В Европе много славянских стран: Чехия, Польша, Словакия, Болгария, Словения, Хорватия, Сербия, Босния и Герцеговина, Черногория, Македония, Украина, Белоруссия. Но какая-то особая акцентация, какое-то болезненное политизирование факта наличия целого ряда государств, где распространены родственные славянские языки, имеет место лишь в Российской Федерации. Тут и постоянные призывы вроде того, что “все славяне должны жить вместе”, “крепить единство славянских народов”, “спасти славян от происков Запада” и т.д. и т.п. Тут и обвинения соседей в “предательстве интересов”, тут и противопоставление какой-то особой “славянской цивилизации” всему остальному человечеству. В РФ славянская тема педалируется с таким же воодушевлением, как в СССР ― тема противостояния “мировому империализму”. Ее охотно подхватывают прокремлевские партии и организации Украины. И откуда это такая славянская озабоченность появилась в России в последние 20 лет? И что за этим стоит? В ХІХ столетии завесу над этой идеологической тайной приоткрыл Н.Г. Чернышевский, который дал такую оценку славянофилам его времени: “Они стремятся прикрыть свои эгоистические стремления словами любви, но желание господствовать просвечивает в их выступлениях постоянно; они не могут сдержаться и уже теперь рассказывают о нашем главенстве над другими славянскими племенами, о том, что у нас одних сохранились настоящие принципы славянской народности. “Мы ваши старшие братья, ― говорит эта партия”, ― а по нашему народному обычаю старший брат занимает место отца, которого власть в семье ― неограниченна, и младшие братья должны безоговорочно ему подчиняться, сами не смея ничего обдумывать.
“Ты даже не советуйся с нами, не спрашивай нашего мнения, ибо мы не смеем имеем свое мнение, твоя воля ― нам закон”. (Н.Г. Чернышевский “Современник”. Петербург, 1861, №10, с.301-302).
“Славянские танцы” а ля рюс
В этих словах Николая Гавриловича ― вся суть нынешних конъюнктурных спекуляций на теме славянства, на факте реального родства славянских языков. Уж очень хочется кое-кому поруководить славянами в своих узкокорыстных политических интересах.
При ближайшем рассмотрении видно, что в центре всех этих пропагандистских усилий оказываются почему-то только три восточнославянских народа: русские, украинцы и белорусы. Остальных как-то незаметно оставляют за кадром. И вообще-то понятно почему…
Очень многие славяне уже хлебнули европейской отравы здравомыслия, рационализма, они цепляются за детали (в которых и прячется   суть дела) и требуют весомых аргументов. Но какие весомые аргументы могут быть там, где все построено на необыкновенной ловкости рук, повышенной эмоциональности и мечтаниях “про нечто и туманну даль”?
Да и у очень многих славян сохранились не самые приятные воспоминания о “руководящей и направляющей роли” славян из России в истории их стран и народов.
Да и удивительно получается: почему ныне подобная реликтовая форма идеологии, что в позапрошлом столетии называлась “панславизм”, так активно гальванизируется Москвой, в то время как из Лондона не слышно никаких призывов к “братскому единству” германо-говорящих народов: англичан, немцев, голландцев, датчан, австрийцев, германо-швейцарцев, норвежцев, исландцев? Такие призывы после 1933 года раздавались из Берлина, но после 1945 г. затихли…
Почему из Рима не раздаются призывы к “братскому единству” латиноговорящих (на романских языках) итальянцев, румын, испанцев, французов, португальцев?
Почему из Хельсинки не слышен клич о единстве всех финно-угров: эстонцев, финнов, карелов, мордвы, марийцев, коми, удмуртов, ханты и манси вместе с мадьярами?
Даже в Турции не слышны более лозунги Великого Турана, который объединил бы все тюркские народы от Якутии до Средиземного моря.
Нынешний псевдоренессанс связан с крушением коммунизма. Крушением всемирно-исторического масштаба с одной стороны, и крушением национально-русским, с другой. Николай Бердяев не случайно называл коммунизм русским (Н. Бердяев. “Истоки и смысл русского коммунизма”).
Большевикам удалось в период 1917 ― 1920 гг. спасти и восстановить империю, а впоследствии и расширить ее границы.
Но через 70 лет после окончания этой войны случилось неизбежное ― империя рухнула. Марксизм, сумевший на десятилетия затормозить процесс, не оказался универсальной отмычной ко всем историческим проблемам. Вместе с ним канули в Лету и пролетарский интернационализм, и классовая солидарность, и всемирно-историческая миссия по создания МССР (Мировой Советский Социалистической Республики). Довлевшая над всем идея классового родства всех пролетариев оказалась фантасмагорией. И тут весьма пригодилась столь презираемая марксистами идея родства кровного, этнического (хотя именно в случае с русскими она таит в себе много неприятных неожиданностей, о чем будет сказано ниже). Эта идея имеет достаточно глубокую традицию в российской политике.
Еще в XVII ст. в Москве относились к славянским делам с совершеннейшим равнодушием. Об этом свидетельствует судьба одного из первых славянофильских агитаторов Юрия Крижанича. Этот хорват долго призывал московского царя потрудиться на ниве создания великой славянской империи. В конце концов он так надоел обитателям Кремля, что его на 20 лет сослали в Сибирь, чтобы остыл… И лишь в конце XVIII ст., когда в связи с выходом к Черному морю у России появилась своя балканская и средиземноморская политика, славянская идея вызвала интерес у петербургских властей. Государственные мужи из окружения Екатерины II почуяли, что это может быть для российского могущества перспективным. Перед их взором брезжил заветный Константинополь (недаром в доме Романовых одного из отпрысков мужского пола обязательно называли Константином, со значением!).
Значительную часть населения Османской империи составляли, как известно, славянские народы. Не использовать их в своих интересах было бы глупо. Сами же по себе, вне российских политических проспектов, эти народы вызывали у петербургских вельмож интерес не больший, нежели собственные крепостные.
В 1848 г., когда в Центральной Европе вспыхивают национально-освободительные революции, получившие название “весна народов”, в Петербурге возникает специфический интерес к “австрийским” славянам как к орудию деструкции Австрийской империи. Правда, вначале, руководствуясь своей, признанной Священным союзом, ролью жандарма Европы, российский монарх не придумал ничего лучшего, как штыками солдат фельдмаршала Паскевича спасти от краха “лоскутную империю”.
После позорного поражения в Крымской войне, когда войска западных государств и Турции, воевавшие на значительном удалении от своих баз, взяли Севастополь, Россия нуждалась в военно-политическом реванше. В этом свою роль должны были сыграть и балканские славяне. Подобная политическая конъюнктура вызвала в российском обществе обостренный интерес к проблемам славянства. Почти как сегодня, появились всевозможные славянские общества, кружки и объединения. Славянство очередной раз становится модным.
Поразительно, что тексты того времени мало отличаются от того, что можно прочитать в современных российских и пророссийских газетах. Российское славянофильство за прошедшие 130 лет практически не изменилось: то же самое стремление загнать всех в единое стойло и покомандовать ближними, использовав этих самых ближних как простое одноразовое средство, как навоз для своей истории. На это указал русский философ Владимир Соловьев:
“Лучше было бы совсем промолчать о “славянской идее”, нежели выставлять ее только для того, чтобы сразу же подменить ее основами российской истории, то есть заранее признать все другие славянские народы безликим и пассивным материалом для русской национальности… Наши “сокрушительные” патриоты тоже стоят за объединение, но лишь в тамерлановском понимании. Для них единство означает уничтожение отличий, а вероисповедание служит им только как знамя враждебности и орудие уничтожения… Нет на всем огромном пространстве Российской империи такой религиозной и национальной разновидности, которая не подлежала бы выкорчевыванию во имя тех самых высоких начал нашей веры и народности, на которые указывают ораторы славянского общества” (Соловьев В. “Русская идея”. Вопросы философии и психологии. 1909. кн.5, с. 323, 355).
Есть еще один сильный тезис русского философа. Говоря о русификации покоренных народов, он отметил:
“Эта система гнета, как она ни плоха сама по себе, становится значительно худшей от того вопиющего противоречия, в котором она пребывает по отношению к великодушным освободительным идеям и бескорыстному покровительству, на которое российская политика всегда заявляла свое преимущественное право. Эта политика по необходимости пронизана лживостью и лицемерием, что лишает ее всякого престижа и делает невозможным любой устойчивый успех. Нельзя безнаказанно написать на своем знамени свободу славянских и других народов, отнимая в то же время  свободу у поляков, религиозную свободу у униатов, гражданские права у евреев”.
Мы бы от себя добавили, что нельзя призывать к братскому союзу с украинским народом, язык которого ненавидишь, культуру презираешь, историю отрицаешь. Это относится к российским “славянолюбам”.
В 1914 г. война России с Германией и Австро-Венгрией также не обошла “славянского вопроса”. Очень хотелось Константинополя и “свободы славянам”. И не беда, что украинцам под властью Вены жилось лучше, чем под властью Петербурга, но “освободители” точно знали, что страдали славяне под Габсбургами, и все тут. Нешто не понятно? Правда, понятно было не всем. Вот, например, помощник присяжного поверенного Ульянов, Владимир Ильич.
Вместо того, чтобы восславить “русских орлов” на вершинах Карпат, он знай себе клевещет:
“Царизм ведет войну для захвата Галиции и окончательного подавления свободы украинцев… (Ленін. В.І. Твори, 4-те видання. Т.21., с.267), “Россия воюет за Галицию, владеть которой ей надо особенно для подавления украинского народа (кроме Галиции, у этого народа нет и быть не может уголка свободы, относительной, конечно”). (Твори. Т.23. С.109).
Впрочем, после 1917 г. о славянах снова и надолго забыли. Не до них стало. Нужно было переустраивать все человечество, славяне ― не тот масштаб, слишком узко.
В 1941 г. снова пришлось вспомнить, поскольку идея классового братства приказала долго жить. Немецкий пролетариат в мундире вермахта охотно поливал огнем из автомата фирмы “Рейнметалл” своего советского брата по рабочему классу. Вот тут и создают в Москве Славянский антифашистский комитет, начинают издавать журнал “Славяне”. Но в 1946 году после неудачи с созданием Балканской Федерации (с участием Югославии и Болгарии) от Черного до Адриатического моря, которая была вызвана ссорой двух Иосифов, Сталина и Тито, опять о славянах забывают – аж до конца 80-х годов. После развала СССР появилась насущная необходимость в идеологии, которая бы обслуживала интересы тех сил российской администрации, ВПК и армии, каковые не мыслили своего будущего без реинтеграции империи и без столь привычного господства над Украиной и Белоруссией, воспринимавшимися на протяжении столетий, как своя страна, как часть России. Такой идеологией становится российское неославянофильство. Впрочем, нового в нем очень мало. В основе его та же самая жажда господства и подчинения себе других славян, инстинктивная антипатия к разнообразию и непохожести, а на ее основе стремление к тотальной унификации (единый “общепонятный” язык, единая для всех русская культура, единое гражданство, единое государство и т.п.) и безудержная мифология, абсолютно не воспринимающая данных науки, реальных фактов истории, археологии, этнографии, языкознания.
Политическая потребность породила и множество “славяноведов” в штатском, которые отличаются друг от друга только степенью натасканности. Для некоторых “славянская идея” выступает лишь камуфляжем для откровенно подрывной деятельности, направленной против украинского государства.
Да и само педалирование славянской темы в России заставляет задуматься о целом ряде спорных моментов в истории этой страны. Ведь сегодня славянофильская пропаганда России, нацеленная на Украину и Белоруссию, в значительной степени зиждется на идее единого древнерусского народа, якобы существовавшего во времена Киевской Руси. Однако даже в эпоху Сталина официальные советские историки публично отрицали эту идею.
В 1951 г. в Москве, в Институте истории АН СССР состоялась научная дискуссия о существовании в период Киевской Руси единого древнерусского народа. Поводом к дискуссии послужила изданная в Ленинграде в 1948 г. книга профессора В. Мавродина “Формирование русской нации”, где Мавродин утверждал, что в период Киевской Руси у украинцев, русских и белорусов был общий этнический предок — древнерусский народ, а соответственно и древнерусский язык, единая древнерусская культура и т. д.
Во время дискуссии ведущие специалисты по Древней Руси В. Зимин, В. Пашуто, А. Сидоров и другие единогласно отрицали существование единого древнерусского этноса в IX — XII в.в. Общее мнение высказал О. Санжаев:
“В Киевской Руси существовали три отдельные восточнославянские общности, которые в последующих веках дали начало трем восточнославянским народностям: русской, украинской и белорусской”.
Следует отдать должное мужеству и стойкости этих истинных ученых, настоящих историков, которые не убоялись того, что концепция их оппонента уже одобрена властью, а ведь это был 1951 год!
Еще был жив “гений всех времен и народов”! Однако, несмотря на неутешительные результаты дискуссии, власть взяла на вооружение именно концепцию Мавродина. Она вписывалась в официальную пропаганду. Формулировки Мавродина попали и в тезисы ЦК КПСС по случаю 300-летия Переяславской рады. Они были напечатаны в газете “Правда” 10 января 1954 года.
Интересна позиция русского философа и историка, профессора и князя Н. Трубецкого, который в 1927 г. в сборнике “Верхи и низы русской культуры” опубликовал статью “К проблеме русского самосознания”, где заявил следующее:
“Много говорили о том, что историческая миссия России состоит в объединении наших “братьев” славян. При этом, конечно, забывали, что нашими “братьями”, если не по языку и вере, то по крови, характеру и культуре, являются не только славяне, но и туранцы (тюрки), и что фактически Россия уже объединила в объеме своей государственности значительную часть “туранского востока”. Русский литературный язык является общеславянским элементом в русской культуре и представляет собой то единственное звено, которое связывает Россию со славянством.
Говорим “единственное”, ибо другие связи — иллюзорны. “Славянский характер или “славянская психика” — мифы. Каждый славянский народ имеет свой особый психологический склад, и по своему национальному характеру поляк точно так же похож на болгарина, как швед на грека. Не существует и общеславянского физического, антропологического типа. “Славянская культура” — тоже миф, ибо каждый славянский народ вырабатывал свою культуру отдельно, и культурные влияния одних славян на других нисколько не сильнее влияния немцев, итальянцев, турок и греков на тех же славян. Этнографически славяне принадлежат к разным этнографическим зонам. Итак, “славянство” — понятие не этнопсихологическое, этнографическое или культурно-историческое, а понятие лингвистическое. Язык и только язык связывает славян”.

А вот еще один фрагмент из статьи профессора Трубецкого:
Русские (великороссы) вместе с угро-финнами и волжскими тюрками составляют отдельную культурную зону… Связь русских с “туранцами” закреплена не только этнографически, но и антропологически, ибо в русских жилах, безусловно, течет, кроме славянской, и угро-финская, и тюркская кровь”.
И еще один: “В народном характере “русских”, безусловно, есть какие-то нити связи с “туранским востоком”. То братание и взаимное понимание, которые так легко устанавливаются между нами и этими “азиатами”, основываются на этих невидимых нитках расовой симпатии.
Русский национальный характер… решительно не похож на национальный характер других славян. Целый ряд черт, которые “русский” народ особенно ценит, не имеют никакого эквивалента в славянском моральном типе”.

Можно было бы цитировать еще и еще. И этого автора, и других. Но, как говорили древние, “разумному достаточно”.
Кстати, когда в свое время польский президент Квасьневский пребывал с визитом в Киеве, к нему обратился главный коммунист Украины П. Симоненко со строгим вопросом: “Как лично Вы, г-н президент, собираетесь укреплять единство славянских государств?”
Президент Польши ответил: “Я не верю в политическое единство на основе близости языков”. Да и миф это, славянское единство.
Славяне, как и другие родственные народы, неоднократно воевали друг с другом, защищая свои национальные интересы.
А ответом на все славянофильские спекуляции может быть только понимание простых истин:
1. Всякий славянский народ есть самостоятельная человеческая общность со своим собственным языком, культурой, традициями и исторической судьбой.
2. Всякий славянский народ может существовать и процветать вне зависимости от союзных или несоюзных отношений с другими славянами (прекрасный пример — маленькая Словения. Имея весьма прохладные отношения со славянскими Хорватией и Сербией, всего за несколько лет независимости Словения стала одной из наиболее благополучных стран Европы).
3. Не нужно ни к кому в навязчивой, а тем более в грубой форме приставать со своей “славянской любовью” и приходить в исступление, получив отказ.
Ну, а нормальный, живой, человеческий интерес славян друг к другу, искренняя и доброжелательная взаимная заинтересованность, конечно же, сохранятся. И сохранятся тем больше, чем меньше вокруг этого будет накручено политических спекуляций всякого рода сомнительными “славяноведами” как в форме, так и в штатском.

Теги: