Не так давно в Киеве прошла презентация сборника статей под названием «Церковь – университету. Христианская миссия в пространстве университета» (К.: ССХ, 2013). Основными авторами издания являются Михаил Черенков – вице-президент ассоциации «Духовное возрождение», член Совета директоров Содружества студентов-христиан Украины, доктор философских наук и Денис Гореньков – исполнительный директор Содружества студентов-христиан Украины. Вступительная статья «Христос в университете?» написана генеральным секретарем Международного Союза студентов-христиан (1997-2007 гг.), международным директором Лозанского движения Линдсеем Брауном. В сборнике также находятся короткие размышления известных на постсоветском пространстве христианских авторов Сергея Головина, д-ра Юрия Черноморца и Федора Райчинеца. Каждый из авторов предлагает свой взгляд на прошлое, настоящее и будущее отношений церкви и университета. В издании поднимается такая тема, как миссия в пространстве светского высшего учебного заведения, даются советы для теологов, миссиологов, священнослужителей и религиоведов, которые вовлечены в университетскую культуру.

В связи с появлением данного сборника хотелось бы обратить особое внимание на статью д-ра Михаила Черенкова «Между церковью и университетом». В электронном варианте статья доступна на сайте «Христианский megapolis» (https://www.christianmegapolis.com/2013/05/3903). Материал привлек мое внимание своей актуальной проблематикой, но несколько разочаровал абстрактным изложением изначально заявленной темы.

Сам автор характеризует свою же статью как мысли, которые «складываются не в стройную теорию, но скорее в очерки и наброски» (с. 30). Статья более походит на хаотичность идей, которые, как мне кажется, даже самому автору тяжело сложить в какую-то, более менее определенную систему. Из-за этого, несмотря на актуальность затронутого автором вопроса проблема восприятия статьи в том, что читатель в ней теряется. Прежде всего, сложно уловить, о каком университете идет речь. «Лишь Церковь, которой нужен Университет, нужна Университету» (с. 26). Здесь, я так понимаю, идет речь о светском университете. На следующей странице звучит вопрос: «Во что инвестирует церковь? Явно не в образование» (с. 27). Видимо, здесь говорится о том, что пасторы не всегда отпускают членов своих церквей учиться в духовных образовательных заведениях. То есть речь идет уже о христианском университете. Хотя, может быть, лидеры церквей не отпускают своих прихожан и в светские ВУЗы, но в это меньше верится, конечно.

Кроме того, в тексте можно встретить информацию об университете как неком целом, где термин «Университет» объединяет в себе все высшие учебные заведения, а иногда речь шла об университете будущего или об университетах, которые были открыты двадцать лет тому назад. Проблема неоднозначного понимания понятия «университет» возникает и из-за использования автором данного термина в трех разных вариантах: с прописной буквы, со строчной, с помощью выделения курсивом. Возьмем, к примеру, следующее предложение: «Университет становится местом для проектирования теологии в ее современной контекстной форме, а университетская теология (теология выраженная в интеллектуальной форме, отвечающей требованиям современной университетской науки) может способствовать интеграции всей «суммы теологии» в культурную жизнь общества» (с. 23). Не совсем понятно, какой именно университет имеется в виду: теологический, как Донецкий христианский университет, или светский, как Национальный педагогический университет им. М.П. Драгоманова, где ряд философов и религиоведов пытаются развивать кафедру теологии на уровне аспирантуры и докторантуры? Или речь идет все же о какой-то утопии – идеальном христианском университете будущего, который однажды будет создан?

Автор начинает статью с того, что отмечает успех евангельского христианства, которое после горбачевской перестройки дерзнуло создать свой университет (с. 8) – духовное учебное заведение. Так возникли Санкт-Петербургский, Донецкий, Киевский христианские университеты (с. 16). По мнению, д-ра Черенкова, их целью была подготовка специалистов «не для внутренних нужд религиозных организаций, но для общества» (с. 17). С некоторой долей преувеличения он пишет, что они представляли собой скорее «университет, как учебное, а не религиозное заведение» (с. 17). Такая точка зрения, по моему мнению, не отвечает реальному состоянию дел. Основной целью создания указанных университетов было предоставление услуг образования церковным людям для того, чтобы оснастить их на дело служения. В жизни всех этих университетов были периоды, когда к абитуриентам выдвигались конкретные религиозные требования вплоть до принадлежности к той или иной деноминации. Нельзя скрыть и того факта, что определенное количество преподавателей вынуждено было иногда уходить из христианских университетов по причине расхождения своих взглядов со взглядами коллег «по цеху» или руководителей, которым они подчиняются.

Назвавшись термином «университет» в Санкт-Петербурге или в Донецке, христианское академическое сообщество ничем не отличалось от того академического сообщества, которое не назвалось термином «университет», а взяло себе имя «семинария». «Университет», как и «семинария» - это всего лишь абстрактные названия, я бы даже сказал, что назвавшиеся просто замахнулись на названия «университет» или «семинария», не являясь, на начальном этапе своего развития, таковыми. Это были узкоконфессиональные школы, некоторые из которых все-таки смогли стать межденоминационными. Итак, кто-то назвал свое учебное заведение университетом, кто-то – семинарией, а кто-то – библейской школой, но суть от этого не изменилась: студенты одного порядка, внутренние символы веры похожи, правила приёма абитуриентов чуть ли не идентичны, изучаемые предметы близки, преподаватели чаще всего с одинаковыми степенями по теологии из одних и тех же учебных заведений Западной или Восточной Европы.

Хотелось бы также отметить, что автор часто переносится в некое идеальное будущее: «Если христианские ученые не способны даже мечтать о создании христианского университет…если христианские интеллектуалы не способны решиться на создание собственного альтернативного университета, то вряд ли они смеют претендовать на право критиковать университет секулярный» (с. 14). Складывается впечатление, что независимо от уже существующих христианских учебных заведений автор предлагает создать новый христианский университет, цель которого будет заключаться в подготовке миссионеров для университета светского и создавать интеллектуальный продукт для Церкви христианской: «Университет должен стать тем местом, где христианский разум в смирении, любви и вере будет создавать интеллектуальный, нематериальный продукт для Церкви и ее служения в мире» (с.19)

Таким образом, возникает вопрос: уже существующие семинарии и университеты не создают интеллектуальный продукт для церкви? Разве студенты, получающие образование сегодня, не проповедуют в церквях? Неужели корпящие над книгами преподаватели не пишут статьи? Разве не учатся уже сегодня в светских университетах выпускники уже существующих семинарий и христианских университетов? Я сам являюсь студентом светского университета, будучи при этом преподавателем семинарии, а моя студентка умудряется совмещать изучение теологии в семинарии с изучением философии в светском университете. О других преподавателях богословия, которые в данный момент получают степени по истории, философии, психологии, религиоведению в разных светских - гуманитарных университетах Украины - я уже молчу. Разве для этого надо создавать новый христианский университет? Может, нужно все-таки признать, что уже существующие христианские университеты и семинарии справляются с этой задачей довольно неплохо. Я часто встречаю в списках студентов лучших гуманитарных ВУЗов Украины бывших выпускников украинских православных духовных семинарий, католических университетов и протестантских учебных заведений. Я считаю, что миссионерская работа в ВУЗе не для всех: кто-то призван быть сельским священником, а кто-то, будучи богословом, станет и профессором светского университета.

Итак, насколько я понял, Михаил Черенков говорит о христианском университете, как о будущем проекте (с. 15) – именно такое заведение, по его мнению, может стать «очагом интеллектуальной культуры, в которой вера и знание, наука и служение будут неразрывны» (с. 15). В связи с этим возникает новый вопрос: чем тогда уже существующие духовные учебные заведения будут отличаться от такого христианского университета? Автор считает, что христианский университет может стать местом подготовки миссионеров для академического поля. Но возникает несколько вопросов: как он будет выглядеть?; чем будет отличаться от уже существующей семинарии, которая готовит не только служителей для церкви, но и служителей для общества?; приобретет ли статус экуменического - общего для всех конфессий? будет ли он независимым ни от какого союза или деноминации?; станет ли он образовательным центром, управляемым исключительно своим академическим составом, не считающимся с мнением представителей церквей и околоцерковных организаций? Все эти вопросы остаются открытыми.

Все это несколько напоминает попытку разработки и создания оригинальной модели «либерального университета» английским теологом Джоном Генри Ньюменом (Newman, John Henry) (1801 – 1890). Непосредственная цель университета, о которой Ньюмен пишет в своей книге «Идея университета» (Минск: БГУ, 2006. – 208 с.) заключается в культивировании интеллекта. Основной задачей студента университета, в котором теологии отводится первостепенное место, является приобретение знаний. Как мне кажется, христианское учебное заведение имеет и другие основополагающие принципы: духовное формирование личности, например. Когда д-р Михаил Черенков говорит о том, что, «богословие Церкви вполне может выразиться в адекватной академической форме и занять достойное место в структуре Университета» (с. 27), я предполагаю, что он имеет в виду богословие как систему какого-то интеллектуального знания о Боге, не придавая должного внимания тому, что духовные учебные заведения, кроме знания, создают атмосферу для познания/переживания этого самого Бога. Считаю, что познание дается на уровне мистического переживания во время совместной евхаристии, во время общего студенческого богослужения или совместной молитвы, а не на уровне рационального, историко-критического подхода к тексту Священного Писания. Именно в этом и кроется коренное различие изучения теологии в духовном учебном заведении и светском университете.

Не хочу, чтобы у читателя сложилось впечатление, что я идеализирую уже существующие университеты и семинарии – есть проблемы, недоработки, случаи непринятия основных либеральных ценностей: свободы, равенства, индивидуализма, терпимости, плюрализма мнений, прогресса. Однако разве это повод к тому, чтобы нам снова «изобретать велосипед?» Не лучше ли реформировать уже существующие христианские учебные заведения, в которых уже есть и преподаватели и студенты? Не является ли более актуальным сегодня настаивать на важности диалога с университетом светским и вести переговоры о государственной аккредитации? По моему глубокому убеждению, думать сегодня надо не о том, как завтра создавать университет нового типа, а о том, как сегодня найти компромисс с Церковью, не идя на конфронтацию с ней. Нужно мотивировать преподавателей к повышению своего академического уровня, вести диалог с деканами программ о трансформации уже существующих образовательных проектов, убеждать в важности переориентации приоритетов учебного заведения совет попечителей.

В заключении добавлю, что в ходе прочтения статьи у меня возникла аналогия с платоновскими идеями. Идея «университета» автора статьи это - идеальный конструкт будущего, способный объединить все христианские учебные заведения под какой-то единой абстрактной формулировкой «Университет». Увы, но идей Платона не существует или, по крайней мере, они нам не доступны. Идея «стольности» – это абстракция, нам доступны только эмпирическое восприятие разных столов. Так же дело обстоит и с идеей «христианского университета». У нас уже есть имеющиеся духовные заведения. Зачем нам искать какую-то идеальную форму, давайте видоизменять то, что уже существует. Займемся же реальными, а не абстрактными вещами, так как у нас просто нет свободного времени для созерцания и поиска интеллектуального идеала. Искать идеальную форму, самобытную сущность, отделенную от мира чувственных вещей - это, по Аристотелю, пустая трата времени.

Теги: