22 августа в Чернигове прошла Международная веб-конференция «Украина за двадцать лет».


В ее работе приняли участие эксперты: Джеймс Шерр — ведущий сотрудник программы по России и Евразии Королевского института международных отношений; Анджей Шептицкий — эксперт Института международных отношений Варшавского университета; Юрий Шаповал — руководитель Центра исторической политологии и заведующий отделом политологии Института политических и этнонациональных исследований НАН Украины, доктор исторических наук, профессор; Виктор Мироненко — руководитель Центра украинских исследований Института Европы РАН, главный редактор журнала «Современная Европа»; Александр Мотыль — профессор политологии в Радгерском университете, директор программы изучения Восточной и Центральной Европы.

 

С ними дискутировали ученые и преподаватели вузов из Чернигова, Нежина и Киева. Предлагаем сокращенное изложение дискуссии.

«КАК УКРАИНУ ВОСПРИНИМАЮТ В ПОЛЬШЕ»

Анджей ШЕПТИЦКИЙ

— Если говорить об Украине и Польше, то нужно начать с исторических вопросов. Украина долгое время была частью Польско-Литовского государства, позже — частью Польши, и это влияет на ее политику относительно Украины. Это проблема не какого-то территориального реваншизма, а в какой-то мере исторической симпатии. В нашей истории тоже есть негативные моменты. Речь идет в первую очередь о Волынской трагедии. Этого поляки до сих пор не понимают и в каком-то смысле не могут украинцам этого простить.

Для Польши Украина — самый важный сосед из стран, не являющихся членами Европейского союза. Россия — очень большое государство, российско-польские отношения почти всегда сложные. Нынешние польско-белорусские отношения — это также проблема господина Лукашенко. И поэтому Польша думала, что Украина может быть самым важным ее соседом.

Польша, если так можно сказать, хотела, чтобы Украина стала похожей на нее. Мы стремились, чтобы Украина так же, как и Польша, стала демократической страной, частью НАТО, ЕС и так далее.

Здесь возникает очень важный вопрос на счет польской политики относительно Украины. Первый вариант: Польша хочет, чтобы Украина стала частью Западной Европы, поскольку считает, что это будет хорошо для украинцев. Второй вариант: она хочет, чтобы Украина стала частью Западной Европы, чтобы негативно влиять на Российскую Федерацию, ослабить ее. На мой взгляд, нет одного ответа на этот вопрос. Оба элемента — геополитический и аксиологический — присутствуют в польской политике относительно Украины.

Говорится о политическом вопросе, существующем в нашей политике относительно Украины. Есть также социально-экономическое измерение, которое важнее для украинцев. Можно сказать так: когда проходили польско-украинские встречи на высоком уровне, то поляки долго приезжали говорить о Волыни, а украинцы — о визах, о визовом режиме. И это та разница между польской политикой и украинской политикой. Ведь для нас важно говорить именно о социальных и экономических вопросах. Первый пункт — инвестиции. Многие польские предприятия стали инвестировать в Украину. И в Польшу также были важные украинские инвестиции (я имею в виду инвестиции Индустриального союза Донбасса).

Второй важный пункт — энергетическое сотрудничество. У нас теоретически схожие интересы. Польша и Украина зависят от российского газа. Здесь у нас не было конкретных результатов, но самый важный пример — нефтепровод Одесса — Броды — Гданьск.

И третий пункт, если говорим об экономическом и общественном вопросе, — это присутствие в Польше украинских «заробитчан». Сегодня в Польше работает приблизительно 300—500 тысяч украинских работников. Это очень важно для польского содействия Украине и не только потому, что у нас здесь есть украинцы, но и потому, что украинская эмиграция в Польше не имеет каких-то негативных последствий и это не влияет негативно на имидж Украины в Польше. Польские предприниматели хотели бы получить еще больше украинских работников, а не еще меньше.

Очень важным элементом у украинско-польских отношений была, с польской точки зрения, оранжевая революция. Нам здесь, в Варшаве, казалось, что после Майдана Украина пойдет центрально-европейским путем развития, что будут быстрые реформы, позже — НАТО, ЕС и так далее. В действительности после оранжевой революции, при правлении Ющенко и Квасьневского, а позже — Качиньского украинско-польские отношения усложнились. С 2007 — 2008 гг. Польша начала думать, что надежды, которые мы связывали с Майданом, не оправдались. Не было реформ, зато был политический кризис — один, второй, третий, европейские и натовские перспективы были не очень хорошими.

Что нового принесло правление Виктора Януковича? Во времена Виктора Ющенко (в частности, в 2009 — 2010 годах) значительный негатив Варшавы вызывала историческая политика, особенно предоставление звания Героя Украины Степану Бандере. И в этом смысле власть Януковича по некоторым политическим комментариям вызывала больший позитив. Второй пункт, который, на мой взгляд, очень важен, связан с обсуждением в Польше внутренних политических проблем в Украине. В польских СМИ не очень часто сегодня говорится обо всех проблемах, которые есть в Украине, и, на мой взгляд, это сознательная политика, чтобы не говорить о проблемах нашего «стратегического партнера».

Важный пункт — это Евро-2012. В Польше мы больше говорим о Польше и Евро-2012, чем об Украине и Евро-2012. Думаю, что это сблизит две наши страны.

И четвертый пункт, важный, считаю, особенно для Украины, — это сотрудничество с ЕС, а также Восточное партнерство. Я очень хорошо знаю, и вы тоже знаете, что это не так, как должно было быть (нет перспективы членства). Но для Украины Польша — очень важный партнер, потому что Польша является членом ЕС, и поляки в каком-то смысле эту ситуацию очень хорошо понимают — имею в виду польскую власть. Говорится о позитивных пунктах. Существуют также и негативные факты, если мы говорим о политике Польши относительно Украины.

Если спросите какого-нибудь польского эксперта или польского политика, почему польско-украинские отношения не дали тех результатов, о которых мы говорили в 2004 году, то большинство поляков ответят: это проблема Украины, в Украине не было реформ, политический кризис и так далее, конец оранжевой коалиции.

Это в каком-то смысле правда, но, на мой взгляд, существуют и другие причины. По моим наблюдениям, польская политика относительно Украины в определенной степени очень декларативная. У нас нет, особенно экономических, средств, чтобы поддержать польские инициативы, польское присутствие в Восточной Европе. Кто-то сказал о Германии. Если поехать в Киев, в другие украинские города, то там очень много немецких фондов и других общественных организаций. Из Польши там ПАУСИ, и не знаю, много ли есть других. Это очень конкретный пример, который показывает слабость польской политики.

После вступления в ЕС сначала Польша также не понимала: наша политика относительно Украины зависит от нашей европейской политики. Мы стали членом ЕС и Шенгенской зоны и ввели новый визовый режим для украинцев. И сейчас польские политики очень довольны тем, что мы — члены Шенгенской зоны. Очень мало людей помнят о том, какой негативный результат это дает на польско-украинской границе.

И третий пункт, еще один ответ: почему мы имеем упомянутые проблемы? На мой взгляд, речь идет об общей проблеме нового европейского строя, который появился после окончания «холодной войны». В 1990-х годах Польшу уже считали потенциальным членом НАТО, потенциальным членом ЕС. Это была долгая дорога, но перспектива казалась очень ясной. И это помогло реализовать нам реформы. Украина 20 лет назад стала частью другого пространства, появившегося после конца «холодной войны», — частью постсоветского пространства. И это не помогает реформам в Украине, делает их очень тяжелыми. Присутствие этих двух пространств — европейского (пространства ЕС) и пространства бывшего Советского Союза — негативно влияет на польско-украинские отношения, на нашу политику относительно Украины.

Павел ГАЙ-НИЖНИК

— По поводу упоминания о польско-украинских взаимоотношениях, считаю необходимым напомнить, прежде всего, учитывая одну из известных русских идеологем, что поляки являются тоже славянами ближайшей к украинцам ветви, следовательно, мы также являемся народами-братьями.

А по поводу некоторых исторических моментов, в частности того, что поляки очень часто вспоминают известные волынские проблемы во взаимоотношениях между нашими народами во время Второй мировой войны, должен напомнить, что ничего не возникает из ничего, у всего есть свои мотивы и причины. В упомянутом случае польским адептам одностороннего обвинения украинцев в «волынской резне» не стоит забывать о ее предшественниках, в частности, о польской политике пацификации украинцев и способах ее проведения, процессах над общественными организациями и политическими партиями, политических репрессиях и религиозных притеснениях в межвоенный период XX в. (хотя бы о давлении и отрицании относительно возвращения владыки УГКЦ А. Шептицкого во Львов в 1920-х гг. и тому подобное) и, в конечном итоге, о польском терроре относительно украинцев во время Второй мировой войны. Вместе с тем считаю, что этот вопрос является многогранным и сложным, более того — политизированным.

Современной Польше нужна новейшая Украина как общая страховка и залог от влияний и давления России, и это польский истеблишмент прекрасно понимает и осознает. Со своей стороны украинцы этим тоже должны пользоваться и, очевидно, идти вместе во взаимном сотрудничестве, невзирая на то, какие правительства по партийной составляющей и идеологическому признаку имеются в тот или иной момент как в Польше, так и в Украине.

В то же время, ради возобновления исторической памяти, когда мы говорим о равенстве прав и подходов с обеих сторон, нужно вспомнить и о том, что Украина со своей стороны делает очень много для возобновления мер по почтению памяти польских людей и поляков, погибших в Украине, в частности, как пример, обустроенное кладбище «Орлят» во Львове и в других местах. В таком масштабе Польша, к сожалению, не ответила нам. Как пример, можно вспомнить известную ситуацию, связанную с визитом Президента Виктора Ющенко в Польшу, когда были определенные отрицания относительно отдельных нюансов по увековечиванию памяти украинских повстанцев. Впрочем, это следствие, отпечаток прошлого, которое однако не должно ложиться клеймом на нынешние и будущие взаимоотношения между нашими народами и государствами. Более того, о прошлом нужно помнить, его нужно уважать, но оно не должно очень отрицательно влиять на современность.

Относительно вопроса почтения памяти Степана Бандеры, я убежден, что это внутреннее дело Украины. Иначе так же можно иметь разные оценки деятельности многих личностей, того же Богдана Хмельницкого или, скажем, Костюшко, который для поляков является борцом за независимую Польшу, а для некоторых он является врагом и так далее.

У каждой нации, а тем более у народа, у которого есть непростое государственно-созидательное прошлое, у которого есть история, особыми жилами вплетающаяся в историю других (соседних) народов, всегда будут контроверсионные вопросы, а исследования и решения подобных узлов из прошлого нужно отдавать на откуп профессиональным историкам, придерживаясь соответствующего уровня научного изучения и анализа, избегая их разрубывания с учетом политической целесообразности и заигрывания с национальными или другими чувствами современного общества, часто присущую разного уровня деятелям, которые по большей части не только не имеют представления полной и истинной картины события, но и не хотят ее узнать.

Возвращаясь к украинско-польским отношениям, замечу, по собственному убеждению, что наши страны ожидает еще более плотное сближение и впереди виднеется качественно новый уровень сотрудничества, особенно учитывая перспективу политических и экономических неурядиц, которые будут ожидать европейское сообщество через 7—10 лет. Думаю, что союз Украины и Польши будет неплохой и взаимовыгодной связью, как относительно обеспечения разносторонних аспектов проблем государственной безопасности, так и относительно отрицания стремлений тотальных аппетитов России, относительно вероятных осложнений в западном направлении для обеих стран.

Владимир ПИЛИПЕНКО, старший преподаватель кафедры этнологии, украиноведения и краеведческо-туристической работы Черниговского национального педагогического университета им. Т.Г. Шевченко, кандидат исторических наук:

— Замечу два таких момента. Первый: на мой взгляд, нужно разделять преференцию Украины к Польше на два уровня: на макроуровень, о котором пан Анджей говорил, то есть на уровень государства, и на уровень общества, бытовой, микроуровень.

На макроуровне и в Украине говорят о Польше как об украинском адвокате и в Польше на макроуровне вроде бы воспринимают Украину очень хорошо.

А на микроуровне здесь уже, на мой взгляд, сложнее, потому что действительно у польского народа, в польской памяти остались те неприятные страницы польско-украинской истории, в конечном итоге остались какие-то мессианские мотивы, когда на бытовом уровне поляки говорят, что они принесли цивилизацию в Украину, и Украина возникла чуть ли не потому что Польша была рядом, и вот она здесь создала государство.

Я думаю, что говорится об очень сложном вопросе — отношения двух народов, об этом нельзя говорить однозначно.

В конечном итоге один из примеров абсолютно бытовой: разговор, свидетелем которого я был в Польше. Разговаривали водители между собой и рассказывали, кто куда ездил, кто где был, и один говорит: «Скандинавия: обычно прекрасные дороги, трафик, соединение. Прибалтика — там тоже хорошо, но когда-то давно там очень долго была Польша, потому мы им такие дороги и оставили. А в Украине вообще дорог нет, но украинцам есть оправдание: там Польша была достаточно недолго, потому украинцы не успели построить дороги во время польского пребывания». Это пример такого мессианства польского, которое, на мой взгляд, присутствует в польском обществе на микроуровне. В том числе фраза пана Анджея, что Украина была частью Польши. Нет — часть Украины была частью Польши.

Юрий ШАПОВАЛ

— Выскажу две позиции. Во-первых, позволю себе такую полушутку: если бы поляки на варшавском процессе не отпустили Степенна Бандеру, то есть не приговорили его к смерти, а затем, как вы знаете, к заключению, то он не был бы героем Украины. То есть здесь нужно искать первоисточники этого явления.

Второе: нашего нынешнего президента напророчил польский президент. Во время «круглого стола» в Киеве он подошел к Виктору Януковичу и, пытаясь его успокоить, а не Виктора Ющенко, сказал: «Ну что ты переживаешь, потерпи пять лет и будешь президентом». Так оно и случилось.

А если говорить серьезно, то хотел бы усилить ту ноту, которая у вас не прозвучала, когда говорили о факторах, влияющих на польско-украинские взаимоотношения. Вы абсолютно как-то не акцентировали позицию России, потому что существует проблема польско-российских взаимоотношений, есть проблема польско-российского компромисса, альянса, который возникает время от времени в разных формах, есть проблема геополитической интерпретации Украины, в этом контексте — польско-российских взаимоотношений.

Россия не хочет, чтобы Украина была государством. Польша хочет, чтобы Украина была государством или же была серой зоной между Россией и так называемой цивилизованной Европой. Вы знаете, что есть разные точки зрения на роль Украины в вашей стране. Поэтому указанный фактор — один из самых серьезных, что прослеживается с приходом нового польского президента. Вы знаете, что случилось после прихода Леха Качиньского, как поменялся вектор. Поэтому здесь не только проблема украинской истории, а, очевидно, это третья сила.

Анджей ШЕПТИЦКИЙ

— Относительно первого пункта — истории. Мне тоже кажется, что историю, в какой-то степени, нужно оставить историкам. Необходимо говорить о хороших страницах истории и о негативах. Нужно также помнить, что польско-украинские отношения — это не только проблема истории, но и современный вопрос, к тому же, проблемный вопрос. И об этом нужно говорить, а не лишь об истории.

Второй пункт: кто-то сказал, что украинцы и поляки — славяне, и потому мы так хорошо понимаем друг друга. По-моему, существует ещё один элемент, о котором нужно говорить. Украинцы — это европейцы. Речь идёт не только о вопросе перспективы членства в ЕС — есть очень конкретный вопрос иммиграции. У нас много работников с Украины, и у нас нет с украинцами никаких проблем, в отличие от ситуации в Германии, Франции, где есть иммигранты из Северной Африки и других стран. Об этом необходимо очень открыто говорить европейцам: нужно брать работников из Европы, из Восточной Европы, а не из других стран, потому что они просто лучше интегрируются, с ними нет проблем.

Третий пункт касается макроотношений и микроотношений. Кто-то здесь вспоминал пример водителя, который посетил балтийские страны и Украину, и какие он между ними увидел отличия. У меня есть тоже много примеров и относительно того, что говорится об украинцах, но это необъективно, это ненаучный опыт. Поэтому я об этих вещах говорить не буду. Поляки сейчас, если посмотреть на общественную почву, лучше воспринимают Украину, чем десять — пятнадцать — двадцать лет назад. Первый главный фактор — это Оранжевая революция, и мы видим, как сейчас поляки всё лучше и лучше относятся к Украине. Ещё один раз о работниках: в Польше украинцы работают не только где-то в сельском хозяйстве. У нас есть много украинок, занимающихся польскими детьми. Я думаю, если бы поляки негативно относились к украинцам, если бы поляки думали, что это лишь бандиты и бандеровцы, то украинки не работали бы около польских детей. Ведь дети — самое важное дело для каждой семьи.

И последнее — о российском факторе. Я о нём говорил: базируется ли польская политика на геополитике или аксиологии, то есть, хотим ли мы иметь хорошие отношения с Украиной, хотим ли мы давить на Россию. В 2008 году, после прихода к власти «Platformy Obywatelskiej», в польской восточной политике существовал такой вопрос: «Украина или Россия?». Но, по-моему, сейчас этого вопроса, особенно после 10 апреля прошлого года (после Смоленска), нет. У нас в настоящий момент есть тоже много проблем с Россией, потому данная альтернатива для Варшавы уже в прошлом.

«КАК УКРАИНУ ВОСПРИНИМАЮТ В США»

Александр МОТЫЛЬ

— На этот вопрос существует несколько ответов. Для огромного большинства американцев Украина не имеет никакого значения. Их знание всех иностранных государств просто убогое, в том числе и Украины. Поскольку публичная мысль редко и мало влияет на внешнюю политику, это незнание — без особых последствий для украинско-американских отношений. Это незнание, разве что, очень опосредованно может повлиять на политику, потому несуществование Украины в американском сознании несколько влияет на дискурс, на поп-культуру, на представление Украины и украинцев в этой же поп-культуре. Украинцев когда-то на телевидении и в Голливуде вообще не было. Теперь иногда появляются, но почти исключительно как гангстеры и проститутки.

Для образованных американцев Украина уже двадцать лет существует. Они знают о Чернобыле, Оранжевой революции, и «Юшенко», а также, возможно, о Тимошенко и Януковиче. Знают также что-то о казаках, о евреях, об антисемитизме, о коррупции. Они, вроде бы, мало знают об Украине, но по сравнению с уровнем знания двадцати — двадцатипятилетней давности, нынешний уровень невероятно выше.

Эта часть американцев включает также бизнесменов, знающих, что Украина сильно коррумпирована, и что риски для инвесторов очень велики. Американский бизнесмен, как и каждый бизнесмен, готов везде делать бизнес, вкладывать деньги, но убеждён, что намного легче делать бизнес в других странах.

Остается американская политическая элита, знающая относительно много об Украине именно потому, что Украина большая страна, находящаяся между Европой и Россией. Она находится в непосредственной сфере гуманитарных и геополитических интересов Америки.

Для сторонников мягкой силы и для либеральных интернационалистов, Украина важна, потому что здесь сохранились демократия и права человека после распада СССР. Для них Оранжевая революция была доказательством того, что Америка может положительно повлиять на развитие демократии в постсоветском пространстве и, таким образом, защитить американские интересы.

Для сторонников твёрдой силы и для геополитиков, Украина важна потому что балансирует Россию и защищает Европу от возможной российской агрессии. Для них Оранжевая революция была доказательством того, что Америка может положительно повлиять на развитие прозападных настроений на постсоветском пространстве, и, таким образом, защитить американские интересы.

Для либеральных интернационалистов, поддержка Америкой Украины является логической и нужной и не противоречит американским интересам в Европе и относительно России. Для геополитиков — дело обстоит сложнее. Для одних, Украина балансирует Россию и защищает Европу и заслуживает поддержки Америки. Для других, Украина мешает внедрению хороших отношений с Россией и, таким образом, должна отойти на задний план.

До сих пор, сама Украина относительно мало повлияла на развитие американской внешней политики против себя и России. Если бы Украина стояла на соответствующем экономическом уровне и притягивала бы американский капитал, и, если бы, Украина несколько серьёзнее относилась бы к собственной безопасности и к вопросам вооруженных сил, НАТО, и другим, тогда было бы намного тяжелее второй категории геополитиков аргументировать, что Украина намного менее важна, чем Россия, и что добрососедские отношения США с Россией возможны без учёта безопасности Украины.

Сергей ЛЕПЯВКО, профессор Нежинского государственного университета, доктор исторических наук:

— Что касается бытового уровня, то в отличие от того, что есть в Европейском союзе, где об украинцах все знают, в США ситуация другая. Украинцы на заработках, украинские туристы уже давно стали определенным фактором присутствия в США. Но в Америке об Украине на бытовом уровне практически не знают, следовательно, когда задают вопрос «Where are you from?» и слышат ответ — из Украины, то 70% из них просто вежливо кивают головой, но очевидно, что они не поняли, где эта страна находится и что это такое.

Что же касается американской элиты, гуманитарной в частности, то там, конечно, знают почти все. Но что? О Чернобыле и еще о нескольких таких знаковых вещях. В последнее время, действительно, больше знают, скажем, о таком трагическом явлении из истории Украины, как Голодомор. И еще один-два факта. Но не больше. Поэтому политическое отношение США к Украине формируется не на уровне массового сознания, а исключительно на уровне политической элиты. Если говорить об ее уровне, то, очевидно, до сегодняшнего дня большое значение имеет наследие. Заметное место здесь занимает Збигнев Бзежинский. Здесь идет речь, в первую очередь, о геополитике, потому что для Америки Украина, с одной стороны, где-то —далекая экзотика, а с другой — часть бывшего Советского Союза. Америка была очень активна, когда говорилось о ядерном оружии, причем именно о том, которое было нацелено на Соединенные Штаты. Тогда Америка знала об Украине, опять же — на уровне политической элиты.

Но потом стала, очевидно, немножко об этом забывать. Хотя наследие Збигнева Бзежинского остается тем же и считается, что Россия как империя не может восстановиться без Украины. Так видится не только в США. Здесь можно вспомнить и другого американского политолога — Ричарда Пайпса, который в свое время работал в американских спецслужбах и в известной мере определял политику Америки к Советскому Союзу. Его точка зрения относительно Украины где-то совпадала с позицией Збигнева Бжезинского. Таким образом, если говорить об Америке, то, очевидно, США рассматривают Украину в контексте взаимоотношений с Россией, частично, в контексте отношений с Центрально- Восточной Европой — в целом. Но, если говорить о большой шахматной доске — раскладке геополитическом, то для Америки, наверное, сейчас существуют значительно более важные вызовы, связанные с энергоносителями, с резким усилением Китая. Отмеченные экономические проблемы сразу отражаются на проблемах политических, но сегодня они никак напрямую не связаны с Украиной. Поэтому Украина остается в тени американской политики и, очевидно, отношение Америки к Украине есть и остается сугубо прагматичным. Если будут какие-то вызовы, связанные с Украиной, если будут какие-то американские проблемы, связанные с тем, что делать с Украиной, тогда американская политика в отношении Украины может активизироваться.

По моему мнению, нынешняя позиция Америки — объективная и естественная для нее. Так было и десять, и пятнадцать, и двадцать лет назад. Вряд ли Америка поможет Украине строить демократию — ей, в значительной мере, до Украины нет никакого дела.

В заключение одна ремарка. Несколько лет назад одна моя студентка писала дипломную работу «Украина на страницах газеты «New-York Times». Очень четко прослеживается интерес к Украине в первые годы независимости, но интерес, в значительной мере, познавательный плюс «туристический» (в кавычках, понятно). Продолжались какие-то разговоры о политических интересах, но потом наблюдается уменьшение заинтересованности. Время от времени просто появлялись довольно нейтральные и мало аналитические статьи, которые касались каких-то событий в Украине. Понятно, была вспышка от Оранжевой революции — и все, потом наступило затишье. А проблемы Украины, очевидно, все-таки США интересуют мало.

Людмила ЧАБАК, ученый секретарь Черниговского центра переподготовки и повышения квалификации работников органов государственной власти, органов местного самоуправления, учреждений и организаций, кандидат философских наук:

— Что касается восприятия в целом, то, по моему мнению, на уровне политики в украинско-американских взаимоотношениях многовато риторика. Она наблюдалась еще десять лет назад, но присутствует и теперь. К сожалению, она преобладает по сравнению с практическими действиями, то есть там, где официальные заявления должны были бы сопровождаться и практическими шагами в определенном направлении.

Но сделаю ударение на том микро-макро уровне, о котором говорили Сергей Лепявко и Владимир Пилипенко, потому что, действительно, отдельные украинцы иногда делают для позитивного имиджа своей страны значительно больше, чем государство. Собственно, из множества действий наших граждан (позитивных или негативных) временами создается информационное поле восприятия или невосприятия всей страны. К сожалению, ныне в мире отсутствует целостное знание об Украине, есть лишь информация об определенных символах, с ней связанных, таких как Чернобыль, Шевченко, возможно сейчас — Евро-2012. Это, собственно вопрос для всех нас. Проблема формирования позитивного имиджа Украины до сих пор остается нерешенной.

Теги: