1. Национальные особенности русской церковной бюрократии

Многих верующих и неверующих людей шокировало заявление Патриарха Кирилла, сделанное им недавно в Новороссийске на праздник Рождества Божией Матери: «Если у кого-то еще остаются сомнения, нужно ли делать все то, о чем патриарх учит, – оставьте все сомнения! И строго исполняйте то, что я повелеваю! Потому что я не от своей мудрости говорю, а от мудрости всего епископата Русской православной церкви! Другого пути для нашей Церкви сегодня нет! Кто не согласен – на пенсию!».

Патриарх Кирилл предстаёт здесь как классический представитель церковно-бюрократического сословия, которое имеет свою давнюю историю. Его слова и действия сходны с отношением государственной машины к своим «винтикам». Не имея большого нравственного авторитета у своей паствы, Патриарх укрепляет собственную власть в Церкви, полагаясь на лекала государственной власти. Политический истеблишмент России тоже воспринимает Предстоятеля РПЦ как церковного менеджера. Если менеджер плохо управляет предприятием, то директор его уволит. Если Церковь перестанет эффективно выполнять свою «воспитательную функцию», то государство свернет финансирование «нерентабельной структуры». Именно этого боится церковно-бюрократический аппарат, представители которого из кожи вон лезут, дабы ублажить своих благодетелей и подогнать Церковь под Госстандарт.

В свое время преследуемая советской властью «церковная оппозиция» так охарактеризовала это явление: «Вам еще не известно, вероятно, о готовящемся в Москве преподнесении титула Блаженнейшего и митрополита Московского? Как видите, они сами себя топят. Что же можем сделать мы при нынешних условиях? Ведь добиваться удаления митрополита Сергия поздно да и бесполезно. Уйдет митрополит Сергий, остается сергианство. То есть то сознательное попрание идеалов Святой Церкви ради сохранения внешнего декорума и личного благополучия, который необходимым является в результате так называемой легализации». (Из письма священномученика епископа Дамаскина (Цедрика) священномучинеку архиепископу Серафиму (Самойловичу),1934 год).

2. Небесная и земная иерархия

То явление, которое в церковной истории ХХ века получило название «сергианство», в действительности имеет более глубокие корни. Исторически церковная бюрократия возникла в Византии как результат легализации христианства в языческой империи и последующего политического союза Церкви и государства: «Когда император Константин признал Церковь не как враждебное явление, а как явление сначала приемлемое, а потом и желанное, она переменилась глубочайшим образом. Те люди, которые ни за что в Церковь не пришли бы, когда это могло стоить им жизни, влились в нее, потому что этой Церкви покровительствовал император. И она разжижилась, в нее вошли элементы, которые никоим образом не хотели бы мученичества, а хотели человеческой славы, человеческой обеспеченности, хотели быть как бы по правую руку императора. И вдобавок, структуры церковные начали делаться похожими, по воле императора и с согласия самой Церкви, на структуры империи. То есть патриарх был параллелью, стоял как бы параллельно с императором, архиепископы и епископы тоже имели свое иерархическое положение» (митр. Антоний Сурожский). 

Та часть духовенства, которая входила в политические элиты государства, постепенно переставала понимать реальные потребности Церкви и своей паствы, начинала жить политической жизнью страны и лоббировать от имени Церкви свои собственные интересы: «Все это вместе – чины титулы и эмблемы, – писал Церковный историк А. Спасский, – придавало чиновничеству тесную сплоченность и самое государство превращало из военной империи, каковым оно было в І и во ІІ вв., в Империю бюрократическую. Благодаря строгой субординации чиновничество в ней составило особое сословие, которое мало-помалу начало смотреть на себя с чувством обособленности интересов, считать себя корпорацией, до такой степени довлеющей самой в себе, что жизненные отношения к остальным частям населения стали подрываться: возник своеобразный антагонизм, борьба между чиновниками и населением: чиновники стараются изловить население, а они - ускользнуть от них».

Многие подчас далекие от веры и просто безнравственные люди шли в Церковь ради престижной карьеры или назначались на государственную церковную службу светской властью. Решающее значение в карьерном росте чиновника часто имели выгодные связи, а не личные таланты, защитой чиновнику служила круговая порука, а не закон. Прихоти императора в государстве были выше закона, соответственно «ворами в законе» были верные ему чиновники. Бюрократическая система запугивания, подкупа, доносительства определяла принципы имперской церковной политики: «Для царства, принявшего от Бога общий надзор над всеми людьми, нет ничего недоступного» («Дигесты» Юстиниана Великого).

Епископат постепенно вырождался в некое особое привилегированное сословие замкнутую на себе иерархию. Для обоснования этого нового и чуждого для Церкви института сакральной власти неизвестным византийским автором, псевдо-Дионисием Ареопагитом, было написано богословское сочинение «Небесная иерархия». В нем, кроме всего прочего, утверждалось, что существующий в империи порядок вещей имеет небесное происхождение. Земная империя есть отображением небесного Царства, а иерархия земной Церкви есть продолжением иерархии Церкви небесной. Церковь мыслилась как часть земной империи, а империя как часть небесной Церкви. Тело Церкви Христовой, единственной Главой которой есть единый Господь, как бы рассекалась надвое Церковь небесную, которая управляется Богом и ангелами, и Церковь земную, которая управляется императором и епископами: «Один Бог и после Бога один лишь император регулирует вещи справедливо…» («Дигесты» Юстиниана Великого).

Когда иерархи становились сподвижниками государей, они уродовали Церковь, используя Евангелие как инструмент для великих языческих идей. Знаменитые византийские богословы по поручению светских властей занимались формулировкой и обоснованием современной тогда политической идеологии «симфонии небесной и земной властей».

Сподвижник Константина Великого, крестный отец императора и автор его «Жития» арианин архиепископ Евсевий Кесарийский, который ещё очень хорошо помнил жестокого гонителя христиан римского императора Диоклетиана, был последовательным поборником идеи единства языческой Римской Империи и христианской Церкви: «В одно и то же время по небесному изволению появились два ростка, которые поднялись над землей и покрыли своей тенью весь мир – это Римская империя и христианская вера, предназначенная соединить в своих недрах весь род человеческий в вечном единении. Уже греки варвары и народы обитающие в самых отдаленных странах, услышали голос истины, но этим не ограничивается область завоеваний… Весь мир составит одну нацию, все люди соединятся в одну семью под общим скипетром».

Если апостол Павел говорил о вселенском универсальном значении Церкви Христовой: «Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания… ни варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3, 11), то в устах церковного бюрократа эти слова получают совсем другую окраску. Оказывается, что все и во всем – это император, греки и варвары – это область завоеваний, Церковь – это единая семья под общим скипетром; границы государства – это границы Церкви, а весь мир должен стать единой Империей. Все надежды Церковь возлагает на военные успехи управляемого Богом государства.

Византийскими богословами было положено основание новой политической теологии, которая вырабатывала инструментарий практически для всех последующих тоталитарных идеологий вплоть до ХХ века.

Церковная бюрократия зарождалась в Византии, разрослась в Российской империи, выжила в СССР и продолжает свое существование в Российской Федерации. Никакой гармонии между Церковью и государством в «симфонии властей» никогда не было. Государство с помощью церковной канцелярии всегда управляло Церковью по своему усмотрению. Тот из членов Церкви, кто в своей жизни следовал Христу, а не текущей политической целесообразности, уничтожался государством с помощью церковного бюрократического аппарата. Как ни странно, через несколько поколений новомученики христианской империи подлежали канонизации: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков; таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же меру отцов ваших» (Мф. 23, 29-32).

3. Российская симфония

Яркой демонстрацией практической реализации византийской «симфонии» христианской Церкви и языческого государства в ХХ веке является Декларация Патриарха Сергия (Страгородского) «Об отношении Церкви к существующей гражданской власти». Она была написана в 1927 году в разгар невиданных за всю историю Церкви гонений на христиан: «Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его…Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи… Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза "не только из страха, но и по совести", как учил нас апостол (Рим. XIII, 5)».

Из текста Декларации выходит, что Православная Церковь должна усердно помогать государству даже тогда, когда оно откровенно богоборческое. Точно так же было во времена Византийской империи. Когда одна династия императоров свергала другую, духовенство имперской церкви, желая удержаться на государственной службе, присягало на верность своим новым кормильцам, даже если они принуждали исповедать еретический символ веры и «предать виновных к расплате». Кстати, участие церкви в дворцовых переворотах Российской империи почему-то неоправданно забыто.

Патриарх Сергий был опытным церковным бюрократом. Имея связи при дворе, он один вошел в новый Синод даже тогда, когда Николай ІІ распустил старый. После падения монархии, при Временном правительстве, он был лидером церковных реформаторов, а потом и обновленцев, которые вышли из кругов прогрессивного русского духовенства. Он не был избран церковным народом на Санкт Петербургскую кафедру на первых за всю историю РПЦ свободных выборах епископата в 1917 году. Интеллектуалу Сергию верующие люди предпочли простака митрополита Вениамина (Казанского). Церковный народ не знал Сергия как пастыря, но его хорошо помнили в кругах государственно-политической элиты. Пользуясь связями, он «прошел» в архиереи Владимирской епархии. При советах он достиг наивысшей церковной власти – Патриаршества, о чем в условиях Российской империи можно было только мечтать. Смена политического режима в стране не только не помешала, но, наоборот, способствовала его личному карьерному росту.

Для кого-то Родина – это люди, для кого-то просто «на Руси жилось хорошо», и не хотелось терять нажитого. Большевики это понимали, поэтому грабили не всех и убивали «с рассуждением». Чтобы окончательно победить своих врагов, нравственно стойких людей, которые пошли в Белую гвардию, сломить духовенство, которое ушло в катакомбы и лагеря, они сделали ставку на практичных бюрократов, хорошо знающих все слабые стороны дореволюционной России.

Теперь красная власть спасала Родину-Россию от жидомасонов и мировой буржуазии, а Церковь – от вековечного ига монархизма. На службу к советам пошли даже многие лучшие умы России. Кто-то думал, что Церковь нужно спасать, кто-то был уверен, что идет бороться за свое Отечество. Те и другие убивали своих же соотечественников, клеймили их «врагами народа», «раскольниками», «отступниками от православия»… и все ради своего собственного «светлого будущего». Высокая поэтическая идея «нашей общей Советской Родины» диктовалась вполне прозаическими интересами.

Митрополит Сергий (Страгородский) был убежден, что «спасти Церковь» это значит любой ценой сберечь церковную канцелярию. Для этого он создал свой собственный «легальный синод нелегальной Церкви», которым успешно пользовалась советская власть для её же уничтожения. Патриарх Сергий не мог этого не видеть, но он продолжал «спасать Церковь», понимая под этим легализацию его личной власти путем ничем неограниченных компромиссов с советами.

Расстрелянный в 1937 году законный Патриарший местоблюститель священномученик Петр (Полянский) в письме к своему тогдашнему заместителю – митрополиту Сергию (Страгородскому) – писал: «Мне тяжело перечислять все подробности отрицательного отношения к Вашему управлению: о чём раздаются протесты и вопли со стороны верующих, от иерархов и мирян. Картина церковных разделений изображается потрясающей. Долг и совесть не позволяют мне оставаться безучастным к такому прискорбному явлению, побуждая обратиться к Вашему Высокопреосвященству с убедительнейшей просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения и омрачившее репутацию её предстоятелей».

Власти использовали «легальные» сергианские храмы как наживку для привлечения жертв с целью их дальнейшего уничтожения. Кто не ходил в сергианские храмы, тот обвинялся Синодом в неканоничности и расколе. Вскоре Синод Сергия (Страгородского) был уничтожен, большинство преданных ему людей было репрессировано и расстреляно.

Понимало ли то духовенство, которое поддерживало митрополита Сергия и сотрудничало с властями, свою роль, которую они выполняли в бюрократическо-репрессивной машине советов? Знали ли они, что сами будут выброшены советами на лагерную свалку, как отслуживший свое материал? Может, они действительно верили, что «спасают Церковь»? Или сознательно делали свою «работу», а им за это оставляли жизнь и давали зарплату? Не берусь судить, но к 1937 году Церковь физически была уничтожена и все недопустимые совестью христианина компромиссы с государством не принесли никаких плодов. Кроме разве что одного.

После того как в 1937 году был расстрелян законный Патриарший местоблюститель митрополит Петр (Полянский), митрополит Сергий (Старгородский) сам себя назначил на его место местоблюстителем с титулом Блаженнейший. Этим титулом награждается лишь предстоятель Церкви. В 1943 году он был поставлен Сталиным на должность «Патриарха Всея Руси». Этот титул не носил ни один из глав Русской Церкви. Сергий назначался Предстоятелем мифической, несуществующей на географических картах земли страны – Руси. Этим жестом Сталин, в частности, подчеркнул, что Патриарх для него никто, и Церковь для него ничто, и она будет существовать в реальном СССР, покуда это выгодно вождю.

Патриарх Сергий (Страгородский), как и миллионы его соотечественников, может, даже и не ожидая что придется заплатить такую высокую цену за свое собственное «тепленькое местечко», сознательно созидали власть советов. Начав «общее благое дело» построения нового общества и новой церкви, они уже не могли остановиться. Он и его последователи имели множество государственных наград за свои труды в деле укрепления советского государства.

Во время Второй мировой войны Патриарх Сергий в своем знаменитом обращении к пастве Русской Церкви 22 июня 1941 года объявил «Богом избранного вождя всех народов нашей советской Родины Сталина» спасителем Церкви от её вековечных врагов – Наполеона, Тевтонского ордена… в общем всего католического Запада и несоветского мира. Хотя все они вместе взятые не сделали за несколько веков столько зла для Церкви, сколько советская власть за два десятилетия.

8 сентября 1943 года собранный Сергием из остатков духовенства в Москве Собор принял антиколлаборационистское постановление, указывавшее, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик – лишенным сана». Под это определение попадала практически вся Церковь, которая находилась за пределами СССР и множество тех, кто сидел в ГУЛАГе. Синодом была выведена однозначная формулировка: враги СССР – это враги Церкви.

В благодарность за «благодеяния Церкви» на имя Сталина было написано письмо трех митрополитов, которое даже не опубликовали в советской печати: «Дорогой Иосиф Виссарионович, в исторический день с великим для всей русской земли вождем нашего народа, ведущем Родину к славе и процветанию, навсегда останется в глубине сердца нас, служителей Церкви. В каждом обращении, в каждом предложении сердце, горящее отеческой любовью ко всем своим детям…». Патриарх собственноручно обозначил, кто для него отец и кому он служит. Увы, но в этом вот письме заключается весь трагизм исторического православия и вся суть нашей современной церковной жизни.

Сегодня Церковь физически не уничтожают, но Патриарх Кирилл поет такие же дифирамбы Президенту России. В «церковно-государственных отношениях» используются все те же безнравственные политические методы. «Врагами Креста Христова» Патриархия теперь де-факто называет тех, кто не поддерживает современный политический курс России. Православных, которые искренне проповедует Слово Божье, не преследуют, но проповеди на приходах РПЦ внимательно слушают представители соответствующих органов, так что лучше «лишнего не говорить». Честные люди, профессиональные богословы, искренние священники находятся на периферии, ставятся в невыносимые условия, изгоняются из клира за «непослушание». РПЦ ныне – СССР в миниатюре.

Сердца церковных бюрократов заквашены все той же «византийской закваской» – выслужиться перед начальством, угодить кесарю, любой ценой исполнить всевозможные прихоти власть имущих ради своего собственного блага, а после – хоть трава не расти. Но теперь этого нечем оправдать, нет внешних тяжких обстоятельств, которые бы скрывали внутреннюю тлю нравственно разлагающейся церковной бюрократии. Теория Сергия (Страгородского) о компромиссах с совестью и неизбежных жертвах ради «спасении Церкви» сегодня не имеет никаких оснований, ведь сегодня власти России за веру не убивают и христиан не преследуют. Разве что в Украине создают иллюзию гонений, дабы как-то обосновать заезженную политическую игру в мучеников.

Бюрократия вместо Бога

Знаменательно, что недавно Патриарх Кирилл освятил памятник Патриарху Сергию (Страгородскому) в Арзамасе. Он последовательно идет по пути своего предшественника на патриаршем престоле – всеми силами старается сохранить мертвую, уже отжившую свое бюрократическую структуру в живом организме Церкви, отчаянно пытается убедить государство в необходимости её дальнейшего существования.

4. Бремя свободы

Холодная церковная бюрократия противоречит евангельскому устроению Церкви Христовой. Епископ призван Богом служить литургию в Церкви Христовой, болея своей паствой. Церковный бюрократ служит государству, и без него с трудом представляет свое место в Церкви. Но время бюрократии проходит, потому что исчерпано время тоталитарных империй.

Миновали времена, когда Церковь была единственной господствующей религией того или иного государства. Рано или поздно рухнет ещё одна так называемая православная Российская империя. Именно рухнет, а не будет уничтожена. Россия просто станет другой страной и Церковь в ней будет другой. Перемен не хотят лишь бюрократы, которым всегда хорошо «при старой власти».

Сейчас «духовные скрепы», точнее, прогнившая за века русская церковная бюрократия, изрядно расшатались. В кругах интеллигентов и ревнителей благочестия стало принято винить в падении нравов Патриарха Сергия (Страгородского), потому что он продал Церковь советскому дьяволу, а Патриарха Кирилла во лжи и сервилизме, потому что он де экуменист и тайный масон. Но наши иерархи не могут и не могли быть другими, потому что многие из нас именно такими хотели – и доныне хотим – их видеть: «Когда сейчас корят высших иерархов, отрицавших самый факт антирелигиозного террора в СССР, с такими укорами не поспоришь; но мы-то, мы сами, русская нация как целое? Хранила ли имена мучеников народная память как нечто существенно отличное от воспоминаний отдельных лиц, от специальных разысканий диссидентов и «Мемориала»?» (С. Аверинцев).

Мы боимся оторваться от империи, подобно человеку, который не хочет бросать костыли, хотя уже прекрасно может обходиться без них. Мы не понимаем, как возможно быть православным и при этом не русским, а прежде всего человеком. Мы не понимаем, как можно получить хорошую должность без взятки архиерею. Церковь до сих пор живет «преданием» священного сана от свата к брату, который и в Бога-то, может, и не верует, но зато имеет солидное положение в обществе и достойную зарплату. Ещё со времен александрийских патриархов IV века в Церкви процветает симония и непотизм.

Революция и гражданская война в России была победой государственной бюрократии над человеком, над совестью, над народом, над культурой, над Богом. Государство – прежде всего. Для бюрократа не важно, каким оно будет, главное, чтобы он в нем был. Животный страх парализует совесть бюрократа. Он будет драться за прибыльную должность и уважение в обществе с братом по крови с помощью других своих братьев: «Предаст же брат брата на смерть, и отец - сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их» (Мф. 10,21). Империя, которая воспитала армию бездушных бюрократов в гоголевских шинелях, пала от их же руки: «На протяжении всей истории человечество придумывало смирительные рубашки против зла, писал в своих дневниках украинский писатель Роман Иванычук, – нравственность, страх Божий, уважение к родителям и традиции, церковь, школы, институты милосердия, право; а коммунизм все это вместе взятое в один миг ликвидировал, выпуская из бутылки хама, которому позволено все: лгать, называть черное белым, убивать, кощунствовать над святыней, брать деньги за доносы, покупать солидные должности…»

Бюрократия – это живучий социально-политический механизм, перемалывающий человеческий материал, как гной, чтоб удобрить им грунт для своих будущих посевов. Время меняется, но бюрократы этого не замечают – главное должность не потерять. Вчера был монарх, а сегодня генсек – было бы дело, найдется человек. «Что же получается? Епископ в самых узких пределах «резервации» делает свое дело, атеистический лектор-пропагандист на просторах шестой части суши делает свое дело; а оба они вместе, что же, делают некое общее дело? Из теории всеобщего морально-политического единства получалось именно так… Как же не легко было выбраться из тупика, в который сами зашли на предполагаемом пути к возрождению Руси» (С. Аверинцев). Тот, кто вчера был парторгом в СССР, сегодня стал знаменитым проповедником в РПЦ, а преподаватели кафедры атеизма и научного коммунизма теперь преподают историю православия в православных гимназиях… На всю Россию мне известен лишь один разумный атеист, который, покаявшись, стал дьяконом-миссионером.

Было ли в истории Церкви такое время, когда не было бюрократии? Когда епископ вместе с мирянином на равных делили Чашу Христову и шли одним и тем же узким протоптанным Христом евангельским путем? Да, было, и оно снова наступает. Церковь вновь возвращается в положенные Господом границы «малого стада», каким оно и было в жестком, но справедливом демократическом обществе Римской империи.

В наши дни невозможно быть христианином по паспорту. Нынче работодателям совершенно не интересно какой национальности или какого вероисповедания сотрудник их предприятия – как ты работаешь, такой ты человек. Чтобы в современном мире остаться в Церкви, каждому христианину необходимо обрести веру большую, чем у древних мучеников, иметь такое же дерзновение, как у страстотерпцев ХХ века.

О ужас! Наступает время, когда никакие связи не уже не помогут! Лишь Господь и сердечная вера его пастырей может удержать человека в Церкви, а не купленная хиротония; лишь сердечное послушание духовному отцу может спасти человека от всевластия своеволия, а не преклонение перед начальством, которое за лесть и деньги разрешает все. Теперь честный труд определяет успех в карьере, а не выгодные связи; лишь равноправная конкуренция понуждает вырабатывать качественный гуманитарный или материальный продукт, а не «крыша», которая дает преступную монополию на торговлю «барахлом» под авторитетной маркой «Православие»; лишь личная ответственность перед Богом за свою паству может стимулировать духовный рост пастыря, а не строгое исполнение чуждых христианскому духу инструкций Патриархии. Для распухшей донельзя армии церковных бюрократов демократия – это воистину апокалипсис!

Но главное сейчас – хранить любовь ко всякому человеку независимо от его национальной или религиозной принадлежности, или той почетной должности сановитого советского палача, которую он только вчера занимал. Так сложилась его жизнь, таков он сделал выбор. Кто знает, как бы мы поступили на его месте, но, может, он сегодня плачет, о том, что не мог по немощи своей поступить иначе: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 35).

Денис Таргонский

На фото: Патриарший визит в Арзамас. Освящение памятника Патриарху Сергию (Страгородскому), 2017 г. Рatriarchia.ru

Теги: