См. предыдущие очерки: 

«Неименуемое Имя». Очерки об Имени Божием

«Неименуемое Имя». Очерк 2: Как правильно именовать Бога?

«Неименуемое Имя». Очерк 3: Имя и откровение

«Неименуемое Имя». Очерк 4. Имена Бога в Ветхом Завете: Элохим

«Неименуемое Имя». Очерк 5. Имена Бога в Ветхом Завете: Адонай

Среди всех Божьих имен, безусловно, выделяется священная тетраграмма YHWH – имя, интригующее строгим запретом на произношение, покрытое мощным слоем всевозможных, часто взаимоисключающих истолкований, окруженное мистической аурой и каббалистической магией.

«Неименуемое Имя». Очерк 6. Священная тетраграмма: гипотезы о происхождении

Но прежде чем приступить к этой центральной теме моих очерков, считаю своим долгом, во-первых,  разъяснить свой методологический подход, а во-вторых, кратко изложить мой общий взгляд на всю проблематику Божьего Имени. Кажется, это необходимо ввиду особых трудностей и вообще особого характера разговора о тетраграмме, а кроме того, с той целью, чтобы читатель знал, что его ожидает, и, в случае принципиального несогласия с подходом или общим видением, не тратил время на дальнейшее чтение.

Итак, во-первых, с какой позиции я подхожу к заявленной теме? Мой подход старается сочетать историко-филологический анализ с религиозно-философским синтезом. Я считаю, что придерживаться только одного из этих двух подходов значит, по крайней мере, обеднять, а скорее – искажать картину реальности. Без изучения конкретных историко-культурных, лингвистических, археологических и т.п. фактов и реалий легко воспарить в умозрительных обобщениях и понастроить воздушных замков, а без попытки философского осмысления всех данных мы останемся с разрозненными фактами без цельного видения и понимания предмета. В общем, на мой взгляд, очень важно стремиться к здравому балансу между парением в небе (философия и богословие) и твердым стоянием на земле (история и филология), стараясь не превращаться ни в беспочвенного фантазера, ни в «ползучего эмпирика».

Можно назвать мой подход и богословским, если под богословием понимать свободное (от всех инстанций и институций) исследование Бога и отношений между Богом и миром, но чаще всего такое нецерковное, не строго догматическое («либеральное» в широком смысле) богословие называют, в лучшем случае, философским богословием, а скорее религиозной философией, философией религии или религиоведением. Лично я не считаю все эти отраслевые границы и размежевания важными, так как истина-реальность в конечном счете одна, а под каким углом зрения смотреть на нее и каким языком описывать – всё это вторично и зависит от разнообразия внешних обстоятельств (аудитории, контекста, места, времени и т.п.). Эта методологическая и отраслевая неопределенность, могущая выглядеть порой и как двусмысленность, обусловлена самой нашей темой, затрагивающей и историю, и филологию, и философию, и религию, а в самой религии (только иудаизме и христианстве, о которых здесь речь, хотя, конечно, тема имени актуальна для всех религий) – и богословие, и духовную практику, и культ, и мистику.

Однако в том, что касается интерпретации конкретных библейских текстов, мой метод практически ничем не отличается от стандартной современной научно-богословской экзегезы: историко-филологический разбор с попыткой установить сначала простой языковый смысл текста (т.е. первый из числа классических четырех смыслов средневековой герменевтики – исторический, или буквальный), а затем, насколько возможно, понять его религиозно-философски или, если угодно, богословски. Здесь я, к сожалению, вынужден предупредить читателя, что дальнейшее изложение будет технически (главным образом, лингвистически) более трудным по сравнению с предыдущими очерками, т.к. вся суть проблемы состоит в таких тонкостях и деталях, опустить которые (по крайней мере, главные из них) невозможно. Но, конечно, я очень постараюсь, как и в предыдущих очерках, изъясняться максимально ясно и популярно.

Во-вторых, даю кратчайшее изложение своего видения всей проблематики Имени Божия.

1. Именование вещи есть ее познание; спрашивать о подлинном имени вещи значит спрашивать о ней самой по себе, или о ее сущности, или – еще иначе – об основе ее существования как именно этой вещи, т.е. это философское онтологическое вопрошание, хотя в древних культурах оно могло выражать себя только на «мифопоэтическом» языке, в частности, как вопрошание об имени. Для моего подхода очень важно, что под именем подразумевается не звуковая оболочка слова, а его значение, или смысл. Итак, вопрос о настоящем Имени Бога – вопрос философского богопознания, понимания сущности Бога.

2. Интуиция абсолютного совершенства и трансцендентности Бога вынуждает нас отрицать возможность такого познания (апофатическое, или отрицательное, богословие, «апофатика»), но интуиция могущества имени и слова, напротив, склоняет к утверждению этой возможности («катафатика» – утвердительное богословие). Мы оказываемся перед парадоксом или антиномией Неименуемого Имени.

3. Ясно, что все исторические человеческие наименования Бога раскрывают лишь многообразные Его проявления, различные стороны Его отношений с миром и людьми, но не дают нам подлинного Имени. Открыть его мог бы только Он Сам.

4. В библейской и затем иудейской традиции, т.е. в той единственной среди древних религий, где наиболее ясно проявилось сознание единого, трансцендентного и совершенного Бога, мы находим два замечательных факта об Имени YHWH: оно (а) открыто (или истолковано) Самим Богом в Исх. 3:14-15, в откровении Моисею при «неопалимой купине»; (б) безусловно выделено из всех остальных имен и окружено благоговейным почитанием; этому Имени приписывается столь высокая степень святости, что складывается запрет на всякое его произношение. Хотя ученые оспаривают свидетельство библейского текста об откровении Имени, предлагая другие гипотезы для объяснения его происхождения и значения, и хотя, тем более, можно скептически или даже иронически относиться к иудейскому почитанию Имени, но я исповедую (и предлагаю читателю последовать в этом за мной) презумпцию доверия к древним писаниям и традициям и считаю, что без убедительных научно-философских противопоказаний отвергать такие свидетельства неразумно. Исходя из этой презумпции, я предполагаю, что тетраграмма – то самое подлинное Неименуемое Имя, призванное парадоксальным образом раскрыть непостижимую Божию сущность. Но, повторяю и подчеркиваю: я имею в виду не звуковую оболочку слова, изменчивую во времени и от языка к языку, а его значение.

5. С указанными двумя фактами удивительно гармонируют два другие: (в) значение богооткровенного Имени связано с глаголом «быть» (скорее всего, это значение – Есть); можно, следовательно, сказать, что Имя Божие в самом общем смысле означает бытие, как бы его ни трактовать – как вечное бытие, действенное присутствие, становление либо как-то еще; (г) первые эллинские мыслители (хотя, похоже, еще до них – индийские и египетские), независимо от Библии, открыли центральное значение понятия бытия для максимально полного, цельного и универсального познания, т.е. для философии, а затем в истории европейской мысли это открытие не раз возобновлялось и переосмысливалось. Для нашей темы особенно важно истолкование в XIX-XX веках бытия как экзистенции, присутствия и времени.

6. Мне кажется, что если с религиозно-философской точки зрения максимально непредвзято посмотреть на указанные четыре факта (а, б, в, г), нельзя не придти к выводу, что библейский Бог, открывшийся Моисею, и есть тот «Бог философов», которого искала философская мысль древних под именем бытия (или его философских синонимов: «сущее», «единое», «всё», «всеединое», «природа», «логос» и т.п.). Это тождество всегда было очевидно для иудейской и христианской традиций, хотя некоторые влиятельные философские и богословские течения нашего времени его отрицают. Оно означает не что иное, как убежденность в том, что библейский Бог – не один из богов, а единственный абсолютно Совершенный и Трансцендентный. Именно об этом и сообщает Имя, открытое Моисею. Опять же, это традиционное «онто-теологическое» понимание Имени («метафизика Исхода», по выражению французского философа Э. Жильсона) отвергнуто в современной науке как исторически невозможное: вечное, статичное «бытие» классической онтологии нельзя отождествлять с действенно-присутственным, динамичным «бытием» ближневосточной культуры. Но я полагаю, что экзистенциалистское переосмысление бытия и времени в нашу эпоху проливает новый свет на старую трактовку Имени как бытия.

7. И всё же это самое древнее и самое простое (и, как мне кажется, самое здравое) решение загадки Имени не отменяет парадокса Неименуемого Имени, так как понятие бытия апофатично: оно столь же раскрывает Божию сущность, сколь (если не еще больше) сокрывает ее. Кроме того, остаются вопросы о дальнейшей судьбе тетраграммы и о ее значении для Нового Завета, христианства, позднего иудаизма и вообще для религии и богопознания, да и множество других сопутствующих историко-филологических, экзегетических, философских, богословских и духовных вопросов (некоторые из них мы затронем в ходе нашего рассмотрения).

Всё, что я утверждаю в связи с предложенным истолкованием проблематики Имени и самого Имени, это то, что в нашем языке и мысли есть такое слово (открытое Самим Богом как Его Имя), а именно «быть» (или «есть»), смысл которого максимально, среди всех остальных смыслов, вмещает в себе Божию сущность и тем самым раскрывает и проясняет ее (насколько это вообще доступно для нашей мысли), одновременно, впрочем, апофатически ее сокрывая.

А теперь перейдем к изложению соответствующих историко-филологических и экзегетических данных.

Это Имя обычно называют «тетраграмматон», с греч. языка – «четырехбуквенное», но мы, по традиции русского дореволюционного богословия, будем называть его тетраграммой. Это непроизносимое, невыговариваемое Имя (Nomen ineffabile) состоит из четырех согласных букв YHWH – йод-хе-вав-хе; его гласные звуки были утрачены, по-видимому, к началу новой эры или в раннем средневековье. (Как известно, еврейский алфавит состоит из одних согласных букв; гласные звуки стали записываться только в первом тысячелетии нашей эры специальными значками, которые изобрели масореты, хранители иудейского предания; наделение гласными звуками консонантного, т.е. состоящего из одних согласных букв слова называют его огласовкой, или вокализацией.) В еврейском тексте Ветхого Завета, так называемом масоретском, т.е. отредактированном масоретами, это самое употребительное имя Бога: оно встречается там более 6800 раз. Как мы уже говорили, при чтении текста иудеи заменяют его на Адонай – «Господь мой» (гораздо реже – на Элохим), а во всех европейских переводах, начиная с Септуагинты и Вульгаты, оно заменятся на «Господин», «Господь».

Ученые реконструируют произношение Имени, основываясь на его написании у авторов поздней античности, на анализе библейских теофорных, т.е. содержащих это Имя собственных человеческих имён (таких как Илия, Иоаким, Исаия и др.), а также внебиблейских ономастических, эпиграфических и других данных. Так, в греческих магических папирусах и амулетах начала нашей эры тетраграмма фигурирует преимущественно как Iao, хотя встречаются и другие варианты, видимо, производные от этой формы: Iaoou, Iauo, Iau, Ieou, Ieao; раннехристианские и классические авторы (Ориген, Климент Александрийский, Епифаний, Феодорит, Иероним, Порфирий, Макробий, Диодор Сицилийский) также транскрибируют ее по-разному (греческими и латинскими буквами): Ia, Iao, Iae, Iaoue, Iabe, Aia, Yaho, Ieuo, Io, Iasse, Iae. В результате сопоставления всех данных, согласно почти единодушному мнению исследователей, начиная еще с середины XIX века и поныне, принято произношение Яхвэ (другой вариант — Яхво).

Откуда взялась тетраграмма? Библия как будто сообщает об откровении Моисею Имени в Исх. 3, и это, конечно же, было бы самым простым и естественным объяснением происхождения тетраграммы, если бы, как мы уже знаем (см. очерк 3) и как еще увидим позже, библейские сообщения не оставляли нас в недоумении: то ли имя YHWH известно было патриархам и вообще до Моисея, то ли нет. Такого рода неясности и нестыковки давно породили у библейских критиков многочисленные попытки реконструировать действительную историю Имени. Архимандрит (впоследствии архиепископ Полтавский) Феофан (Быстров) в своей книге о тетраграмме (Тетраграмма, или Божественное ветхозаветное имя, СПб, 1905, переизд.: Киев, 2004; пока единственная на русском языке книга на эту тему) выделяет четыре группы таких гипотез или теорий, в соответствии с культурой, из которой выводили это происхождение: египтологические, ассириологические, сиро-арабо-финикийские и прочие. В последней группе он упоминает «теории» (собственно, их и гипотезами назвать нельзя), отыскивающие следы тетраграммы в китайском трактате «Дао-Дэ цзин» и в ритуалах американских индейцев! Мы с вами, конечно же, не будем рассматривать все эти старые догадки и построения, большинство из которых давно забыто. Я сделаю очень беглый обзор лишь самых значимых современных взглядов (на основании, главным образом, статьи: D. N. Freedman, M. P. O'Connor, YHWH, TDOT, v. III, 1986; из других источников самые важные будут указаны в своем месте).

Древнейшие следы Имени YHWH ученые прослеживают в добиблейских памятниках. В частности, их усматривают в списке топонимов храма Амона в Солебе (Египет, начало XIV в. до н.э.; здесь и ниже даты без оговорок – до н.э.) и в другом списке из Мединет Хабу (Египет, начало XIΙ в.); в этих египетских надписях в консонантном трехбуквенном написании yhw (вокализация в египетском языке точно неизвестна) предполагают огласовку yahwe (У. Ф. Олбрайт) или yahwi (Ф. М. Кросс).  Обнаружено оно и во внебиблейских семитских источниках: на стеле моавитского царя Меши (IX в.; древнейшее упоминание на семитском языке, причем в полной, четырехбуквенной форме, о чем см. свежую публикацию о. Олега Скнаря в № 12 «Богословских трудов» Киевской Духовной Академии за 2010 г.), на остраконах из Телль-Арада (конец VII в.) и Лахиша (VI в.), в элефантинских папирусах на арамейском языке (Египет, VI-V вв.). Оно входит в состав как библейских, так и небиблейских семитских (западно-семитских, ассирийских, арамейских) собственных имен. Французский библеист Анри Казель и немецкий востоковед Альбрехт Альт видели тетраграмму в набатейских (набатеи – семитская народность III-I вв.) именах, в частности, в божьем имени ’hyw, входящем в собственное имя ‘bd (раб) ’hyw.

В итоге можно сказать, что преимущественное написание тетраграммы во внебиблейских источниках – yhw. Добавление четвертой буквы, концевой хе (h), легко объясняется законами еврейской фонологии: буква хе – одна из так называемых «матерей чтения», т.е. согласных букв, выполнявших в домасоретскую эпоху роль гласных букв; в случае окончания слова на гласный звук она обязательно добавлялась в конце слова, чтобы показать этот звук.

Присутствие Имени в древнейших добиблейских памятниках, если признавать эти смутные данные достоверными, как будто указывает на его домоисеево и вообще доизраильское происхождение. Одна из распространенных еще с конца XIX века и до сих пор сохраняющая свои позиции гипотеза (к ней склонялись такие ученые, как К. Тиле, Б. Штаде, К. Будде, Х. Грессман, Ю. Моргенштерн, Г. Беер, Г. Шмёкель, отчасти М. Нот и Дж. Грей, особенно Г. Г. Роули, из более современных М. Вейнфельд, Т. Меттингер), так называемая кенитская или мадиамская, гласит, что задолго до Моисея имя YHWH было известно племени кенитов – народности, несколько раз упоминаемой в Библии (Быт. 15:19, Чис. 24:21-22, Суд. 1:16, 4:11, 1 Цар. 15:6, 27:10, 1 Пар. 2:55), впоследствии слившейся с израильтянами, а именно с коленом Иуды (Суд. 1:16). К этому племени принадлежал тесть Моисея Иофор-Рагуил (Суд. 1:16), «священник Мадиамский» (Исх. 2:16, 3:1, 18:1). По этой гипотезе, он был служителем Яхвэ и познакомил Моисея с этим Именем. Впоследствии Иофор радовался, что культ Яхвэ воспринят Израилем (Исх. 18:1-12), и объявил: «Теперь я знаю, что Яхвэ больше всех богов» (18:11).

Кениты отождествляются со странным кочевым племенем рехавитов (1 Пар. 2:55), чья ревность о культе Яхвэ против культа Ваала отмечена особо и необычным образом (4 Цар. 10:15-28), кого Иеремия приводил как пример послушания заветам своего предка (Иер. 35) и пророчествовал, что не исчезнет среди них «муж, стоящий пред Господом» (Иер. 35:19), т.е., очевидно, служитель Господа (как истолковал это таргум, причем, по мнению комментаторов, речь может идти о жреческом или пророческом служении). Сведения о рехавитах доходят до начала нашей эры: христианский автор II в. Егезипп сообщает, что священник-рехавит протестовал против убийства Иакова, брата Господня, первого иерусалимского епископа (Евсевий, Церковная история, II.23). Происхождение кенитов возводят к Каину (см. Чис. 24:21-22 и ср. Иис.Нав. 15:57; любопытно, что Раши толковал таинственный знак, которым Господь отметил Каина в Быт. 4:15, как одну из букв тетраграммы!), и высказывалось предположение, что кочевой образ жизни кенитов является следствием осуждения Каина на вечные скитания; хотя, с другой стороны, если Каин был земледельцем, а каиниты – основателями городской цивилизации (Быт. 4), то рехавиты – противники земледелия и оседлой жизни (Иер. 35:6-10). (Суммарное изложение кенитской гипотезы см. в: G. H. Parke-Taylor, Yahweh: The Divine Name in the Bible, 1975, pp. 20-30.)

Хотя кенитская гипотеза покоится на весьма шатких основаниях (ее критиковали Э. Кёниг, Е. Дж. Мик, П. Фольц, М. Бубер, Р. де Во и др.), но в широком религиозно-философском контексте представляется любопытной, поскольку привлекает внимание к тем библейским и другим историческим свидетельствам, которые указывают на то, что знание Истинного Бога в древнем мире не ограничивалось Израильским народом (особенно если мы говорим о заимствовании не Имени в конкретной звуковой оболочке, а значения Имени, т.е. понятия Истинного Бога; к этой теме я надеюсь вернуться позже; отмечу только, что эта гипотеза в таком расширительном смысле не противоречит повествованию об откровении при «неопалимой купине», которое можно трактовать не как сообщение нового, а как раскрытие смысла уже известного имени). Существование каких-то священников Истинного Бога до установленного Моисеем Ааронового священства еще более явно в случае Мельхиседека, о котором сказано, что он «священник Бога Вышнего», «Творца неба и земли» (Быт. 14:18-19), причем здесь лексика близка к ханаанской религии: «Бог Вышний» – Эль Эльон (см. очерк 4); «творец» – qoneh; это слово в евр. языке означает «приобретать», но в ряде мест, как и в других семитских языках этого региона по отношению к богу-творцу, – «творить, порождать» (в Библии это значение предполагается в нескольких местах: Втор. 32:6, Пс. 138:13, Прит. 8:22, возможно, Быт. 4:1).

Любопытную гипотезу, в определенном смысле противоположную изложенной, выдвинул совсем недавно российский востоковед А. А. Немировский (не путать с историком античности А. И. Немировским): гористая местность Синая и Сеира была исконной территорией идумеев (Эдома) и амалекитян (потомков Исава), заклятых врагов Израиля, а их племенным богом был Яхвэ, как это следует из египетского списка с упоминанием страны Шасу-Яхвэ (см. выше о египетских упоминаниях тетраграммы). Это подтверждается несколькими загадочными стихами из древней библейской поэзии, где говорится, что Яхвэ приходит от Синая, Сеира, Эдома, Фарана и Фемана (Втор. 33:2, Суд. 5:4-5, Авв. 3:3), т.е. из гористого региона, бывшего ареалом кочевничества идумеев и кенитов. Еще более впечатляюще то, что в прорицании Валаама (древний оракул с темной и запутанной историей) Амалик назван «начатком народов» (Чис. 24:20). По предположению Немировского, Израиль перенял у Амалика культ Яхвэ, и так «избранный» народ амалекитян (а иначе почему он назван «начатком народов»? – комментаторы теряются в догадках) был замещен израильтянами; только это объясняет лютую вражду Израиля к Амалику, иначе труднообъяснимую. (Об этой вражде см. Исх. 17:14-16, Втор. 25:17-19, 1 Цар. 15, и еще гораздо жестче в средневековой иудейской традиции: Амалик – воплощение абсолютного зла. См. статью Немировского в сб. Древний Египет и христианство, М., 2001. С этой статьей меня познакомил Виталий Приймаченко; пользуюсь случаем выразить ему благодарность.) Интересно, что если кенитская гипотеза выводит происхождение тетраграммы из дружественного Израилю племени, то гипотеза Немировского, напротив, – из враждебного, причем Библия даже специально противопоставляет оба племени (см. 1 Цар. 15:6).

Но в любом случае подобные гипотезы не решают главного вопроса о происхождении Имени, так как ничего не говорят о том, как Имя появилось у этих племен, будь то кениты или амалекитяне. «Если мы можем заключить отсюда, – резюмирует Готфрид Квелл кенитскую гипотезу, – что Яхвэ действительно был Богом кочевников, разбивавших шатры на лоне природы, то история Его имени всплывает из доисторического прошлого этих племен» (G. Quell, Kyrios, TDNT, v. III, p. 1066).

В следующем очерке мы обратимся к современным научным взглядам на значение тетраграммы (и постольку – также на происхождение, т.к. обе темы тесно связаны), после чего перейдем к подробному анализу ключевого отрывка Исх. 3:13-15.

Теги: