Библейские рассказы в моей памяти с детства. По вечерам вместе со старшим братом мы усаживались на диван, и отец читал нам Библию. Это чтение привнесло в детскую душу ощущение божественного. Небо встречалось с землёй, а человек с Богом. Именно такое впечатление возникает, когда слышишь о таинственных встречах Авраама с Яхве, когда читаешь удивительные повествования о неопалимой купине Моисея, о Славе Господней, сходящей на Соломонов храм и о Мессии пророков. И только раскрыв книги Премудрости, вдруг, неожиданно для себя, "как будто переходишь с Неба на землю". Где видения, пророчества, таинственные встречи? Их нет. Остаётся только "земная" мудрость хакамов, этих, по выражению одного современного нам библеиста "жрецов Премудрости Божией".


Почему смолкло Небо, и заговорили мудрецы? Что они хотят сказать нам? Эти вопросы вставали в глубокой древности, стоят и сейчас. В настоящей статье мы делаем попытку осветить, хотя бы частично, историю ответов на эти вопросы, взяв в качестве предмета исследования книгу Екклесиаста.


Думаю, что не ошибусь, если предположу, что ни одна из книг Ветхого Завета не трактовалась столь противоположно, как эта книга. Генрих Гейне назы-вал ее "Das Hohelied der Skeptizismus", тогда как немецкий ученый Франц Делич увидел в ней "Das Hohelied der Gottesfurcht".

Несколько предварительных замечаний.

Прежде чем мы перейдем к нашему предмету, необходимо сделать несколько предварительных замечаний, касающихся механизма восприятия текста. Чтение и восприятие текста всегда включает в себя некоторую долю толкования, интерпретации его. В зависимости от эпохи, культуры, уровня образования, человек может по-разному воспринимать текст. Может даже случиться, что читатель поймёт противоположно тому, что хотел сказать автор. По большей части это происходит бессознательно, но возможно и сознательное изменение содержания текста, когда оно, скажем, противоречит основным идеям, принятым в обществе того или иного времени. В этом случае переводчик текста может изменить, подладить текст в соответствии со своими представлениями о со-держании текста.


Это приводит нас к мысли о необходимости контекстуального подхода при изучении толкований на ту или другую книгу Библии. Необходимо помнить, что переводчики и толкователи жили и писали в самых разных исторических, культурных, церковных, богословских и языковых условиях. А значит и изучение различных толковательных традиций должно происходить с учётом обстановки, в какой творил тот или другой автор. И если при этом мы не будем забывать Церковного контекста (это те рамки, которые не должен переступать православный исследователь), то можем быть твёрдо уверены, что стоим на прочном фундаменте, и что Писание не рассыплется в наших руках на множество кусков, как это случилось у представителей либерального богословия.


Южноафриканский библеист Шпангенберг выделяет следующие подходы к Священному Писанию, которые имели место в истории исследования библейских текстов:


- подход как к Слову Божиему;
- историко-критический подход;
- литературно-критический подход.


Два последних подхода активно разрабатывались учёными-библеистами в течение прошедшего 20 века. Это были в основном представители западного либерального богословия. Библия для них не является Словом Божиим, Божественным Откровением и, таким образом, исследуемый текст – это просто литературное произведения того или иного автора, жившего в древности. Для православного исследователя Священное Писание есть Слово Божие, Божественное Откровение. Бог говорит человеку через священные страницы библейского текста. По слову еп. Кассиана (Безобразова), Священный Текст имеет " двуединую богочеловеческую сущность, присутствующую во всякой теофании, во всяком явлении Бога тварному миру", и " остановиться только на человеческом восприятии и человеческом воспроизведении, сводить познавание теофании к исследованию чувственного опыта познающего субъекта, — значило бы погрешать против нераздельности и неразлучности (Халкидонский догмат – А.К.)

являющего Себя Бога и твари, сподобляющейся явления".

Екклесиаст: вчера и сегодня

Если исследователь (толкователь) подходит к Священному Писанию, как к Слову Божию, тогда в своём исследовании он пытается уяснить, что Бог хочет сказать людям. В противном же случае исследуется слово автора-человека, и Священное Писание в руках исследователя теряет свою целостность. В основу православной экзегетики должен быть положен первый из указанных Шпангенбергом подходов, который, несомненно, может сочетаться с двумя другими. Держа в памяти изложенное выше, мы приступим к предмету нашего очерка.

Толкователи Екклесиаста

Литература по Екклесиасту весьма обширна. Желающему понять смысл книги, наверное, небесполезно было бы обратиться к древним переводам Библии. Перевод – это уже толкование. Слова могут быть многозначны, и переводчик может выбирать то или иное значение, исходя из своего понимания текста или основываясь на мыслях и идеях, циркулирующих в обществе его времени.


А. Греческий перевод является древнейшим из известных переводов (по преданию этот перевод выполнен в III веке до Р. Х.). Стоит упомянуть также перевод на греческий язык Аквилы (II век по Р.Х.), иудея-прозелита и родственника императора Адриана. По мнению Свенда Холм-Нильсена, переводчики на греческий язык наделили некоторые ключевые слова значением, не соответствующим оригинальному, еврейскому, языку текста.


Б. Сирийский перевод Пешито сделан с еврейского текста, но в некоторых местах явно опирается на греческий перевод.


В. Таргум – переложение еврейского текста на арамейский язык, не является ни переводом, ни комментарием. Скорее, это то и другое вместе. Автор Таргума на Екклесиаста, переводя еврейский текст на арамейский с достаточной точностью, тем не менее, вплетает в ткань повествования свои собственные идеи о том, как надо понимать то или другое еврейское слово.


Г. Вульгата, перевод на латинский язык, сделанный блаженным Иеронимом, важна для понимания средневекового богословия на Западе. Этот перевод стал каноническим текстом Ветхого Завета в Западной церкви, и богословам не было нужды обращаться к еврейскому или греческому тексту. Они непосредственно могли толковать латинский текст Вульгаты.


В 4 – 5 веках по Р.Х. составляется иудейское толкование на Священное Писание – Мидраши. Один из сборников, содержащих толкование на Екклесиаста, носит название Мидраш Рабба или Великий Мидраш. Этот сборник содержит последовательное толкование Пятикнижия Моисеева, а также книг Есфирь, Руфь, Плач Иеремии, Екклесиаст, Песнь Песней. Несмотря на довольно позднее происхождение, Мидраши используют материал, восходящий к значительно более раннему времени. Мидраши используют метод сопоставления различных отрывков текста. Этот материал особенно интересен тем, что может содержать древнее Предание ветхозаветной Церкви.


Из древних христианских авторов Екклесиаста толковали такие отцы и учители Церкви, как Ипполит Римский († 235), Ориген († 253), Дионисий Александрийский († 264), Григорий Неокесарийский († 270), Григорий Нисский (†394), Дидим Слепец (†395), Евагрий Понтийский (†399), Иероним Стридонский (†420), Нил Анкирский (†430), Прокопий Газский (†528), Олимпиодор Александрийский (†сер. VI в.), Григорий Агригентийский (†592), Григорий Великий (Двоеслов, †604), Алкуин (†804), Фотий Константинопольский (†891), Псевдо-Иоанн Златоуст.


Из современных авторов для православного экзегета интерес представляет подход католического богослова и философа Питера Крифта.

В нескольких словах опишем содержание того, что божественный Проповедник (евр. Когелет) говорит нам в своей книге. Американский апологет Питер Крифт видит всё содержание книги в первых трёх стихах её. "Стих 1 говорит нам, кто её написал; стих 2 – в чём её суть; стих 3, наконец, приводит главный довод. Вот как это выглядит –


1. Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме,


2. Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - всё суета!


3. Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?"


Поэтому человеку не остается ничего более, как есть и пить, и это лучшее, чем он может заняться. Потому что всё – суета, lbh. Это выражение повторяется в книге снова и снова, более 30 раз. Если мудрецы спорили о том, в чём смысл жизни, то Когелет задает себе вопрос: а есть ли он вообще? Он ищет путь, Jrd, которым бы человек мог идти в своей жизни, чтобы получить лучшее, bWt, но где бы он ни искал, он ничего не находит. А потому всё – суета. Нет ничего нового под солнцем, и в жизни человека всё остается по-прежнему. Разными путями может искать человек смысл в этой жизни, но куда бы он ни пошёл, везде его ждёт смерть, и значит всё – суета. Нет различия и среди людей: бедный ты или богатый, добрый или злой, справедливый или несправедливый – конец всем один. И у человека, и у животных конец один – смерть.

Человек считает себя хозяином в этой жизни и глубоко заблуждается. Всему своё время под солнцем, а это значит, что не человек управляет этим миром. Им управляет Бог. Но Бог не сообщает человеку секреты Своего управления, а потому, когда что-то случается, то человек узнает это только лишь после того, как это случилось.

Единственное различие в жизни - это различие между мудрым и глупым. Но различие это не в судьбе их, она у них одна, а во взгляде на эту жизнь. Мудрец видит суету этой жизни и остаётся спокоен. Тогда как глупец не видит этого, а потому, когда несчастье постигает его, он сердится, печалится и впадает в уныние. Посему-то мудрец и говорит: человеку ничего не остаётся делать, как только есть и пить.

Ключи к Екклесиасту

Не претендуя на полное описание различных подходов к Екклесиасту, мы остановимся на некоторых, наиболее замечательных с нашей точки зрения взглядах на эту книгу.

Ключ первый. Приблизительно в то же время, когда создавались Мидраши на Ветхий Завет, писал свои творения св. Григорий Великий, папа Римский. В его "Собеседованиях" мы находим размышления по поводу одной фразы Екклесиаста, где святитель говорит, между прочим, следующее: "Итак, кто говорит в конце книги: все будем слушать, тот сам свидетельствует, что, представляя в себе многие лица, он как бы не один говорит. Поэтому в сей книге некоторые мысли высказаны только для рассмотрения их, другие удовлетворяют уму; одни принадлежат духу человека колеблющегося и ещё преданного удовольствиям мира сего; другие, согласные с умом, предлагаются для того, чтобы удержать душу от этих удовольствий. "Ioeaea! Caeeaaea ia iiðaaaeaia.

Уже у Иеронима мы находим идею, что Екклесиаст говорит на "иностранном языке": т.е. высказывает ложные взгляды и затем опровергает их. Этот экзегетический метод, назовём его intelligentia dualis, был систематизирован св. Григорием. Он называет Екклесиаста по-латински concionator (публичный оратор), а поскольку в общем собрании высказываются различные мысли, то при помощи concionatorа они объединяются в нечто единое. Как мудрый concionator, проповедник позволяет звучать в своей книге самым разным мыслям, которые он затем отвергает в конце своей книги.

Подобного же экзегетического метода придерживался Алкуин, аббат монастыря св. Мартина в Туре. В своём комментарии на Екклесиаста он настаивает на том, что книга должна пониматься как диалог между автором и представителями различных мнений: верных и неверных. Основная идея Алкуина та, что Когелет научает держаться подальше от богатства этого мира и не привязываться к удовольствиям этого века.

Ключ второй. В предисловии к своему комментарию на Екклесиаста, посвященному двум благородным женщинам, Павле и Евстохии, блаженный Иероним говорит, что будучи в Риме, он имел обыкновение читать книгу Екклесиаста некоей Блезилле "ut eam ad contemptum istius saeculi provocarum, et omne quod in mundo cerneret, putaret esse pro nihilo" ("с целью возбудить в ней презрение мира сего, чтобы всё, что видела в мире, она вменяла ни во что"). В этой фразе заключается идея, ключ к пониманию книги. Вслед за протоиереем Геннадием Фастом назовём этот подход духовно-аскетическим. Он включает в себя некоторые экзегетические принципы, которые начал разрабатывать блаж. Иероним и которые затем стали почти каноном для экзегетов позднего средневековья на Западе. Речь идет о различении между interpretatio litteralis и interpretatio spiritualis. В свою очередь interpretatio spiritualis распадалось на interpretatio allegorica (понимание, относящееся в основном к Церкви), interpretatio tropologica (относящееся к отдельному христианину) и interpretatio anagogica (относящееся к царству будущего века).

Необходимо при этом помнить, что spiritualis не означает этического или духовного понимания в обычном смысле этого слова. Здесь имеется в виду христологическое толкование текста: "А по разумению духовному… Екклесиаст наш есть Христос". По выражению протоиерея Геннадия Фаста, автор приписывает Соломону миросозерцание монаха-отшельника IV века. "Отцы IV века как будто просмотрели “беду Екклесиаста” и видят в его книге подвижническое пособие".

Подобного же взгляда придерживались и другие отцы Церкви, такие как св. Григорий Нисский, св. Григорий Агригентийский и проч.

Ключ третий. С конца 19 века библеистами Европы и Америки активно разрабатывался историко-критический подход к библейским книгам вообще и к книге Когелет в частности. Такие учёные, как Мак-Нейл в Англии, Бартон в США и Подечард во Франции предложили теорию добавлений, которая должна была объяснить затруднительные места Екклесиаста. Для них Когелет – разочаровавшийся философ, к творению которого были сделаны позднейшие добавления. О недостатках этого подхода было сказано выше.

Ключ четвёртый. Новое течение в библеистике – литературно-критическое – возникает в шестидесятых годах минувшего столетия. Приверженцы этой теории, как правило, отвергают теорию добавлений, настаивая на целостности произведения. Трудные для понимания места можно объяснить, например, иронией автора. Так поступает исследователь Гуд. Замечательнейшим примером литературно-критического подхода является работа Фокса. Для него Когелет несомненно принадлежит корпусу книг Премудрости, однако автор делает особый акцент на повествовательном моменте. Когелет – повествование, которое может быть работой одного автора, но ведётся от лица нескольких персонажей-рассказчиков. Фокс пишет: "Можно предположить, что текст с 1:2 по 12:14 принадлежит одному автору, но не когелет является автором эпилога, а автор эпилога является автором Когелета".

Ключ пятый. Анализируя слова, используемые Екклесиастом, можно выделить ещё одно понимание этой книги. Назовем такой подход филологическим. Екклесиаст использует слово, которое нигде в Библии больше не встречается. Это слово ÷wOrt]yI (итрон). "Что пользы (÷wOrt]yI) человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?" (Еккл. 1,3).

÷wOrt]yI – "остающееся, непреходящее". У блаженного Иеронима мы находим такой перевод приведённой цитаты: "Что остаётся человеку во всём труде его, которым трудится под солнцем".

Итак, высшего блага, высшего счастья, остающегося и непреходящего, здесь под солнцем нет. А потому, всё – суета сует. "Итрон" есть только у Солнца Правды - Христа, а им Екклесиаст ещё не освещён.

Другое ключевое слово bwOt (тов). Тов – это не высшее Благо, которо-го нет под солнцем, а то лучшее, что может быть в этом мире. Это "тов" и рекомендует Когелет, не имея ничего другого.

Ключ шестой. У католического богослова и философа 20 века Питера Крифта находим ещё одно решение проблемы Екклесиаста. Этот подход можно назвать экзистенциальным. По Крифту, Когелет смотрит на этот мир взглядом честным и открытым. Он видит этот мир таким, каким он подлинно является для человека, не просвещённого светом Евангелия. Екклесиаст задает вопрос, а ответом на него является вся Библия. Екклесиаст - это поиск, который должен привести к Богу.

Теги: