Патриарх Кирилл производит впечатление церковного иерарха «нового типа» и вообще человека в высшей степени современного, всецело обращенного к настоящему и будущему, а не к прошлому. Вместе с тем его деятельность вызывает стойкое ощущение дежавю, ведь в России уже был патриарх-пассионарий, патриарх-политик, патриарх-дипломат, мастер PR-акций, патриарх-реформатор, патриарх-прагматик, патриарх-волюнтарист. Патриарх Никон (1605–1681) занимал свой пост сравнительно недолго, однако оставил в истории глубокий след. Отношение к его наследию неоднозначно. Его имя стало синонимом трагических потрясений и раскола – вот почему старообрядцы избегают даже фототехники марки Nikon. В то же время иерархией Русской Православной Церкви (РПЦ) он воспринимается как яркий выразитель идеи русского патриаршества, и не случайно при восстановлении этого института в 1918 году Патриарх Тихон был торжественно облачен в белый куколь Никона.

«Священство» и «царство»

Судя по всему, к числу поклонников Никона принадлежит и Патриарх Кирилл. Еще когда он был митрополитом и возглавлял Отдел внешних церковных связей (ОВЦС), стены его приемной украшала галерея портретов русских патриархов. В их ряду заметно выделялся именно Никон, ибо его изображение превосходило размером все остальные. Особое отношение Кирилла к Никону может иметь разные объяснения, самое очевидное из которых в том, что и тот, и другой – мордвины. Но надо полагать, дело не только в этническом родстве. Складывается впечатление, что Кирилл видит в Никоне великого предшественника и стремится быть продолжателем начатого им дела. Так или иначе, деятельность Кирилла и социальная ситуация, в которой он возглавил РПЦ, обнаруживают целый ряд прямых параллелей с Никоном и его эпохой. И опыт Патриарха Никона предстает как историческое зеркало, где явственно отражаются векторы активности его современного наследника: как говорится, «прошлое толкует нас».

Судьбоносной в карьере Никона оказалась встреча с молодым царем Алексеем, которого он покорил своей харизмой, разговаривая с государем «как власть имущий». Вскоре Никон был переведен в Москву, где примкнул к партии «ревнителей благочестия» – влиятельной группировке русских пуритан, ратовавших за повышение общественного авторитета и государственного влияния Церкви. Деятельность «ревнителей» запомнилась в народе введением сухого закона – интересно, что одной из первых инициатив Кирилла в качестве Патриарха явилось создание церковного комитета по борьбе с пьянством… Затем Никон стал митрополитом новгородским. В этом регионе церковные владыки традиционно обладали и политической властью, поэтому Никону пришлось заниматься подавлением «медного» и «соляного» бунтов, а также разного рода «вольнодумств», характерных для западного рубежа страны. В итоге в «кризисных» условиях «бунташного века» Никон показал себя способным церковно-государственным деятелем, в котором все уже видели будущего Патриарха.

Митрополит Кирилл стал Патриархом в разгар мирового экономического кризиса, и, будучи еще местоблюстителем, в присутствии президента и премьер-министра России произнес проповедь, специально посвященную этой теме. В период кризиса нарушается стабильность общества и возрастает социальный заказ на умиротворяющую, стабилизирующую роль Церкви. Можно считать, что Кирилл этот заказ уже принял и наверняка не растеряется в тот момент, когда современные «медный» и «соляной» бунты разразятся с полной силой: «Наш народ, – сказал Кирилл, уже став Патриархом, – не потерял этой внутренней силы, пассионарности, и я верю, что мы справимся с кризисом. Для нас отключение водопровода, особенно в глубинке, не потрясет основ национальной жизни. Перебои с электричеством преодолеем. Даже проблемы с регулярной выплатой зарплат! Потому что умеем терпеть».

Символично, что почти одновременно с интронизацией Патриарха Кирилла в Третьяковской галерее была возвращена в экспозицию после реставрации картина русского художника XIX века Александра Литовченко «Царь Алексей Михайлович и Никон, митрополит Новгородский, у гроба чудотворца Филиппа, митрополита Московского». Это полотно отсылает к тем обстоятельствам середины XVII века, при которых Никон стал Патриархом. Данное событие было связано с беспрецедентной для своего времени «PR-акцией»: перенесением мощей святого Филиппа, пострадавшего от Ивана Грозного, из Соловецкого монастыря в Москву, где царю Алексею предстояло на коленях каяться перед прахом митрополита-мученика и просить прощения за грозного царя. Посредником этого акта покаяния царской власти перед церковной выступал Никон, стремившийся задать новую модель взаимоотношений Церкви и государства в России. Как раз когда крестный ход с мощами был в пути, скончался старый Патриарх, и Никон вошел в столицу словно «грядущий во имя Господне».

Характерно, что одним из программных выступлений митрополита Кирилла в качестве местоблюстителя и кандидата в патриархи стала именно проповедь, произнесенная в Успенском соборе Кремля 22 января – в день памяти святителя Филиппа. Напоминая историю трагического противостояния царя-злодея и митрополита-обличителя, Кирилл педалировал тему партнерства Церкви и государства, выступал в роли духовного вразумителя власти, то есть фактически продолжил в этом отношении дело Никона. Идея «симфонии» Церкви и государства явилась также и главной темой выступления Кирилла уже в качестве Патриарха на кремлевском приеме в его честь.

Два реформатора

Главным событием патриаршества Никона стала печально известная литургическая реформа, обернувшаяся расколом Русской Церкви и всего общества, последствия которого по-своему сказываются и теперь. Одним из детонаторов раскола послужило столкновение несовместимых религиозных психологий. С одной стороны – традиционный символический реализм старомосковского «благочестия», с точки зрения приверженцев которого форма обряда и образ жизни верующих определяют мистическую «благодатность» Церкви. С другой стороны – Никон и властная элита России с рационально-прагматичным взглядом на религию. Инициированная ими церковная реформа должна была обеспечить в духовной жизни страны единый порядок под стать новой реальности государственного абсолютизма, а также способствовать решению ряда внешнеполитических задач.

Патриарх Кирилл имеет репутацию западника и модерниста, во многих отношениях он человек вполне светский и не слишком привержен к традициям и обрядам. В 1970-х годах епископ Кирилл прославился богослужебными экспериментами, которые проводились в храме Ленинградской духовной академии, где Кирилл был ректором. Эти эксперименты встретили тогда весьма неоднозначное восприятие со стороны верующих. Правда, в период местоблюстительства Кирилл тщательно дистанцировался от образа «реформатора», но это скорее всего лишь предвыборная риторика. В действительности задача реформирования церковной жизни с неизбежностью встает перед новым Патриархом. И это даже не вопрос личных пристрастий, а одно из условий реализации важнейшего пункта его программы – форсированного расширения социальной миссии Церкви. В отличие от своих предшественников Патриарх Кирилл явно не готов довольствоваться традиционной для РПЦ в XX веке маргинальной аудиторией прихожан. Проблема же «воцерковления» более широких масс населения упирается в архаичность богослужебного ритуала и традиции «благочестия», практически несовместимые с современным образом жизни. Ради завоевания новых людей Кириллу необходимо «вспомнить молодость» и задуматься о русификации, рационализации и сокращении церковных служб, а также о пересмотре самих традиций «благочестия» – от этикетных до морально-нормативных.

Уже на Поместном Соборе бросалось в глаза, что женщины-участницы, словно повинуясь особой указке сверху, присутствовали на заседаниях без головных уборов. О том, что в церкви вовсе не нужно соблюдать традиционный гендерный дресс-код, сообщил преемник Кирилла на посту главы ОВЦС архиепископ Иларион (Алфеев). А для зондирования возможности пересмотра более фундаментальных норм церковной жизни была использована не столь статусная фигура: в начале Великого поста сотрудник синодального отдела по делам молодежи иеромонах Димитрий (Першин) заявил, что сексуальное воздержание не является обязательным требованием постного устава. Одновременно были резко активизированы эпатажные «миссионерские» эксперименты вроде проповеди священника на рок-концерте или байкерского «крестного хода» с участием полуголой «хоругвеносицы». Еще неизвестно, насколько подобные вещи окажутся эффективны в плане «воцерковления» широких масс, однако они вызывают серьезное недовольство приверженных традициям прихожан и духовенства, особенно монашества, которое в РПЦ обладает значительным влиянием. Это может привести к повторению ситуации XVII века, когда интересы большой церковной политики вступили в противоречие с традициями народного «благочестия». Ярким проявлением этого конфликта явилось «соловецкое возмущение»: один из крупнейших русских монастырей отказался принимать никоновскую реформу и в течение семи лет находился в осадном положении. 

При всей своей значительности конфликт в восприятии традиций и обрядов не был главной причиной русского раскола. На фундаментальном уровне это было столкновение христианской общественности с церковно-государственной номенклатурой. Вождями раскола стали харизматичные социальные лидеры, как, например, протопоп Аввакум Петров, являвшиеся в отличие от церковной иерархии реальными, а не номинальными выразителями голоса народной совести и национального самосознания. Они не могли смириться с тем, что власть грубо вмешивается в духовную жизнь народа и навязывает реформу, означающую надругательство над верой русских людей. Ведь фактически предписывалось поменять «русскую» веру на «греческую» – при том что греки предали свое православие еще в XV веке (в результате Флорентийской унии), а русским их вера помогла победить татар, преодолеть Смуту. Патриарх и царь все это игнорировали, руководствуясь политической прагматикой и полагая, что обладают над своими «холопами» полной властью – как материальной, так и духовной. По мнению философа Владимира Соловьева, неправота Никона состояла в том, что с его точки зрения «религиозное единение всех может достигаться средствами насилия», а «духовная власть признается сама по себе как принцип и цель».

Патриарх Кирилл – решительный сторонник прямых административно-командных методов организации церковной и общественной жизни. Его зачастую причисляют к филокатоликам, но было бы ошибкой видеть в его симпатиях к Римско-Католической Церкви некий криптокатолицизм. Филокатоличество Кирилла (как прежде Никона) – это главным образом восхищение системой авторитарной монархической власти Ватикана и стремление внедрить ее в православии. И не случайно первым делом Патриарх Кирилл провел церковно-административную реформу, значительно расширил аппарат Московской Патриархии новыми структурами, а параллельно резко ограничил реальное значение демократических институтов церковного управления – начиная с Поместного Собора и заканчивая приходскими советами.

Первой внешнеполитической задачей Патриарха Никона оказалось участие в подготовке воссоединения Украины с Россией, на очереди стояло присоединение православных стран, находившихся под властью Турецкой империи. Никоновская реформа проводилась с дальним прицелом – привести русскую церковную жизнь в соответствие с греческой и украинской практикой, дабы обеспечить базу для дальнейшего культурного и политического взаимодействия. Хотя сегодня Московская Патриархия уже не имеет реальной власти над православной паствой в Украине, она по-прежнему важна для нее политически. Сам факт духовно-юрисдикционной связи с Украиной позволяет строить идеологические спекуляции о «русском мире», пространство которого отождествляется с «канонической территорией» РПЦ. Очевидно, сама идея «русского мира» предназначена прежде всего для внутреннего российского употребления в качестве основы национальной идеологии по версии РПЦ, а визит Патриарха Кирилла в Украину можно рассматривать как попытку эту идею наглядно манифестировать. С другой стороны, прилагаемые усилия по сохранению номинального контроля над украинскими епархиями позволяют Московскому Патриархату позиционировать себя в качестве самой многочисленной Православной Церкви и исходя из этого претендовать на особое место в мировом православии.

Впервые о том, чтобы сделать Москву центром мирового православия и превратиться во Вселенского Патриарха, задумался Никон. Именно с этим связаны такие претенциозные его акции, как строительство под Москвой «Нового Иерусалима», который должен был затмить славу Иерусалима древнего. В связи с этим знаменательно, что приход Кирилла на патриаршество совпал с резким увеличением финансирования работ по восстановлению и превращению в некий духовный центр государственного значения Ново-Иерусалимского монастыря, попечительский совет которого возглавляют лично Патриарх и президент России. Это трудно истолковать иначе как попытку реанимировать в сегодняшних политико-идеологических проектах программу Патриарха Никона. Подобно ему, Патриарх Кирилл также обладает определенными ресурсами для того, чтобы стремиться к ведущей роли в мировом православии и добиваться превращения Москвы в некий православный Ватикан. Надо сказать, что в середине XX века подобный проект уже разрабатывался: Сталин, возродив патриаршество, видел одной из главных задач этого института возможность его использования в качестве инструмента контроля над православными странами. Но Сталин не успел довести задуманное до конца, а его преемник Никита Хрущев вообще сменил религиозную политику советского государства. Однако в последнее время по инициативе тогда еще митрополита Кирилла в Московской Патриархии создана специальная комиссия по вопросу православного первенства, недавно преобразованная в рабочую группу, деятельность которой пока не афишируется.

Заветной мечтой Патриарха Никона было доказать, что «священство больше царства», и на практике реализовать доктрину о превосходстве духовной власти над светской. Вначале судьба была благосклонна к его амбициям: юный царь Алексей находился под колоссальным влиянием Никона, который наравне с царем стал именоваться «великим государем». В периоды отсутствия царя в столице Никон замещал его, решал государственные дела, принимал послов и требовал для себя царских почестей. На определенном этапе интересы царя и Патриарха во многом совпадали, но Никон попытался переиграть своего царственного партнера и радикально изменить модель отношений между Церковью и государством, однако в итоге потерпел неудачу и закончил свои дни в ссылке.

Патриарх Кирилл как новый НиконВ стоящих перед Патриархом Кириллом задачах, реализация которых зависит от решений на самом верху государственной власти, за первый же год достигнуты немалые успехи. Среди них – внезапный прорыв в многолетнем процессе внедрения в школах «Основ православной культуры» (ОПК), реституция объектов недвижимости «церковного назначения», получение должности главы Совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы патриархийным лоббистом Александром Дворкиным. Столь щедрые преференции позволяют сделать вывод, что во взаимоотношениях Кирилла с властью продолжается период «симфонии». Но преждевременно утверждать, что РПЦ удалось инкорпорироваться во власть и наконец-то вернуть себе роль идеологического ведомства, по которой она так сильно соскучилась. Руководство страны действительно остро нуждается в закрытии зияющей идеологической бреши и, по всей видимости, готово возложить такую задачу на РПЦ, но пока делает это в порядке эксперимента, исход которого неочевиден. Как справедливо заметил Николай Бердяев, мы живем в эру «нового средневековья», однако отсюда еще не следует, что православие, которое было органично для Средних веков, но утратило реальное общественное влияние уже в XVIII веке, почему-то вновь должно оказаться эффективным в XXI веке, пусть даже в форме столь «современной» риторики Патриарха Кирилла. Подтверждение тому – недавние итоги голосования родителей, большинство которых предпочли, чтобы их дети изучали светскую этику, а вовсе не ОПК.

Впрочем, возможны различные сценарии дальнейшего развития событий, в том числе достаточно неожиданные. На первый взгляд Патриарх Кирилл успешно взаимодействует с властью к удовлетворению обеих сторон. Однако рано или поздно в этой «симфонии» может произойти смена партитуры. Ведь Кирилл – талантливый политик, причем абсолютно самостоятельный. Бытуют «апокрифические» рассказы, как в юности будущий Патриарх колебался: связать жизнь с Церковью или вступить в комсомол, открывающий перспективы партийной карьеры. Коль скоро Кирилл предпочел церковный путь, ему должна быть близка идея Никона, что «священство больше царства». Если Патриарху Кириллу удастся привести РПЦ к лидирующим позициям в мировом православии, это дополнительно увеличит его политический вес и в самой России. В таком случае он может получить статус официального духовного лидера государства, подобно имаму Хомейни в Иране – кстати, близкий к Патриарху Кириллу политолог Александр Дугин считает весьма актуальным опыт Исламской революции. Таким образом, Патриарх Кирилл может оказаться у самой вершины государственной власти и при определенных обстоятельствах вполне реально претендовать на роль главы государства. В новейшей мировой истории подобный прецедент уже был в лице Архиепископа Макариоса III (1913–1977), который с 1959 года совмещал посты предстоятеля Церкви Кипра и президента республики, имеющей, кстати, конфессионально неоднородный состав населения. Но, пожалуй, не стоит особо увлекаться сценариями будущего, помня слова Библии: «Не заботьтесь о завтрашнем дне… довольно для каждого дня своей заботы».

НГ

Теги: Патриарх Никон, Патриарх Кирилл, царь Алексей, Александр Литовченко, Димитрий Першин, святой Филипп, Иван Грозный