В 2016 году Оксфордский словарь признал слово «постправда» словом года. С чем связан такой интерес к феномену постправды и что это такое? Чем истина отличается от правды? Возможна ли «ложь во спасение», не оксюморон ли это? Об этом и многом другом беседуем на переменке в КЛБИ-2017 в маленьком украинском селе с Франсуа Эве, французским философом, главным редактором культурного журнала Etudes («Исследования»)(1).

– Чем отличается истина от правды? Есть ли во французском языке смысловые оттенки значений данных слов?


– Во французском языке нет разграничения этих понятий – оба слова переводятся как «vérité». «Правда» содержательно связана с понятиями «справедливость», «право», «юстиция», то есть имеет «юридические», социальные коннотации, она более абстрактна и формальна, в ней есть нечто «законническое». «Истина» корнями уходит в метафизику, онтологию, экзистенциализм, гносеологию.

В статье, напечатанной в нашем журнале (Paul Valadier. Péril en la démocratie: la post-vérité. Etudes, mai 2017), Поль Валадье, раскрывая проблему истины в философии и теологии, задается интересным вопросом: как можно искать истину и одновременно пребывать в ней? Истиной нельзя обладать – в ней можно «стоять». Но это «стояние» не пассивно – оно требует колоссальной отзывчивости человека. С истиной невозможны статичные субъект-объектные отношения – лишь динамичные субъект-субъектные. Важно отметить, что Евангелие представляет нам истину не абстракцией, а Личностью, Лицом, Самим Христом: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6). В этом евангельском фрагменте как раз подчёркивается эта динамика: мы на пути к Жизни через Истину.

Истина также связана с понятием «верности»: верности Бога человеку и  верности человека Богу. Также следует отметить особую верность Слову, Логосу (более объёмное понятие, в переводе С. С. Аверинцева это «слово», «речь», «смысл». – Прим. ред.). В Книге Бытие сказано, что Бог сотворил мир Словом: «…И сказал Бог…» Потому значение Логоса в христианстве чрезвычайно важно.

Общество, где в основании нет верности, находится в опасности. Но само понятие «верности», а значит и «правды», «истины», также может искажаться и наполняться квазисмыслами, как было в советской культуре. Эта деформация как нельзя лучше представлена на примере советского издания «Правда», символе лжи пропаганды СССР.

Неформализованность истины делает её более зыбкой для фиксации, потому истина также связана с понятием «доверия». Её поиск всегда связан с риском, так как невозможно требовать каких-либо гарантий и доказательств.

– Все мы помним высказывание Ф. М. Достоевского: «…Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше бы хотелось оставаться со Христом, нежели с истиной». Каковы условия неотождествления правды (истины – в терминологии Ф. М.) со Христом?


– Это парадоксальное изречение Достоевского сложное для понимания, так как Христос говорит: «Я есть Истина». Мне кажется, писатель здесь имел в виду как раз правду, подкреплённую доказательствами, «железными» фактами. Но сколько мы знаем из истории науки примеров, когда даже самые неоспоримые научные теории со временем оказывались опровержены?! Неслучайно Карл Поппер даже сам принцип фальсификационизма, то есть потенциальную возможность опровержения, назвал одним из критериев научности. Но Бога нельзя «препарировать», как препарируют лягушку, а Воскресение воспроизвести в лабораторных условиях экспериментально – всё это уже область личной веры человека и неизбежной его уязвимости на этом пути. Вот это, я думаю, имел в виду Достоевский.

– В русском языке есть выражение: «Ложь во спасение». Оно кажется оксюмороном. Тем не менее в повседневности бывают ситуации, когда правдой можно если не убить, то ранить точно. Неслучайно в современной психологии абсолютно нормальной  считается ситуация лжи со стороны терапевта при определённых условиях (это тема для отдельного обсуждения). Как не перейти эту грань от правдолюбия до жестокости?  Бывают ли ситуации, когда можно, не предавая христианские ценности,  «умолчать» правду «во благо» Другого? Ведь есть крайне сложные ситуации. Например, многие упрекали Эдит Пиаф в том, что она продолжала  работать в оккупированном нацистами Париже; но именно благодаря этому  «под прикрытием» певице удавалось спасать тайно евреев от преследований. Или, например, мой прадед, Карпенко Тихон Иванович, вернувшись инвалидом во время войны в родное село, которое оказалось оккупированным, вынужден был мириться с нацистскими офицерами в своём доме и при этом единственный в селе тайно прятал в своём сарае раненых партизан, рискуя жизнью своей, жены, детей…


– Ценность жизни Другого обязывает меня  вести себя подобным образом. Но это сложный вопрос, ещё Иммануил Кант сформулировал подобную дилемму. И немецкий философ в эссе «О мнимом праве лгать из человеколюбия (1797) как раз опровергал саму возможность «лжи во спасение». Он говорил, что даже если ты прячешь человека от убийцы в своём доме, а этот злоумышленник стучит в твою дверь, спрашивает о скрывающемся, ты не имеешь морального права солгать, что его нет. Иначе «это есть несправедливость по отношению ко всему человечеству вообще». Но в этом случае мы как раз видим подход к истине как правде, то есть абстракции, ведь теряется её личностное измерение. «Не лгать» – это норма, императив. Но существуют ли абсолютные нормы?! Наша жизнь соткана из подобных дилемм и конфликтов.

– В Массачусетском  технологическом институте провели эксперимент с участием 121 добровольца, которых просили общаться с незнакомым им человеком пару минут и произвести самое благоприятное впечатление. Оказалось, что этот эффект у 60% опрошенных участников достигался за счёт того, что в беседе они что-то привирали о себе. Как возможно отважиться честно быть собой в современном мире, так точно охарактеризованном Ги Дебором – «обществе спектакля»?


– Действительно, современная коммуникация осуществляется, прежде всего, с ориентацией на определённые социальные роли, «маски». Эти  «желательные» образы насаждаются в сознание людей различными медиа. Доверие оказывается почти невозможным в нашем мире, ведь все мы прячемся в панцире собственных мифов о себе. Вместе с тем в каждом из нас заложено неистребимое желание верить Другому – оно никуда не делось, вопреки всем традициям недоверия и деконструкций, идущих ещё от Ницше, на уровне желания, «инстинкта доверия», часто нерефлексируемого. Межличностная коммуникация по-прежнему невозможна без этой веры. Проверить правдивость сообщения Другого мы можем зачастую лишь интуитивно.

– Вашей землячкой, прекрасным христианским мыслителем Маргарит Леной, высказано наблюдение о том, что когда Пилат отвернулся от истины, он начал торговаться. Но можно ли жить, не торгуясь, или к этому надо лишь стремиться? Ведь наш мир сегодня насквозь пронизан рыночными ценностями. Неслучайно исследователи (П. В. Кузнецов Т. М. Горичева и пр.) отмечают  актуальность и популярность неомарксизма (Э. Ги Дебор, М. Фишер, Л. Альтюссер, Ю. Хабермас, С. Жижек, А. Бадью и др.)…


– «Общество рынка» и «общество спектакля» – это «две стороны одной медали» современной культуры: они взаимосвязаны. Ведь любой спектакль ориентирован на своего зрителя-потребителя. Критериями оказываются общественный спрос и потребление.

– В 2016 году в Оксфордском словаре слово «постправда» было признано словом года. С чем связана особая актуальность этой проблемы?

– Этот феномен обусловлен, прежде всего, медиакультурой.  И постправда связана даже не столько с привычными печатными, электронными периодическими изданиями, сколько с социальными сетями (Facebook, Twitter и пр.). На этом фоне наблюдается повышение интереса к прежним привычным источникам информации (печатным газетам и пр.), что напрямую соотносится с описанными нами ранее феноменами «рынка» и «спектакля».  «Правда» превращается в «фейк», продукт-симулякр, который моделируется исходя из запросов аудитории. Достоверность информации оказывается вторичной – важны переживания, эмоциональная характеристика. Такой «товар» легче продается-покупается на современном медиарынке.

– Российско-американский мыслитель Алексей Юрчак использует термин «гипернормализация» для описания ситуации, когда власть лжёт, СМИ лгут, но общественность уже привыкла к такому положению вещей и считает его нормальным. Каковы, на Ваш взгляд, правила личной духовной «гигиены», когда можно жить внутри такой ситуации лжи и не адаптироваться к ней, не стать конформистом?


–  Прежде всего, надо помнить, что миру лжи всегда есть альтернатива. Это лишь вопрос личного выбора. «…И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12:2). Философ М. Мамардашвили, описывая неприятие внешней лживой атмосферы и уход из неё в активную внутреннюю жизнь, использовал понятие «внутренней эмиграции». Но как найти баланс между этой «внутренней эмиграцией» и тем, чтобы быть свидетелем правды, быть «светом миру» (Мф. 5:16)? Мне кажется, в любом обществе никогда не бывает ситуации тотальной лжи – есть «островки», «топосы правды», в которых можно реализовать это требование свидетельства. Поясню. Я посещал СССР с группой туристов в 1970-е гг. В 1978 г. я 6 недель стажировался в Москве (в годы брежневского «застоя» французам всё-таки был доступен въезд на советскую территорию),  содействовал передаче писем из СССР во Францию (меня обыскивали, но не достаточно тщательно). Я знал русский язык, мне было проще оценить текущую ситуацию. Тогда в общении с людьми я ощущал, что, как минимум,  в дружеских, семейных кругах возможно стояние в правде. Даже со мной, иностранцем, некоторые люди отваживались правдиво говорить о советских реалиях и о своём отношении к ним. Я сейчас читаю автобиографические воспоминания «Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана». В книге отмечено, что даже в самые страшные годы сталинских репрессий в дружеских отношениях всё же свобода и правда имели место. И предательство, доносительство в её близком кругу (она лишь чудом не была арестована) не истребили в ней веру в людей. Хотя я знаю семьи, в которых родные боялись быть до конца откровенными друг с другом. Но я смотрю на эту ситуацию со стороны, как француз. И всё-таки убеждён, что врождённая жажда доверия, без которого невозможна правдивость, очень сильна в человеке. И во «внутренней эмиграции» без Другого, без возможности открыться можно со временем задохнуться. 

– У философа Поля Рикёра интересная идея «полифоничности правды». Как это согласуется (и согласуется ли вообще) с христианским достаточно категоричным императивом «да будет слово ваше: ‟да, даˮ; ‟нет, нетˮ; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5:37)? Ведь известно, что мыслитель был христианином…


– Истина действительно одна, но имеет свой горизонт. Есть разные пути его достижения, потому что мы разные. Искание истины – коллективная работа. Как сказал М. Мерло-Понти, «Мы идем к истине вместе с другими людьми». Во французском языке наблюдается игра слов relativité (ou relativisme) и relationalité (иметь отношения, быть связанными). Итак, это не релятивизм, индифферентность.

Примечание:

1. Ежемесячный журнал со 160-летней историей, издаваемый тиражом 12 000 экз. В издании публикуются такие авторы, как Ж. Л. Марион и пр. Журнал освещает социальные, религиозные, искусствоведческие, литературоведческие, философские и другие вопросы.

Рravlife.org

Теги: