, что «русскоговорящих» в российском официозе все чаще называют «носителями языка». Это не случайно, потому что проблемы российского руководства начинаются там, где язык не просто «носят», где на нем еще и говорят. В результате информационного отпора по всем лингвистическим фронтам, начиная с писательских кругов и заканчивая фейсбучным трепом, данного русскоговорящими украинцами с крымчанами включительно, стало очевидно, что легитимизировать военную агрессию якобы «защитой прав русскоговорящих» невозможно. Лингвистика не просто не конвертировалась в географию, она еще и огрызаться принялась.

Это оказалось болезненным ударом, которого, судя по всему, по ту сторону границы не ожидали не только закормленные пропагандой телезрители, но и представители креативного класса. Многих удивил тот гнев, с каким российские писатели обрушились на своих коллег из Украины, пишущих на русском, но при этом и не подумавших «глотать» Крым с Донбассом, а поддержавших Майдан. Как так? Ведь этих «хохлов» столько времени издавали в лучших российских издательствах, продавали в российских книжных магазинах, отмечали российскими премиями — в общем, «сало русское ели», а как до дела дошло, отреклись, как последние иуды. Любопытно, что тем самым главным «делом» для российских писателей оказалась поддержка действий российской власти. Поддержка войны. Традиционная сервильность российского гуманитарного цеха сыграла с писателями довольно скверную шутку — они почему-то думали, что украинские коллеги должны в едином порыве с ними поддержать «хозяина». А еще они заподозрили, что отвращение к их «хозяину», высказанное коллегами, каким-то образом распространяется и на тех, кем он «владеет».

Русско-украинские противоречия в писательском цехе, впрочем, были всегда. Украина до недавнего времени оставалась «культурной провинцией» в полной мере — давала и литературный продукт в общую копилку русской литературы, и широкую возможность сбыта продукции. Все, связанное с книгой, рассматривалось в политических кругах как существенный элемент «мягкой силы». На писателей и издателей распространялась широкая сень внимания и поддержки власти, сопровождаемая маленькими финансовыми приятностями.

То, что произошло в Украине, — «отступничество» ее русскоязычных читателей и особенно писателей — могло быть расценено кремлевской властью как «недоработка» всего русского писательского цеха. Наряду со всеми прочими, якобы крепившими «русский мир» креативным трудом. Украинцы покупали, читали, писали, но как дело дошло до политики, до Майдана, Крыма, Донбасса, все пошло врозь. Оказалось, что чтение Лукьяненко или Прилепина не делает (ну надо же!) украинского читателя поклонником Путина.

Может, потому российские писатели рельефно проявили свое почвенничество (даже фантасты оказались почвенниками, да). А некоторые особенно горячие бойцы идеологического фронта кинулись, очертя голову, в зону боевых действий, в граждане ОРДЛО, в советники злобных клоунов, называющих себя властью. Кровью своей искупить ошибки и поражение, которое они принесли своему хозяину на фланге «мягкой силы».

Но искупить они ничего не смогут. Потому что это не их ошибки и не их поражение. Идею «русского мира», единой русской культуры и возможности использовать ее в политических целях истрепали и дали протечь между пальцев вовсе не гундяевы с охлобыстиными. И нет вины прилепиных и лукьяненков в том, что их украинские читатели отвергли кремлевские политические предложения. Провал «единого культурного пространства», «культуропочвы» и пр. полностью на Кремле. Который со свойственной всем авторитарным режимам уверенностью перекладывает свою ответственность, вину и ее «искупление» на тех, кем он попытался (но так толком и не сумел) воспользоваться. Идею «русского мира» разрушил Кремль. И продолжает это делать.

Придуманная безумным принтером инициатива — еще один шаг на пути разрушения имперского наследия, доставшегося российской власти. Объявить всех хоть в чем-нибудь и хоть когда-нибудь русских подданными кремлевской короны, расширив тем самым права этой короны хоть бы и на весь земной шар, — идея очевидно провокационная, призванная пугать, а не работать. Пугать, а не работать — к этому вообще в последнее время сводится большая часть российской внешней политики. Но в «почвенном» предложении Затулина–Поклонской нет необходимого для запугивания полета мысли. А ведь можно было бы, например, предложить выдать «паспорт гражданина» каждому, кто «в империи родился», не дожидаясь просьбы или даже согласия. По факту рождения. Выслать каждому «восходящему к почве» уведомление, что может забрать свой паспорт в ближайшем российском консульстве. Или не может, а должен. И назначить штраф за невыполнение закона. Причем все граждане — и уроженцы, и «восходящие к почве» — могут въезжать в Россию только по такому паспорту. А при отсутствии оного — только после уплаты штрафа.

Толика безумия, демонстрируемого представителями российской власти, не искупает нехватки фантазии. Кого-нибудь «прикрепить», сделать заложниками, заставить платить — вот и все, что знают и могут дворовые пацаны, пришедшие к власти. Раз «русскоязычные» оказались «иудами», не помогли Путину захватить свою страну, тем хуже для них. Теперь Кремль будет защищать не «язычников», а «своих граждан». На всей территории бывшего СССР, Российской империи и далее везде.

    Найти пару десятков пророссийских пенсионеров (или пионеров) можно практически в любой постсоветской стране. А сам факт невозможности двойного гражданства в каждой конкретной стране может быть представлен в качестве «притеснения» и «нарушения прав» и считаться поводом для «справедливой агрессии» против другого государства.

Чем нелепее, чем абсурднее закон, чем больше он похож на бандитский разводняк, тем удобнее ложится в кремлевскую руку.

Законопроект Затулина–Поклонской выдает отношение российской власти к своим гражданам, включая и граждан «потенциальных», как к крепостным, которыми можно манипулировать, торговать, жертвовать и просто уничтожать без счета и оправданий. А замена языкового признака на почву — выметание остатков «мягкой силы» из российского политического процесса. И это, в общем, логично. Эфемерные материи, с которыми имеет дело «мягкая сила», неудобны и неуместны там, где действуют жесткие законы грубого физического воздействия и примитивного сиюминутного расчета. И деградация в глазах власти «русскоговорящего» сначала до «носителя языка», а потом и до почвы выглядит вполне закономерно.

Теги: