25 ноября 2012 года исполняется 75 лет со дня смерти выдающегося богослова своего времени, профессора Киевской духовной академии протоиерея Александра Глаголева (1899-1924 период преподавания).


С именем ординарного профессора протоиерея Александра Глаголева связано уникальные по своему содержанию научные исследования Библейской археологии и гебраистики, история дореволюционной Киевской духовной  академии и двух столичных храмов − Николы Доброго и Набережно-Никольского, а эпиграфом к жизни священнослужителя стали слова булгаковского  героя из романа «Белая гвардия» отца Александра: «Хотя кажется мне, что испытания будут еще. Как же, как же, большие испытания…»[1]. Протоиерей Александр Глаголев был близким другом семьи Булгаковых, поэтому именно он стал прототипом вышеупомянутого персонажа.

Ненавистный «носитель религиозного дурмана»

Арест священника пришелся на злосчастный 1937 год, который историки называют годом-трагедией, годом торжества злодейства и садизма. По некоторым данным число сталинских жертв колеблется от 40 до 60 миллионов человек[2]. В частности, в Украине за период с 1 июня 1937 по 4 января 1938 года было арестовано 177350 «врагов народа», из них представителей «церковно-сектантской контрреволюции» − 7245 человек[3]. Неопровержимым остается тот факт, что именно в 1937 году были уничтожены «лучшие из лучших», элита общества, интеллигенция. Этот год стал годом испытаний не только для профессоров, преподавателей, врачей, офицеров и рабочих, но и для духовенства: «Священники и купцы истреблялись гораздо свирепее, чем дворяне. Так как среди дворян было много сторонников большевиков… А вот священники, купцы и их потомки были ненавистны большевиками поголовно. Одни — как носители "религиозного дурмана", другие — как владельцы собственности»[4].

Истребление множества людей было частью политики «строительства» нового общества, своего рода «расчисткой площадки». Киев не стал исключением, множество представителей столичной интеллигенции было репрессировано, в том числе и священнослужители. В 1937 году были арестованы и замучены митрополит Киевский и Галицкий Константин (Дьяков), архиепископ Днепропетровский Георгий (Делиев), священники Михаил Едлинский, Анатолий Жураковский, Александр Глаголев…

Митрополит Киевский Константин (Дьяков) и о. Александр – заговорщики и контрреволюционеры

В ходе ознакомления со следственным делом протоиерея Александра Глаголева обстоятельства его смерти вызывают двоякое чувство. В возрасте 65-и лет священника бросили за решетку, заклеймив доброе имя известного на то время в Киеве пастыря «контрреволюционными формулировками». Очевидно, что обвинения в антисоветской пропаганде не ограничились словестными бичеваниями и психологическим давлением — собственно материалы следственного дела наводят на мысль о том, что именно в последние дни своей земной жизни священник Александр Глаголев стал священномучеником, а подлинные обстоятельства его смерти навсегда скрылись в темных коридорах Лукьяновского СИЗО.

Следственное дело №627 (Ф. 6, д. 71156) по обвинению Дьякова Константина Григорьевича (Киевского митрополита Константина) и Глаголева Александра Александровича представлено в одном томе и состоит из 221 листа (рукописных и машинной печати).

На первых 26-и листах содержится следственное дело Дьякова Константина Григорьевича. Примечательно, что оно стало своего рода «шаблоном» — оба священнослужителя проходили по одной и той же статье №54, пункт 11: «участие в контрреволюционной организации».

Следствие вели без допросов

С 27 листа архивного документа начинается следственное дело протоиерея Александра Глаголева №627. Как уже было отмечено, схема проведения досудебных действий и формулировка обвинения весьма схожи с вышеупомянутым делом митрополита Константина (Дьякова). Официальное открытие дела также датируется 27-м октября 1937 года, фактически же следственные действия начались неделей ранее, сразу после ареста, т.е. 20 октября. Согласно документальным данным отец Александр пробыл в Лукьяновской тюрьме 36 дней − расследование было прекращено ввиду его смерти, наступившей 25 ноября. Тем не менее, следственное дело официально было закрыто только 22 февраля 1938 года, то есть почти через три месяца после смерти отца Александра. В следственном деле протоколы допросов отсутствуют. Производились ли они вообще?

Оперуполномоченный Гольдфарб, следователь по общему для К.Г. Дьякова и А.А. Глаголева делу №627, в постановление от 16 октября 1937 года, указывает, что А.А. Глаголев «является активным участником антисоветской фашистской организации церковников»[5], возглавлял которую вышеупомянутый митрополит Константин (Дьяков). Следователь счел небезопасным нахождение на свободе обвиняемого Глаголева, как таковое, что может повлиять на ход следствия, поэтому своим следующим постановлением определил меру пресечения: «содержание под стражей в спецкорпусе киевской тюрьмы»[6].

Протоиерей Александр Глаголев был привлечен в качестве обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных статьей 54 пункт 11[7] уголовного кодекса УССР – участие в контрреволюционной организации. В постановлении об аресте А.А. Глаголева[8] военный прокурор Киевского военного округа Бурцев, определяя обвиняемому вышеуказанную меру пресечения, приписывает ему еще одну статью  − терроризм (54 пункт 8). Уже по факту прекращения дела оперуполномоченный Морозов[9] указывает, что А.А. Глаголев обвинялся по ст. ст. 54-10 и 54-11, кроме контрреволюционных действий ему в вину была поставлена  антисоветская пропаганда и агитация.

20 октября на квартире священника был произведен обыск по выписанному ордеру №804[10]. Сотруднику управления Государственной безопасности НКВД УССР Березовскому было поручено произвести обыск и арест А.А. Глаголева. При обыске был составлен протокол[11] и опись изъятого имущества:

1.  Рукопись и личная переписка (1 пакет).

2.  Паспорт №ЭМ 500959 на имя Глаголева до 1942 г.

3.  Паспорт №ЭА 110860 на имя Манюха Е.И.  просроченный.

4.  Юбилейные документы и аттестат.

В анкете арестованного[12] также указан состав семьи, как «обязательная строка» – все они проходили по делу как потенциальные контрреволюционеры.

1. Сын – Алексей Александрович Глаголев – студент физико-математического факультета Киевского университета, ул. Дегтярная, 24.

2. Сын – Сергей Александрович Глаголев – преподаватель английского языка в Киевском Лесотехническом институте (доцент).

3. Дочь – Варвара Александровна Глаголева-Маноха на иждивении мужа военнослужащего.

В анкете А.А. Глаголева также указана информация и о предыдущем его аресте: «Первый раз протоиерей Александр Глаголев был арестован в 1931 году по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации, освобожден был через 5 месяцев после ареста»[13]. Следственное дело по аресту отца Александра в 1931 году не сохранилось. О тех событиях вспоминала его внучка Магдалина Глаголева-Пальян: «Я помню, как мы поехали его навещать. Мне было четыре с половиной года. Дедушку вывели на свидание. Помню, что он находился за деревянным барьером. Он нам приветливо улыбнулся. Даже охраняющий его служитель тюрьмы пересадил через барьер нас с братом, и мы уселись у дедушки на коленях. Тогда еще было другое отношение к заключенным: разрешались передачи, свидания. Рассказывают, что однажды следователь, увлекшись разговором с дедушкой, сказал ему: "Вы мне задали больше вопросов, чем я Вам". Тогда после ареста его выпустили»[14].

В чем сознался обвиняемый?

Но самое ценное в следственном деле протоиерея Александра – это его заявления, которые он писал следователю НКВД. Каждое из них посвящено отдельному виду деятельности: церковно-общественной, пастырской и гражданской. Так отец Александр описал случаи общения с людьми, которые обращались к нему за помощью, в основном это просьбы молитв и причащения болящих, напутствия умирающим, погребения.

Люди зачастую обращались к нему с вопросом: совместимо ли с их верой вступление в колхозы и другие коллективы и союзы? И священник неизменно давал положительные ответы: «При этом я указывал, на то, что это вступление предназначено для их обеспеченного существования и всякого процветания. Вера же есть вера их сердца и внутреннего убеждения, которые могут оставаться неизменными при разных житейских положениях»[15].

 О Православии 30-х годов прошлого века − в трех заявлениях

Следует отметить, что следственное дело отца Александра построено на трех его заявлениях к следователю НКВД.

Первое − без даты, очень краткое, обрывается на первом же абзаце. В нем говорится, что с 13 апреля 1935 года протоиерей Александр Глаголев входил «в церковное объединение при Набережно-Никольской Церкви»[16], потому что его храм Николы Доброго был закрыт, а в 1936 году вообще разрушен. После того, как в начале 1936 года настоятелем Набережно-Никольского храма стал архиепископ Филарет (Линчевский), священник  Глаголев «не без влияния его авторитета вошел в круг контрреволюционных настроений и устремлений прижившихся к обыденной церковной практике»[17]. В обзорной справке по архивному уголовному делу №41764 по обвинению архиепископа Филарета указано, что «в числе других лиц Линчевский завербовал Глаголева в эту организацию, и дал ему задание вовлекать новых лиц, готовить их для вооруженного выступления в момент начала войны и проводить антисоветскую фашистскую агитацию»[18]. Архиепископа Филарета (Линчевского) упоминает митрополит Константин (Дьяков) в своем заявлении в НКВД как одного из активных членов антисоветской организации. Глаголев же пишет, что именно под влиянием Линчевского он вошел в эту кампанию.

Во втором заявлении от 23 октября 1937 года протоиерей Александр Глаголев рассказывает о своем церковном служении и распорядке дня. Из него становится известно, что практически все время священник проводил в храме, ежедневно совершал богослужения, а в определенные дни дежурил в церкви и совершал требы. Между службами у него был небольшой перерыв, который он использовал для чтения или отдыха: «Крайний перерыв между утренним и вечерним богослужением использовался у меня беглым чтением газеты, часовым сном или вообще лежанием на постели с какой-то книжкой, преимущественно моей академической специфичности»[19]. После вечернего богослужения и совершения треб уставший отец Александр возвращался домой, ужинал и принимался за молитвенное правило к Литургии следующего дня.

В заявлении он указывает немногочисленные случаи встреч с архиереями и клириками Набережно-Никольского храма, снова упоминая архиепископа Филарета (Линчевского). Неформально они встречались, в основном, по поводу именин либо самого владыки, либо священников из храма. Глаголев отмечает, что не припоминает в разговоре с Линчевским каких-то серьезных тем, исключая отдельные замечания о благочинии богослужения[20].

Он также вспоминает встречи со своими сослуживцами по храму, но говорит, что посещения эти были непродолжительны и стереотипны: «Равным образом у меня в день именин были из членов причта лишь протоиерей Едлинский и протодиакон Протасов, а из приходской общины − послушница по свечной части Д.Ф. Гроссе, и несколько родных и добрых знакомых»[21]. Примечательно, что описывая свой семейный праздник, о. Александр не упоминает никого из наверняка присутствующих родственников кроме Александра Николаевича Протасова, говоря о нем в контексте членов причта.

За пределы Подола, как отмечает отец Александр, он выезжал редко, только по важным делам. Так он вспоминает участие в соборном праздничном богослужении в честь дня тезоименитства митрополита Константина (Дьякова) (21 мая/3 июня).  «К первому торжеству я опоздал и из приветственных говорений юбиляру слышал лишь речь о.Фаддея Павлевского, а во втором богослужении я принимал участие и с благословения митрополита говорил слово о постоянстве и верности Христу по примеру равноапостольного Константина»[22].

В третьем заявлении от 27 октября 1937 года протоиерей Александр Глаголев описывает свою деятельность преимущественно общественного, гражданского характера, которую пастырь излагает искренне и просто. Священник Александр Глаголев  раскаивается в некоторых своих действиях, «так как теперь они предстоят предо мною в ином свете…»[23]. Он описывает ситуации, в которых, как ему кажется, он нарушил законы и согрешил перед Советской властью.

Речь идет о декрете 23 января 1918 года − об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Сам священник признает, что болезненно воспринял это постановление, так как Церкви предстояли новые условия деятельности в государстве. Отец Александр говорит также об общеобязательном подчинении государственной власти всех церковных делателей «от высших до низших» и всех рядовых членов Церкви. Этот принцип подчинения «воспринят древнейшею Церковью из рук апостольских и Христовых, был признан и всенародно объявлен в официальных актах Русской Патриаршей Церкви»[24]. К этим актам он относит Декларацию 1927 года митрополита Сергия (Страгородского) и пастырское послание митрополита Михаила (Ермакова) к Православной Украинской Церкви от 17 ноября того же года.

Протоиерей Александр Глаголев говорит, что мыслит себя не только священнослужителем Православной Русской Церкви, но и гражданином Советского Государства, для которого неизменно обязательны все издаваемые гражданской властью постановления и законы. «Однако в практическом житейском применении указанного принципа я, к прискорбию своему, в памяти своей храню несколько случаев нарушения его с моей стороны». И далее отец Александр повествует о своих «нарушениях», когда он выезжал из Киева и не уведомлял об этом местное Государственное политическое управление (ГПУ).

Он описывает случай десятилетней давности, когда 22 октября 1927 года − по поручению архиепископа Василия (Богдашевского) он ездил в командировку в Харьков для участия в написании текста для послания митрополита Михаила (Ермакова), Экзарха Украины[25], который только вернулся из ссылки и получил разрешение жить в Харькове. Отец Александр говорит, что отправился в Харьков только из послушания митрополиту и не осведомил об этой поездке местное ГПУ, в чем, собственно, и раскаивается. Называет также причину этой «вины»: не сообщил «частью в виду спешности отъезда, частью по убеждению, что моя поездка была согласована митрополитом с гражданской властью»[26].

И второй случай «нарушения» −13 июня 1934 года, вместе с киевскими священниками Александром Браиловским и Адрианом Рымаренко, Александр Глаголев был делегирован в Москву к митрополиту Сергию (Страгородскому) с ходатайством об оставлении архиепископа Сергия (Гришина) на Киевской кафедре. Их просьба так и не была услышана и после переноса столицы УССР и Украинского Экзархата в Киев (9 июля 1934 года), архиепископ Сергий был перемещен на Харьковскую кафедру. По поводу этой поездки протоиерей Александр также сокрушался, поскольку не был уверен, что Киевское ГПУ извещено об этом.

Чистосердечные признания отца Александра, изложенные в упомянутых выше заявлениях и стали основой следственного дела, которое не содержит ни одного материала допроса.

Смерть от болезни, которой у священника никогда не было

Умер отец Александр в ходе следствия. Официальная версия его смерти зафиксирована 25 ноября 1937 в акте дежурного по тюрьме Плесецкого и врача Фастовского. В акте указано, что «в 3 часа ночи в терапевтическом отделении больницы умер заключенный Глаголев Александр Александрович, от УРОСЕПСИСА и НЕДОСТАТОЧНОСТИ СЕРДЦА»[27]. Священнику Александру было оказано «необыкновенно гуманное отношение», его отправили в тюремную больницу, где он «скончался от болезни, которой у него никогда раньше не было: от почечной и сердечной недостаточности»[28], − пишет в своих воспоминаниях Магдалина Глаголева-Пальян.  

Тела заключенных никому не выдавали, из тюрьмы их вывозили на грузовиках и сбрасывали в общую яму. Магдалина Глаголева-Пальян пишет, что Алексей, сын отца Александра, ночами ходил на Лукьяновское кладбище, чтоб среди сотен умерших узнать своего отца[29]. Похоронен в общей могиле на Лукьяновском кладбище, на котором, спустя много лет, родственники поставили ему памятник — крест с аналоем и евангельским текстом «Блаженны изгнании правды ради».

В заключение хотелось бы вспомнить слова отца Александра Глаголева из его проповеди о крестоношении: «Из детства нас учили чаще знаменовать себя крестным знамением, чтобы мы ограждая себя им, при всяком деле нашем поминали страдания Христовы и все творили во славу Божью, не отступая от обязанностей своего христианского звания ни за какие блага миране изменяя Господу и Его Евангелию даже до смерти [выделено автором]» [30].

Эти слова, которые А. Глаголев сказал 10 марта 1900 года, он пронес через всю свою нелегкую жизнь, даже до смерти не изменил Евангелию и не пошел на компромисс со своей совестью.




[1]Булгаков М. Белая гвардия. М.: Правда, 1989. С. 16.

[2]Буровский А. М. 1937. Контрреволюция Сталина. М.: «ЯУЗА», «ЭКСМО». 2009. С. 9.

[3] Бажан О.Г. Шпигуни в сутанах: до питання про масштаби політичних репресій серед духовенства та віруючих в УРСР у 1937-1938 рр. // Сумський історико-архівний журнал. №X-ХІ. 2010. С. 135

[4]Буровский А. М. Там же. С. 189-190

[5]ОГА СБУ.Там же. Л. 27.

[6]Там же. Л. 28.

[7]Там же. Л. 27.

[8] Там же. Л. 29.

[9] Там же. Л. 44.

[10] Там же. Л. 30.

[11] Там же. Л. 31.

[12]ОГА СБУ. Там же. Л. 33.

[13] Там же. Л. 33.

[14]Глаголева-Пальян Магдалина. Воспоминания об отце Александре и отце Алексее и их окружении // Глаголев А.,свящ.Купина Неопалимая. К.: Дух і Літера. 2002. С. 232.

[15] ОГА СБУ. Там же. Л. 37.

[16]ОГА СБУ. Там же. Л. 35.

[17] Там же. Л. 35.

[18] Там же. Л. 55 об.

[19] Там же. Л. 36

[20]Там же. Л. 36.

[21] ОГА СБУ. Там же. Л. 36.

[22] Там же. Л. 36.

[23] Там же. Л. 39.

[24]ОГА СБУ. Там же. Л. 39

[25] Малоизвестные страницы церковного служения Экзарха Украины митрополита Михаила (Ермакова) в 1922-1923 годах (По материалам следственного дела). Вестник ПСТГУ. II: История. История Русской Православной Церкви. 2009. Вып. II:1 (30). С. 79.

[26] ОГА СБУ. Там же. Л. 40.

[27]ОГА СБУ. Там же. Л. 42.

[28]Глаголева-Пальян Магдалина. Воспоминания об отце Александре и отце Алексее и их окружении // Глаголев А.,свящ.Купина Неопалимая. К.: Дух і Літера. 2002. С. 241.

[29]Глаголева-Пальян Магдалина. Там же.С. 240

[30] Глаголев Александр, свящ. Купина Неопалимая. К.: Дух і Літера. 2002. с. 22.

Теги: