Собор 1917 года и Томос. Предвидение святителя Тихона тогда и сейчас
Доклад на конференции "Собор и Томос: ориентиры ХХ века на путях Церкви в ХХІ столетии". Нью-Йорк, 20 июня 2009 года
Доклад на конференции "Собор и Томос: ориентиры ХХ века на путях Церкви в ХХІ столетии". Нью-Йорк, 20 июня 2009 года
Великий Собор 1917 года и начавшееся обновление русской православной Церкви свидетельствовали о глобальных изменениях РПЦ и ее канонических структур. Так начинался период заката имперского доминирования православной экклезиологии, который царил со времен Константина и Феодосия вплоть до царствования Николая ІІ, и начинался период адаптации к новым реалиям, где церковь была независима от государства. Так начиналось новое соборное видение, которое развивалось и видоизменялось на протяжении прошлого века. Оно порождало новые структурные и канонические интерпретации, которые были необходимы для переосмысления православной экклезиологии
Плодом такого видения отчасти является православная Церковь в Америке (ПЦА) и ее автокефалия. Конфликт устаревших экклезеологичесикх и канонических интерпретация формирует фон, который предопределяет принятие либо отрицание автокефалии. Более того, такой конфликт является подспорьем для определении путей решения проблемных вопросов ПЦА, и православной церкви во всем мире.
Православная церковь в России начала подготовку к Великому собору сотню лет назад, еще в 1905 году. В последние десятилетия существования Российской империи наблюдалось неимоверное интеллектуальное брожение в кругах клира и мыслителей русской церкви, которые не только искали пути выхода из трясины оберпрокурорской системы, организованной Петром І и подавившей патриаршество, но и стремились к диалогу с социальными, политическими и культурными вызовами времени. Российская империя не только имела десятки тысяч церквей, свыше тысячи монастырей на ее собственной территории, используя «славянство» и традиционную практику как способ обучения в семинариях и академиях; существовали дюжины разноплеменных и разноязыких миссий, преимущественно заграничных, в частности на североамериканском континенте. Каждая из них использовала местный язык для литургических богослужений и катехических практик, а также привлекала и обучала местных уроженцев для пополнения клира.
Пока большинство поместных церквей оставались под исламским доминированием и преследованием, что отобразилось в православном богословском образовании и повлияло на интеллектуальную жизнь Ближнего Востока, русская церковь, с другой стороны, имела удивительно широкое поле для того, чтобы началось противостояние новым веяниям. Были многочисленные случаи коррупции в учебных заведениях и монастырях, а также влияние государства и его вмещштельство в процесс избрания священнослужителей. Также было противостояние западным идеям: нигилизму, атеизму, марксизму и коммунизму наряду с римо-католицизмом. С другой стороны, иные идеи, такие как славянофильство (которое можно рассматривать как романтизм), играли определяющую роль в развитии русской богословской мысли, с ее концепцией соборности. Фундаментальным расхождением обернуля вопрос о том, как должны существовать церковь и ее структуры – вне либо внутри имперского контекста, в частности, в американской миссии.
На первом этапе подготовки собора 1905 года еще немногие могли предвидеть крах имперской системы, и еще меньше было тех, кто мог предугадать последующие преследования и угнетения церкви. Поскольку имперская система ослабела, богословы больше размышляли о церкви как об общине верующих, противопоставленной жестко иерархической авторитарной структуре, организованной и действующей синхронно с секулярными институтами. Епископам необходимо было продвигать идеи для реструктуризации РПЦ.
Во главе этого процесса находился святитель Тихон, который, будучи молодым епископом, служил в Америке (1898-1907), а позже был избран патриархом Московским. Он поддерживал концепцию трансформации церкви в определнное количество новых митрополий. Именно он поддерживал идею превращения американского епископства в экзархат, с иной степенью соборного участия клира и мирян, которая отображалa бы всю палитру национальных церквей, представленных в Америке. Святитель Тихон писал: «Как видно, Северная Америка остро нуждается в том, чтобы стать экзархатом русской церкви. Естественно, это будет не только объединение разных национальностей, но и раных православных церквей, которым присущи свои особенности в каноническом устройстве, официальных служениях и приходской жизни. Эти особенности дороги им и при этом не вредны с точки зрения традиционного православия. Поэтому мы не убеждены, что имеем право игнорировать национальный характерецерквей в этой стране, наоборот, мы должны попробовать сохранить его, дать каждой из них шанс быть управляемой руководителем той же национальности… короче говоря, возможно создать в Америке единый экзархат национальных православных церквей c их собственными епископами, подчиненными русскому архиепископу.
В сфере собственных полномочий такой епископ будет независимым, однако вопросы, касающиеся американской церкви в целом, будут решаться на всеобщем соборе, возглавляемом русским архиепископом. Именно через него будет поддерживаться связь православных церквей Америки с русской церковью, и будет определяться уровень зависимости первых от последней. Мы также должны принимать во внимание, что, в сравнении со странами Старого света, жизнь Америки имеет свои особенности, которые поместная церковь должна учитывать, и учитывая вышеизложенное необходимо предоставить американской церкви степень свободы большую, чем у других русских митрополий " (архиепископ Тихон, в Российско-Американский вестник, (РАВ) 1905 г. – С. 68-70).
Такие идеи сформировали основные положения концепции развития церкви во всем ХХ веке. В своем ответе Синоду, касающемся его видения реструктуризации Церкви, святитель Тихон очертил будущее Северной Америки скорее как сообщество епархий, каждая из которых имеет кафедру и титул, а также специфическую миссию в окормлении отдельных этнических групп: Нью-Йорк для русских церквей; Аляска – для ее уроженцев и русских поселенцев; Бруклин для сирийцев, Чикаго – для сербов; и неопределенное будущее греческой кафедры.
Так же важны в этом документе слова святителя Тихона, касающиеся соборности, точнее, участия:
"Если миряне принимают участие в соборных заседаниях, то это может быть нечто наподобие церковных собраний, принятых в Америке, в частности в епископальной церкви. Такие собрания проходят в форме общих сессий, в которых принимают участие и миряне, и клир, а также в форме отдельных сессий, предусматривающих дискуссию на исключительно богословские темы и только среди представителей духовенства. Участие мириян может придать церковной жизни характер соборности, и может способствовать возрождению церковной жизни". (РАВ, с. 75)
Соборы и деятельность Русской миссионерской епархии в Америке, а также ее преемников, воплощали в жизнь идеи, поднятые в статье, при участии как мирян, так и священства, на всех уровнях церковной жизни. Это было возрождение соборности.
В таком контексте концепция соборности, которая означала и кафоличность, и соборность, ставала доминантой переосмысления православной экклезиологии. Единство предвидения и жизни было ориентировано на все сообщество верующих, направляемое Духом Святым, и сплоченное в таинстве Евхаристии. Отталкиваясь от этого, позже, уже в ХХ веке, развивались евхаристическая экклезиология и экклезиология поместной церкви. Это богословское движение подкреплялось патристическим возрождением, начавшимся в середине ХІХ века с перевода множества текстов святых отцов на славянские и русский языки, и евахаристическим обновлением, проповедуемым такими деятелями, как праведный Иоанн Кронштадтский. Никогда ранее не было такого, чтобы верующий-мирянин выступал не просто как пассивный управляемый субъект, но был активным участником церковной жизни. Таким образом, было обосновано включение клира и мирян в процесс принятия решений в церкви, а если говорить в категориях соборности, то и непосредственно в соборный (совещательный) процесс. Это стало основанием для Великого собора 1917 года и для развития новых институтов, созданных при участии клира и мирян, допуск к которым раньше имели лишь архиереи и высокопоставленные имперские чиновники. Поскольку отдельные институциональные реформы были непригодны для имплементации в Росси в период революции, они были имплементированы в русской миссии в Америке – той, которая позднее стала автокефальной православной церковью в Америке.
Миссионерское вИдение
Миссионерское вИдение церкви проявлялось в тот же период, когда развивались идеи соборности и экклезиологического единства поместной церкви. Поскольку некоторые внутренние миссии в России были отягощены политическими пристрастиями типа объединения людей в империю через формирование их православной идентичности, то другие уже не имели таких пристрастий, либо же утратили их в это непростое время. Естественно, это были политические следствия. Основной причиной командирования отца Юнеперо Серра в 1775 года для основания испанской миссии в Калифорнии было намерение уберечь Калифорнию от взятия русскими. Когда русские основали свой отдаленный форпост там, где теперь графство Сонома (Северная Калифорния), в 1812 году и проводили миссионерскую деятельность среди местного населения, они не стремились объединить местное население под стягом русской политической идентичности, а лишь хотели распространять православную веру. Святитель Иннокентий позднее (1842 г.) посетил это поселение, и предположительно, испанскую миссию в районе Залива. Вскоре после этого любое политическое содержание было утрачено в миссиях.
Миссионерское вИдение воплотилось непосредственно в Благой вести Христа, принесенной людьми в православной церкви. Такова была и миссия в Америке, особенно после продажи Аляски. вИдение святителя Иннокентия, основавшего епархиальные структуры в Сан-Франциско в то время, когда была продана Аляска, сосредоточено на обращении англо-американцев в православие чрез служение и обучение на английском языке. Изначально Валаамская миссия в Кодьяке имела ту же задачу: превращать американцев (в то время уроженцев Аляски с их местными наречиями) в православных христиан, и основать православную церковь с национальным духовенством в этом регионе.
Возрастание американской миссии
Тридцатью годами позже новый епископ Тихон, назначенный в Америку, столкнулся с неоднозначной ситуацией. Церковь возрастала преимущественно в континентальных Соединенных Штатах и Канаде. 1 Этот процесс продолжался в последующие десятилетия, но уже с драматическим оттенком. Количество прихожан и их свойственников увеличивалось с каждой успешной волной эмиграции. Крах русской имперской поддержки (от Русского миссионерского общества), последовавшая затем революция имели опустошительные (прежде всего, финансово) последствия. В это период изменилась миссия церкви в Америке: ее целью стали эмигрантские общины и их частные нужды. Миссия в Америке утратила свое миссионерское предназначение, вместо это все ее внимание поглощали иммигранты, ведь церковь вынуждена была действовать как очаг культурной идентичности и солидарности. Каждая группа имела свои особые нужды, свой язык, свои обычаи и традиции. Святитель Тихон писал, что есть необходимость для каждой группы иметь своего предстоятеля, уважающего ее культуру, и входящего в состав объединенного архиепископства. Пока это еще было возможно, но затем политические и экономические реалии положили этому конец, и каждая из таких групп ушла в себя, и вИдение единства – которое можно было реализовать с большей вероятностью – утратило свой миссионерский императив. Даже сама русская миссия утратила связь с матерью церковью, которая скатывалась в бездну безжалостного преследования и мученичества. В 1924 году американская миссия провозгласила себя временно автономной и пребывающей в канонической связи и Синодом русской православной церкви за границей.
Мы не будем вдаваться в неприглядные детали последующих десятилетий: раскол, обновленческая церковь, судебные дрязги, противостояние и другие виды разделения. Это продолжалось до конца 1950-х гг., когда митрополия снова обрела миссионерское видение, и началось движение вокруг процесса усиления идентичности иммигрантов. Это стало свидетельством зрелости поместных церквей, которые больше не оглядывались вокруг в поисках собственной идентичности. Так начался новый период их существования, и они становились аутентичными поместными церквями, воплощающими множество реформаторских веяний, предложенных собором 1917 года, и постепенно перерождались в едином уникальном американском варианте. Это было полнокровным воплощением предвидения святителя Тихона, как основание единства множества этнических церквей с единым архиерейским синодом, и в контексте миссии обращения американцев в православие.
В начале 1950-х гг., после возобновления связей с русской матерью-церковью, самосознание митрополии меняется с помощью отцов Георгия Флоровского, Александра Шмемана, Иоанна Мейендорфа и других, переехавших из парижского свято-Сергиева прихода в свято-Владимирский в Нью-Йорке. Это были основные фигуры патристического обновления и пропагандисты евхаристической экклезиологии, экклезиологии поместных церквей, которая ставла доминантной в диалоге православных и экуменистов. Последние двое были главными архитекторами автокефалии ПЦА. Налаживая контакты с русской церковью как экуменические кружки, они многие годы трудились, чтобы подготовить почву для отношений с матерью-церковью. Их усилия увенчались в 1970 году получением автокефалии.
Новая ПЦА засвидетельствовала свою зрелость превращением из миссии в поместную церковь. Новосозданная ПЦА унаследовала все темы, которые волновали ее раньше: объединенная полиэтническая церковь с единым архиерейским синодом; ориентация на статус поместной церкви без формальной оглядки на матерь-церковь; миссионерская церковь, чье предназначение – представлять единую святую кафолическую церковь в Америке, для всех людей, рас и национальностей; она не имеет национальной американской идентичности, но и не подавляет другие этнические идентичности. Новая ПЦА существует вне имперского контекста, свободна от государственного вмешательства и поддержки. Более того, ПЦА воплощает принципы соборности, участия духовенства и мирян в принятии решений в таких институтах, как Всеамериканский собор и Митрополичий и архиепископский соборы, что прописано в ее новом уставе. Несколько иные мотивации были обозначены русскими иерархами в Томосе на получение автокефалии: для благоденствия всей православной церкви; чтобы попробовать уврачевать существующую ситуацию экклезиологического плюрализма и продвигать экклезиологическое единство; нормализовать отношения бывшей русской миссии, затем русской православной греко-кафолической митрополии с матерью-церковью. Томос признает «благом для православия в Америке «независимое и саморегулируемое существование митрополии, которая ныне является сформированным экклезиологическим организмом, обладающим всем, что необходимо для дальнейшего успещного возрастания».
Можем утверждать, что Томос также признает, что автокефалия не «окончательна», но в некотором смысле относительна. Процитирую: «Новосозданная поместная автокефальная церковь в Америке будет сохранять братские отношения со всеми православными церквами и их предстоятелями, так же, как и с архиереями, духовенством м пастырями в Америке, с теми, кто сохраняет де-факто каноническую и юрисдикционную связь с их национальными церквами и их предстоятелями». Томос не учитывает, что абсолютным следствием провозглашенной автокефалии ПЦА будет неканоничность всех иных церквей на ее территории. Скорее, он предусматривает сохранение их связей с материнскими церквами до того времени, пока все они не станут новым единством, просто Церковью Америки.
Таким образом, ПЦА видит свое призвание в том, чтобы исчезнуть: это кенотическое. Она может либо стать базисом для объединения остальных церквей в Америке, либо же превратится в новую организацию, которая будет абсолютно автокефальной (независимой). Мы горячо ожидаем того дня, когда миссия православной церкви и провозвестие Евангелия больше не будут омрачены скандальной разобщенностью.
Анализ и предвидение будущего
Я стою перед вами, собравшимися здесь, в великом смирении, как «последний среди равных», самой молодой предстоятель самой маленькой и самой молодой автокефальной православной церкви в мире.
Ни один архиерей православной церкви не трудится в одиночестве; каждого из них поддерживает и направляет структура, которая развивалась на протяжении столетий, и видоизменялась в зависимости от места и в согласии с реалиями той жизни, которую нам даровал Бог. Эта структура способна существовать в самых разнообразных обстоятельствах, которые только могли бы быть в истории церкви. Это были времена изобилия и времена голода, периоды, когда политические системы были дружественны и оказывали поддержку, и другие – когда они были враждебны и творили беззакония каждому, для кого свет Евангелия вечно сияет. Когда такие изменения происходили, церковь была необходима, чтобы устанавливать законы и правила, защищать единство жизни церкви в любых обстоятельствах. Эти правила или каноны, это сокровищница опыта, которая оживляет и освещает каждую новую ситуацию, возникающую в церкви, в ее жизни, проявляющуюся в любом возрасте.
Как каждый православный архиерей, я соглашаюсь со всеми святыми канонами, традициями и практикой святой православной церкви, без оговорок, поскольку они отображают жизнь церкви в каждой области и сфере ее существования. Они не так всеобъемлющи, как жизнь церкви (которая состоит в проповеди Евангелия как таковой), скорее, они формируют некое священное пространство, в котором жизнь церкви может произрастать. Не будучи жестко ограничивающими, ригидными, применение правил святых канонов на протяжении столетий свидетельствует о том, что они могут изменяться, адаптироваться к новым реалиям, будь то политическим, философским или географическим. Поэтому с тех пор, как существует церковь, она, естественно и постоянно, интерпретирует их значение и значительность с учетом особенностей каждого периода. Не вдаваясь в ограничения, навязанные неустойчивыми политическими системами либо утраченными империями, пусть даже в периоды процветании и возрастания тела Христова (Церкви), эти каноны предназначены для того, чтобы демонстрировать силу Святого Духа, «могущего изменить вся», который и является глубинной сущностью нашей жизни в Боге.
Канон отображен в большем количестве текстов, начиная от Священного Писания и заканчивая решениями поместных соборов уже в наши дни. В разных канонах отобразились те периоды, в которые они были созданы, и в совокупности они суммируют опыт церкви, касающийся того, как Бог действует в ее жизни, и проходящий через ряд поколений. Отдельные каноны, отличающийся в деталях, но неотъемлемый от всего корпуса канонического права, стают новым подвидом – каноническими принципами – менее детализированными, которые превращаются в правила нашей жизни.
В частности, один канонический принцип явно и однозначно присущ жизни церкви и может быть определен так: полнота церкви живет, в ее завершенности, там, где, законно избранный епископ совершает божественную литургию вместе с пресвитерами, диаконами и остальными чадами Божиими. Это божественно данная «плерома», действенное присутствие Бога среди его чад, которая воплощает полноту Благовестия, и выражает сама себя, для любой нации, как «Единая», «Святая», «Кафолическая».
Термин "поместная церковь" имеет много значений в зависимости от контекста. Некоторые используют его по отношению к епархии, другие – относительно национальной церкви. Также он может использоваться по отношению к евхаристическому сообществу как группе верующих. Важно для нас то, что термин «поместная церковь» не понимается как такой, чья легитимность порождена какой-то отдаленной силой, патриархатом или церковью, нет, автокефалия является критерием полноты, кафоличности. Это объединение в поместную церковь, где архиерей и люди в определенном месте совершают литургию, и это сообщество, наличие которого свидетельствует о поместной церкви, является истинным критерием кафоличности. Каноны оберегают и помогают этим поместным церквам поддерживать отношения с другими.
В Северной Америке существует не менее трех разных систем экклезиологической и канонической интерпретации, выступающих как экклезиологические комплексы.
Первая из них – это русская каноническая и экклезиологичекая традиция, которая базируется на соборности поместной церкви. Именно она легла в основу создания русской миссии на Аляске в 1794 г. и ее миссионерского императива. Русская церковь, особенно в период правления архиепискова Тихона в Америке, развивалась как функциональная модель полиэтнического сотрудничества и понятия о единстве, которое было обновлено и реформировано на Великом соборе 1917 года. Какое-то время русская миссия в Америке боролась с наплывом иммигрантов, и с соблазном остаться этнической сектой, но сумела преодолеть это, и начала позиционировать свою идентичность как автохтонная православная церковь для всех североамериканцев, что и привело к актуализации полноты кафоличности. Именно эта готовность (зрелость) выявлена в автокефалии ПЦА. Миссия стала поместной церковью, со всеми возможностями сохраниться в веках и быть миссией православия, свободной от любого имперского либо властного вмешательства и влияния. Она воплощала и возрождала соборное понимание церкви, включающей духовенство и мирян в процесс принятия решений, и таким образом становилась жизнестойким экспериментом в православном мире соборности и дезимпериализации церкви.
Вселенский патриархат предлагает иную систему каноничности и эккледизолигического вИдения, которая распространилась в Северной Америке в 1920-е гг. с основанием греческой архиепископии (есть многочисленные верующие этой юрисдикции, до того принадлежавшие и/или Афинам. Однако в США не существует четкой греческой иерархии до сих пор, хотя прошло уже почти 90 лет) 2
Православная церковь в Америке никогда не была под юрисдикцией Константинополя, или любой другой церкви, но лишь русской православной церкви на протяжении последних 215 лет, и стала абсолютно канонической автокефальной церковью согласно канонической традиции ее матери-Русской православной церкви. ПЦА является не церковью «диаспоры», но поместной автохтонной территориальной церковью. Это не этническая церковь; и это не русская церковь в Америке, это плод 175-летнего развития и результат деятельности русской миссии в Америке. ПЦА полностью поддерживает первенство Константинопольского патриархата. Однако, мы не согласны с каноническими интерпретациями, которые компрометируют нашу каноническую традицию.
В 20-е гг. ХХ века русская миссия заложила основу объединенной канонической православной церкви в Америке. Антиохийцы, сербы, албанцы изначально были частью этой церкви, чего, конечно же, нельзя сказать о многих греческих церквах. Поскольку эти группы развивали их собственные иерархии, переданные их матерями-церквами, они не горят желанием подчинять их юрисдикции Вселенского патриархата на североамериканском континенте. Это касается даже румын и болгар, многие из которых присоединились к ПЦА параллельно с большинством албанцев.
Группы, которые раскололи русскую миссию, преимущественно в 20-е–30-е годы, были сербы и антиохийцы, и другие церкви, которые затем создали здесь юрисдикцию. И в этой ситуации можем увидеть, как уже работает третья модель канонической интерпретации и экклезиологии, согласно которой каждый патриархат имеет право окормлять людей своей национальности, если таковые оказались в «диаспоре» и утратили связь с существованием территориальной канонической церкви. Эта националистическая /этническая модель преимущественно срабатывает среди тех, кто изначально принадлежал к такому этносу, но уже во втором-третьем поколении проживают в США, и к этому времени утратили свою «этничность».
В случае с русской и вселенско-патриаршей моделями, по крайней мере, интегрированность поместной церкви приобретает схожее звучание. Третья модель предполагает иные варианты, вследствие чего возникает очень острая каноническая проблема.
Можно спорить о достоинствах обновленной соборной экклезиологии поместной церкви и системы канонических интерпретаций российской традиции, сравнивая ее с интерпретациями 28-го правила Халкидонского собора в Константинополе, однако мы упустим из вида фундаментальное отличие: это две различных системы, опирающихся на разные группы предпосылок. Обе эти системы возникли в имперском контексте. Ситуация ХХІ века, когда империи ушли в прошлое, порождает новый контекст для жизни церкви и новых канонических интерпретаций, касающихся ее организации. Это является скорее не историческим подходом, но подходом интерпретаторским, прежде всего в том, что касается предпосылок. Мы, все православные Северной Америки, наблюдаем схватку между Москвой и Константинополем. И часто это соревнование заходит в тупик, тогад как решение находится на третьем пути из двух возможных.
Но для этого необходимо, я убежден, чтобы наши лучшие богословы собрались и вместе разработали систему, которая была бы универсальной и приемлемой для всех. Я, как предстоятель православной церкви в Америке, снова с удовольсвтем напомню о кенотическом призвании ПЦА, поскольку мне выпала особая честь возглавлять церковь, которая является не только несомненно и бесспорно православной, но так же несомненно и бесспорно является американской, что позволяет нам ощущать особое благословение, ведь Америка - это не отдельный клан или раса, это добровольный союз всех людей, пожелавших жить здесь. В этом удивительном симбиозе многое нуждается в улучшении, но многое правильно, полезно и добротворно. Дух нашей нации определяет, что нет граждан второго сорта, каждый гражданин имеет право участвовать органах власти, и каждый гражданин может совершать собственный выбор свободно, согласно закону.
Это задача для церкви такой страны, причем не только для жизни православной церкви американского народа, но и чтобы перенять из наработок православия все самое лучшее, самое ценное, самое замечательное в нашу американскую жизнь.
Мы стремимся к сотрудничеству с Вселенским патриархатом и другими церквами, чтобы решать вопросы, касающиеся православного единства в Америке, и имеем сильное желание, чтобы они решались беспрепятственно. Но мы не откажемся от нашего единства как поместной территориальной автохтонной церкви. Я искренне надеюсь, что мы все приблизимся к тому, чтобы стать единым телом Христовым на этой земле.
Плодом такого видения отчасти является православная Церковь в Америке (ПЦА) и ее автокефалия. Конфликт устаревших экклезеологичесикх и канонических интерпретация формирует фон, который предопределяет принятие либо отрицание автокефалии. Более того, такой конфликт является подспорьем для определении путей решения проблемных вопросов ПЦА, и православной церкви во всем мире.Православная церковь в России начала подготовку к Великому собору сотню лет назад, еще в 1905 году. В последние десятилетия существования Российской империи наблюдалось неимоверное интеллектуальное брожение в кругах клира и мыслителей русской церкви, которые не только искали пути выхода из трясины оберпрокурорской системы, организованной Петром І и подавившей патриаршество, но и стремились к диалогу с социальными, политическими и культурными вызовами времени. Российская империя не только имела десятки тысяч церквей, свыше тысячи монастырей на ее собственной территории, используя «славянство» и традиционную практику как способ обучения в семинариях и академиях; существовали дюжины разноплеменных и разноязыких миссий, преимущественно заграничных, в частности на североамериканском континенте. Каждая из них использовала местный язык для литургических богослужений и катехических практик, а также привлекала и обучала местных уроженцев для пополнения клира.
Пока большинство поместных церквей оставались под исламским доминированием и преследованием, что отобразилось в православном богословском образовании и повлияло на интеллектуальную жизнь Ближнего Востока, русская церковь, с другой стороны, имела удивительно широкое поле для того, чтобы началось противостояние новым веяниям. Были многочисленные случаи коррупции в учебных заведениях и монастырях, а также влияние государства и его вмещштельство в процесс избрания священнослужителей. Также было противостояние западным идеям: нигилизму, атеизму, марксизму и коммунизму наряду с римо-католицизмом. С другой стороны, иные идеи, такие как славянофильство (которое можно рассматривать как романтизм), играли определяющую роль в развитии русской богословской мысли, с ее концепцией соборности. Фундаментальным расхождением обернуля вопрос о том, как должны существовать церковь и ее структуры – вне либо внутри имперского контекста, в частности, в американской миссии.
На первом этапе подготовки собора 1905 года еще немногие могли предвидеть крах имперской системы, и еще меньше было тех, кто мог предугадать последующие преследования и угнетения церкви. Поскольку имперская система ослабела, богословы больше размышляли о церкви как об общине верующих, противопоставленной жестко иерархической авторитарной структуре, организованной и действующей синхронно с секулярными институтами. Епископам необходимо было продвигать идеи для реструктуризации РПЦ.
Во главе этого процесса находился святитель Тихон, который, будучи молодым епископом, служил в Америке (1898-1907), а позже был избран патриархом Московским. Он поддерживал концепцию трансформации церкви в определнное количество новых митрополий. Именно он поддерживал идею превращения американского епископства в экзархат, с иной степенью соборного участия клира и мирян, которая отображалa бы всю палитру национальных церквей, представленных в Америке. Святитель Тихон писал: «Как видно, Северная Америка остро нуждается в том, чтобы стать экзархатом русской церкви. Естественно, это будет не только объединение разных национальностей, но и раных православных церквей, которым присущи свои особенности в каноническом устройстве, официальных служениях и приходской жизни. Эти особенности дороги им и при этом не вредны с точки зрения традиционного православия. Поэтому мы не убеждены, что имеем право игнорировать национальный характерецерквей в этой стране, наоборот, мы должны попробовать сохранить его, дать каждой из них шанс быть управляемой руководителем той же национальности… короче говоря, возможно создать в Америке единый экзархат национальных православных церквей c их собственными епископами, подчиненными русскому архиепископу.
В сфере собственных полномочий такой епископ будет независимым, однако вопросы, касающиеся американской церкви в целом, будут решаться на всеобщем соборе, возглавляемом русским архиепископом. Именно через него будет поддерживаться связь православных церквей Америки с русской церковью, и будет определяться уровень зависимости первых от последней. Мы также должны принимать во внимание, что, в сравнении со странами Старого света, жизнь Америки имеет свои особенности, которые поместная церковь должна учитывать, и учитывая вышеизложенное необходимо предоставить американской церкви степень свободы большую, чем у других русских митрополий " (архиепископ Тихон, в Российско-Американский вестник, (РАВ) 1905 г. – С. 68-70).
Такие идеи сформировали основные положения концепции развития церкви во всем ХХ веке. В своем ответе Синоду, касающемся его видения реструктуризации Церкви, святитель Тихон очертил будущее Северной Америки скорее как сообщество епархий, каждая из которых имеет кафедру и титул, а также специфическую миссию в окормлении отдельных этнических групп: Нью-Йорк для русских церквей; Аляска – для ее уроженцев и русских поселенцев; Бруклин для сирийцев, Чикаго – для сербов; и неопределенное будущее греческой кафедры.
Так же важны в этом документе слова святителя Тихона, касающиеся соборности, точнее, участия:
"Если миряне принимают участие в соборных заседаниях, то это может быть нечто наподобие церковных собраний, принятых в Америке, в частности в епископальной церкви. Такие собрания проходят в форме общих сессий, в которых принимают участие и миряне, и клир, а также в форме отдельных сессий, предусматривающих дискуссию на исключительно богословские темы и только среди представителей духовенства. Участие мириян может придать церковной жизни характер соборности, и может способствовать возрождению церковной жизни". (РАВ, с. 75)
Соборы и деятельность Русской миссионерской епархии в Америке, а также ее преемников, воплощали в жизнь идеи, поднятые в статье, при участии как мирян, так и священства, на всех уровнях церковной жизни. Это было возрождение соборности.
В таком контексте концепция соборности, которая означала и кафоличность, и соборность, ставала доминантой переосмысления православной экклезиологии. Единство предвидения и жизни было ориентировано на все сообщество верующих, направляемое Духом Святым, и сплоченное в таинстве Евхаристии. Отталкиваясь от этого, позже, уже в ХХ веке, развивались евхаристическая экклезиология и экклезиология поместной церкви. Это богословское движение подкреплялось патристическим возрождением, начавшимся в середине ХІХ века с перевода множества текстов святых отцов на славянские и русский языки, и евахаристическим обновлением, проповедуемым такими деятелями, как праведный Иоанн Кронштадтский. Никогда ранее не было такого, чтобы верующий-мирянин выступал не просто как пассивный управляемый субъект, но был активным участником церковной жизни. Таким образом, было обосновано включение клира и мирян в процесс принятия решений в церкви, а если говорить в категориях соборности, то и непосредственно в соборный (совещательный) процесс. Это стало основанием для Великого собора 1917 года и для развития новых институтов, созданных при участии клира и мирян, допуск к которым раньше имели лишь архиереи и высокопоставленные имперские чиновники. Поскольку отдельные институциональные реформы были непригодны для имплементации в Росси в период революции, они были имплементированы в русской миссии в Америке – той, которая позднее стала автокефальной православной церковью в Америке.
Миссионерское вИдение
Миссионерское вИдение церкви проявлялось в тот же период, когда развивались идеи соборности и экклезиологического единства поместной церкви. Поскольку некоторые внутренние миссии в России были отягощены политическими пристрастиями типа объединения людей в империю через формирование их православной идентичности, то другие уже не имели таких пристрастий, либо же утратили их в это непростое время. Естественно, это были политические следствия. Основной причиной командирования отца Юнеперо Серра в 1775 года для основания испанской миссии в Калифорнии было намерение уберечь Калифорнию от взятия русскими. Когда русские основали свой отдаленный форпост там, где теперь графство Сонома (Северная Калифорния), в 1812 году и проводили миссионерскую деятельность среди местного населения, они не стремились объединить местное население под стягом русской политической идентичности, а лишь хотели распространять православную веру. Святитель Иннокентий позднее (1842 г.) посетил это поселение, и предположительно, испанскую миссию в районе Залива. Вскоре после этого любое политическое содержание было утрачено в миссиях.
Миссионерское вИдение воплотилось непосредственно в Благой вести Христа, принесенной людьми в православной церкви. Такова была и миссия в Америке, особенно после продажи Аляски. вИдение святителя Иннокентия, основавшего епархиальные структуры в Сан-Франциско в то время, когда была продана Аляска, сосредоточено на обращении англо-американцев в православие чрез служение и обучение на английском языке. Изначально Валаамская миссия в Кодьяке имела ту же задачу: превращать американцев (в то время уроженцев Аляски с их местными наречиями) в православных христиан, и основать православную церковь с национальным духовенством в этом регионе.
Возрастание американской миссии
Тридцатью годами позже новый епископ Тихон, назначенный в Америку, столкнулся с неоднозначной ситуацией. Церковь возрастала преимущественно в континентальных Соединенных Штатах и Канаде. 1 Этот процесс продолжался в последующие десятилетия, но уже с драматическим оттенком. Количество прихожан и их свойственников увеличивалось с каждой успешной волной эмиграции. Крах русской имперской поддержки (от Русского миссионерского общества), последовавшая затем революция имели опустошительные (прежде всего, финансово) последствия. В это период изменилась миссия церкви в Америке: ее целью стали эмигрантские общины и их частные нужды. Миссия в Америке утратила свое миссионерское предназначение, вместо это все ее внимание поглощали иммигранты, ведь церковь вынуждена была действовать как очаг культурной идентичности и солидарности. Каждая группа имела свои особые нужды, свой язык, свои обычаи и традиции. Святитель Тихон писал, что есть необходимость для каждой группы иметь своего предстоятеля, уважающего ее культуру, и входящего в состав объединенного архиепископства. Пока это еще было возможно, но затем политические и экономические реалии положили этому конец, и каждая из таких групп ушла в себя, и вИдение единства – которое можно было реализовать с большей вероятностью – утратило свой миссионерский императив. Даже сама русская миссия утратила связь с матерью церковью, которая скатывалась в бездну безжалостного преследования и мученичества. В 1924 году американская миссия провозгласила себя временно автономной и пребывающей в канонической связи и Синодом русской православной церкви за границей.
Мы не будем вдаваться в неприглядные детали последующих десятилетий: раскол, обновленческая церковь, судебные дрязги, противостояние и другие виды разделения. Это продолжалось до конца 1950-х гг., когда митрополия снова обрела миссионерское видение, и началось движение вокруг процесса усиления идентичности иммигрантов. Это стало свидетельством зрелости поместных церквей, которые больше не оглядывались вокруг в поисках собственной идентичности. Так начался новый период их существования, и они становились аутентичными поместными церквями, воплощающими множество реформаторских веяний, предложенных собором 1917 года, и постепенно перерождались в едином уникальном американском варианте. Это было полнокровным воплощением предвидения святителя Тихона, как основание единства множества этнических церквей с единым архиерейским синодом, и в контексте миссии обращения американцев в православие.
В начале 1950-х гг., после возобновления связей с русской матерью-церковью, самосознание митрополии меняется с помощью отцов Георгия Флоровского, Александра Шмемана, Иоанна Мейендорфа и других, переехавших из парижского свято-Сергиева прихода в свято-Владимирский в Нью-Йорке. Это были основные фигуры патристического обновления и пропагандисты евхаристической экклезиологии, экклезиологии поместных церквей, которая ставла доминантной в диалоге православных и экуменистов. Последние двое были главными архитекторами автокефалии ПЦА. Налаживая контакты с русской церковью как экуменические кружки, они многие годы трудились, чтобы подготовить почву для отношений с матерью-церковью. Их усилия увенчались в 1970 году получением автокефалии.
Новая ПЦА засвидетельствовала свою зрелость превращением из миссии в поместную церковь. Новосозданная ПЦА унаследовала все темы, которые волновали ее раньше: объединенная полиэтническая церковь с единым архиерейским синодом; ориентация на статус поместной церкви без формальной оглядки на матерь-церковь; миссионерская церковь, чье предназначение – представлять единую святую кафолическую церковь в Америке, для всех людей, рас и национальностей; она не имеет национальной американской идентичности, но и не подавляет другие этнические идентичности. Новая ПЦА существует вне имперского контекста, свободна от государственного вмешательства и поддержки. Более того, ПЦА воплощает принципы соборности, участия духовенства и мирян в принятии решений в таких институтах, как Всеамериканский собор и Митрополичий и архиепископский соборы, что прописано в ее новом уставе. Несколько иные мотивации были обозначены русскими иерархами в Томосе на получение автокефалии: для благоденствия всей православной церкви; чтобы попробовать уврачевать существующую ситуацию экклезиологического плюрализма и продвигать экклезиологическое единство; нормализовать отношения бывшей русской миссии, затем русской православной греко-кафолической митрополии с матерью-церковью. Томос признает «благом для православия в Америке «независимое и саморегулируемое существование митрополии, которая ныне является сформированным экклезиологическим организмом, обладающим всем, что необходимо для дальнейшего успещного возрастания».
Можем утверждать, что Томос также признает, что автокефалия не «окончательна», но в некотором смысле относительна. Процитирую: «Новосозданная поместная автокефальная церковь в Америке будет сохранять братские отношения со всеми православными церквами и их предстоятелями, так же, как и с архиереями, духовенством м пастырями в Америке, с теми, кто сохраняет де-факто каноническую и юрисдикционную связь с их национальными церквами и их предстоятелями». Томос не учитывает, что абсолютным следствием провозглашенной автокефалии ПЦА будет неканоничность всех иных церквей на ее территории. Скорее, он предусматривает сохранение их связей с материнскими церквами до того времени, пока все они не станут новым единством, просто Церковью Америки.
Таким образом, ПЦА видит свое призвание в том, чтобы исчезнуть: это кенотическое. Она может либо стать базисом для объединения остальных церквей в Америке, либо же превратится в новую организацию, которая будет абсолютно автокефальной (независимой). Мы горячо ожидаем того дня, когда миссия православной церкви и провозвестие Евангелия больше не будут омрачены скандальной разобщенностью.
Анализ и предвидение будущего
Я стою перед вами, собравшимися здесь, в великом смирении, как «последний среди равных», самой молодой предстоятель самой маленькой и самой молодой автокефальной православной церкви в мире.
Ни один архиерей православной церкви не трудится в одиночестве; каждого из них поддерживает и направляет структура, которая развивалась на протяжении столетий, и видоизменялась в зависимости от места и в согласии с реалиями той жизни, которую нам даровал Бог. Эта структура способна существовать в самых разнообразных обстоятельствах, которые только могли бы быть в истории церкви. Это были времена изобилия и времена голода, периоды, когда политические системы были дружественны и оказывали поддержку, и другие – когда они были враждебны и творили беззакония каждому, для кого свет Евангелия вечно сияет. Когда такие изменения происходили, церковь была необходима, чтобы устанавливать законы и правила, защищать единство жизни церкви в любых обстоятельствах. Эти правила или каноны, это сокровищница опыта, которая оживляет и освещает каждую новую ситуацию, возникающую в церкви, в ее жизни, проявляющуюся в любом возрасте.
Как каждый православный архиерей, я соглашаюсь со всеми святыми канонами, традициями и практикой святой православной церкви, без оговорок, поскольку они отображают жизнь церкви в каждой области и сфере ее существования. Они не так всеобъемлющи, как жизнь церкви (которая состоит в проповеди Евангелия как таковой), скорее, они формируют некое священное пространство, в котором жизнь церкви может произрастать. Не будучи жестко ограничивающими, ригидными, применение правил святых канонов на протяжении столетий свидетельствует о том, что они могут изменяться, адаптироваться к новым реалиям, будь то политическим, философским или географическим. Поэтому с тех пор, как существует церковь, она, естественно и постоянно, интерпретирует их значение и значительность с учетом особенностей каждого периода. Не вдаваясь в ограничения, навязанные неустойчивыми политическими системами либо утраченными империями, пусть даже в периоды процветании и возрастания тела Христова (Церкви), эти каноны предназначены для того, чтобы демонстрировать силу Святого Духа, «могущего изменить вся», который и является глубинной сущностью нашей жизни в Боге.
Канон отображен в большем количестве текстов, начиная от Священного Писания и заканчивая решениями поместных соборов уже в наши дни. В разных канонах отобразились те периоды, в которые они были созданы, и в совокупности они суммируют опыт церкви, касающийся того, как Бог действует в ее жизни, и проходящий через ряд поколений. Отдельные каноны, отличающийся в деталях, но неотъемлемый от всего корпуса канонического права, стают новым подвидом – каноническими принципами – менее детализированными, которые превращаются в правила нашей жизни.
В частности, один канонический принцип явно и однозначно присущ жизни церкви и может быть определен так: полнота церкви живет, в ее завершенности, там, где, законно избранный епископ совершает божественную литургию вместе с пресвитерами, диаконами и остальными чадами Божиими. Это божественно данная «плерома», действенное присутствие Бога среди его чад, которая воплощает полноту Благовестия, и выражает сама себя, для любой нации, как «Единая», «Святая», «Кафолическая».
Термин "поместная церковь" имеет много значений в зависимости от контекста. Некоторые используют его по отношению к епархии, другие – относительно национальной церкви. Также он может использоваться по отношению к евхаристическому сообществу как группе верующих. Важно для нас то, что термин «поместная церковь» не понимается как такой, чья легитимность порождена какой-то отдаленной силой, патриархатом или церковью, нет, автокефалия является критерием полноты, кафоличности. Это объединение в поместную церковь, где архиерей и люди в определенном месте совершают литургию, и это сообщество, наличие которого свидетельствует о поместной церкви, является истинным критерием кафоличности. Каноны оберегают и помогают этим поместным церквам поддерживать отношения с другими.
В Северной Америке существует не менее трех разных систем экклезиологической и канонической интерпретации, выступающих как экклезиологические комплексы.
Первая из них – это русская каноническая и экклезиологичекая традиция, которая базируется на соборности поместной церкви. Именно она легла в основу создания русской миссии на Аляске в 1794 г. и ее миссионерского императива. Русская церковь, особенно в период правления архиепискова Тихона в Америке, развивалась как функциональная модель полиэтнического сотрудничества и понятия о единстве, которое было обновлено и реформировано на Великом соборе 1917 года. Какое-то время русская миссия в Америке боролась с наплывом иммигрантов, и с соблазном остаться этнической сектой, но сумела преодолеть это, и начала позиционировать свою идентичность как автохтонная православная церковь для всех североамериканцев, что и привело к актуализации полноты кафоличности. Именно эта готовность (зрелость) выявлена в автокефалии ПЦА. Миссия стала поместной церковью, со всеми возможностями сохраниться в веках и быть миссией православия, свободной от любого имперского либо властного вмешательства и влияния. Она воплощала и возрождала соборное понимание церкви, включающей духовенство и мирян в процесс принятия решений, и таким образом становилась жизнестойким экспериментом в православном мире соборности и дезимпериализации церкви.
Вселенский патриархат предлагает иную систему каноничности и эккледизолигического вИдения, которая распространилась в Северной Америке в 1920-е гг. с основанием греческой архиепископии (есть многочисленные верующие этой юрисдикции, до того принадлежавшие и/или Афинам. Однако в США не существует четкой греческой иерархии до сих пор, хотя прошло уже почти 90 лет) 2
Православная церковь в Америке никогда не была под юрисдикцией Константинополя, или любой другой церкви, но лишь русской православной церкви на протяжении последних 215 лет, и стала абсолютно канонической автокефальной церковью согласно канонической традиции ее матери-Русской православной церкви. ПЦА является не церковью «диаспоры», но поместной автохтонной территориальной церковью. Это не этническая церковь; и это не русская церковь в Америке, это плод 175-летнего развития и результат деятельности русской миссии в Америке. ПЦА полностью поддерживает первенство Константинопольского патриархата. Однако, мы не согласны с каноническими интерпретациями, которые компрометируют нашу каноническую традицию.
В 20-е гг. ХХ века русская миссия заложила основу объединенной канонической православной церкви в Америке. Антиохийцы, сербы, албанцы изначально были частью этой церкви, чего, конечно же, нельзя сказать о многих греческих церквах. Поскольку эти группы развивали их собственные иерархии, переданные их матерями-церквами, они не горят желанием подчинять их юрисдикции Вселенского патриархата на североамериканском континенте. Это касается даже румын и болгар, многие из которых присоединились к ПЦА параллельно с большинством албанцев.
Группы, которые раскололи русскую миссию, преимущественно в 20-е–30-е годы, были сербы и антиохийцы, и другие церкви, которые затем создали здесь юрисдикцию. И в этой ситуации можем увидеть, как уже работает третья модель канонической интерпретации и экклезиологии, согласно которой каждый патриархат имеет право окормлять людей своей национальности, если таковые оказались в «диаспоре» и утратили связь с существованием территориальной канонической церкви. Эта националистическая /этническая модель преимущественно срабатывает среди тех, кто изначально принадлежал к такому этносу, но уже во втором-третьем поколении проживают в США, и к этому времени утратили свою «этничность».
В случае с русской и вселенско-патриаршей моделями, по крайней мере, интегрированность поместной церкви приобретает схожее звучание. Третья модель предполагает иные варианты, вследствие чего возникает очень острая каноническая проблема.
Можно спорить о достоинствах обновленной соборной экклезиологии поместной церкви и системы канонических интерпретаций российской традиции, сравнивая ее с интерпретациями 28-го правила Халкидонского собора в Константинополе, однако мы упустим из вида фундаментальное отличие: это две различных системы, опирающихся на разные группы предпосылок. Обе эти системы возникли в имперском контексте. Ситуация ХХІ века, когда империи ушли в прошлое, порождает новый контекст для жизни церкви и новых канонических интерпретаций, касающихся ее организации. Это является скорее не историческим подходом, но подходом интерпретаторским, прежде всего в том, что касается предпосылок. Мы, все православные Северной Америки, наблюдаем схватку между Москвой и Константинополем. И часто это соревнование заходит в тупик, тогад как решение находится на третьем пути из двух возможных.
Но для этого необходимо, я убежден, чтобы наши лучшие богословы собрались и вместе разработали систему, которая была бы универсальной и приемлемой для всех. Я, как предстоятель православной церкви в Америке, снова с удовольсвтем напомню о кенотическом призвании ПЦА, поскольку мне выпала особая честь возглавлять церковь, которая является не только несомненно и бесспорно православной, но так же несомненно и бесспорно является американской, что позволяет нам ощущать особое благословение, ведь Америка - это не отдельный клан или раса, это добровольный союз всех людей, пожелавших жить здесь. В этом удивительном симбиозе многое нуждается в улучшении, но многое правильно, полезно и добротворно. Дух нашей нации определяет, что нет граждан второго сорта, каждый гражданин имеет право участвовать органах власти, и каждый гражданин может совершать собственный выбор свободно, согласно закону.
Это задача для церкви такой страны, причем не только для жизни православной церкви американского народа, но и чтобы перенять из наработок православия все самое лучшее, самое ценное, самое замечательное в нашу американскую жизнь.
Мы стремимся к сотрудничеству с Вселенским патриархатом и другими церквами, чтобы решать вопросы, касающиеся православного единства в Америке, и имеем сильное желание, чтобы они решались беспрепятственно. Но мы не откажемся от нашего единства как поместной территориальной автохтонной церкви. Я искренне надеюсь, что мы все приблизимся к тому, чтобы стать единым телом Христовым на этой земле.
Мы стремимся к сотрудничеству с Вселенским патриархатом и другими церквами, чтобы решать вопросы, касающиеся православного единства в Америке, и имеем сильное желание, чтобы они решались беспрепятственно. Но мы не откажемся от нашего единства как поместной территориальной автохтонной церкви. Я искренне надеюсь, что мы все приблизимся к тому, чтобы стать единым телом Христовым на этой земле.
Это прерогатива и полномочия Вселенского патриархата в том, чтобы призывать церкви к решению вопроса единства в так называемой «диаспоре». Для этого необходимо выйти на международный надправославный уровень, поскольку как Америка, так и каждый регион на любом континенте вольны сами определять свое будущее, в том числе структуру своих новых поместных церквей. Очевидно, эти новые церкви должны быть повсеместно признанными как полностью автокефальные. Однако принцип соборности долженбыть сохранен: каждое сообщество должно иметь право голоса в определении своего предназначения. С другой стороны, результат может быть нелегитимным и тогда он будет признан недействительным.
Конечно же, мы должны быть исполнены надежд, а не эсхатологических предчувствий, и понимать, что только приемлемое решение может способствовать рождению полностью автокефальной объединенной церкви в Северной Америке, включающей всех православных, свободной в выборе своих иерархов, а со временем и собственного патриарха.
Мы поддерживаем соборность, которая созвучна идеалу соборности, разработанному святителем Тихоном и обновленному в русской церкви на Соборе 1917 года. Это – вИдение ПЦА, а также многих православных Америки. Только в рамках такого предвидения ПЦА будет реализовывать собственную автокефалию, которая легко сочетается с полнотой той картины, которая дана в Томосе 1970 года.
Многие на континенте еще не готовы отказаться от связей с их матерями-церквами. Многие из матерей-церквей не готовы отказаться от связей с их американскими миссиями. Архиерейские собрания – это прекрасно, однако мы уверены, что их главы могут быть свободно избранными. Однако это не синоды, и еще менее это – автокефальные церкви. Очевидно, время изменить эту точку зрения еще не пришло.
Видение святителя Тихона обновлено
Если, как ПЦА, мы обновим вИдение патриарха Тихона, это станет способом создать провидческое единство между церквами этой страны, готовыми к этому, но еще сохраняющими реальную связь с их матерями-церквами. Наша каноническая ситуация не имеет аналогов в истории. Она нуждается в неординарном решении.
Мы должны использовать возможность «открытия» синода ПЦА для канонических архиепископов, возглавляющих американские епархии зарубежных церквей, и положить начало процессу создания Архиерейского синода в Америке. Эти архиереи должны стать членами Синода здесь. Они могут представлять нас в их матерях-церквах, и их матери-церкви – у нас. Митрополичий собор разных епархий будет сформирован, как и общий синод всех епископов, с возможностью его естественного разрастания. Когда все православные придут к согласию, он может быть реструктурирован в Американский Патриархат, с очерченными территориальными границами. Председательствующий архиерей будет свободно избираться, причем с возможностью ротации.
Нам остается только наблюдать, возможно это или нет. Однако мы должны использовать все возможные средства, привлекая к работе лучшие умы, формируя им общую задачу, чтобы решить ее совместно в свободной и открытой дискуссии. Только так мы будем способны реализовать нашу миссию, к исполнению которой мы призваны Богом. Давайте построим сообщество любви и взаимного уважения, поскольку Христос может пребывать лишь там, где есть дух любви.
Одновременно это усилит связь между нами. Местные ассоциации духовенства – это прекрасный способ к преодолению юридической разобщенности. Они существуют в поле активности общины, и создают сообщества между церквами, начиная с самых низов. Также абсолюбтно необходимо для архиереев каждого региона собираться для совместных богослужений и обсуждения общих вопросов. Если наши юрисдикции твердо захотят объединиться, перед тем, как они станут одной общностью, это будет превосходным средством для достижения единства во всей его целостности. К примеру, если ПЦА и Антиохийская архиепархия объединились, или, точнее сказать, вернулись к первоначальному единству, кто осмелится выступить против?
Давайте все мы будем хранить Иисуса Христа, Распятого и Воскресшего, в нашей памяти, сердцах и умах, ведь мы создаем не какие-то институты и учреждения, а истинное тело Христово, к вящей славе Бога-Отца и в единстве Духа Святого.
Это прерогатива и полномочия Вселенского патриархата в том, чтобы призывать церкви к решению вопроса единства в так называемой «диаспоре». Для этого необходимо выйти на международный надправославный уровень, поскольку как Америка, так и каждый регион на любом континенте вольны сами определять свое будущее, в том числе структуру своих новых поместных церквей. Очевидно, эти новые церкви должны быть повсеместно признанными как полностью автокефальные. Однако принцип соборности долженбыть сохранен: каждое сообщество должно иметь право голоса в определении своего предназначения. С другой стороны, результат может быть нелегитимным и тогда он будет признан недействительным.
Конечно же, мы должны быть исполнены надежд, а не эсхатологических предчувствий, и понимать, что только приемлемое решение может способствовать рождению полностью автокефальной объединенной церкви в Северной Америке, включающей всех православных, свободной в выборе своих иерархов, а со временем и собственного патриарха.
Мы поддерживаем соборность, которая созвучна идеалу соборности, разработанному святителем Тихоном и обновленному в русской церкви на Соборе 1917 года. Это – вИдение ПЦА, а также многих православных Америки. Только в рамках такого предвидения ПЦА будет реализовывать собственную автокефалию, которая легко сочетается с полнотой той картины, которая дана в Томосе 1970 года.
Многие на континенте еще не готовы отказаться от связей с их матерями-церквами. Многие из матерей-церквей не готовы отказаться от связей с их американскими миссиями. Архиерейские собрания – это прекрасно, однако мы уверены, что их главы могут быть свободно избранными. Однако это не синоды, и еще менее это – автокефальные церкви. Очевидно, время изменить эту точку зрения еще не пришло.
Видение святителя Тихона обновлено
Если, как ПЦА, мы обновим вИдение патриарха Тихона, это станет способом создать провидческое единство между церквами этой страны, готовыми к этому, но еще сохраняющими реальную связь с их матерями-церквами. Наша каноническая ситуация не имеет аналогов в истории. Она нуждается в неординарном решении.
Мы должны использовать возможность «открытия» синода ПЦА для канонических архиепископов, возглавляющих американские епархии зарубежных церквей, и положить начало процессу создания Архиерейского синода в Америке. Эти архиереи должны стать членами Синода здесь. Они могут представлять нас в их матерях-церквах, и их матери-церкви – у нас. Митрополичий собор разных епархий будет сформирован, как и общий синод всех епископов, с возможностью его естественного разрастания. Когда все православные придут к согласию, он может быть реструктурирован в Американский Патриархат, с очерченными территориальными границами. Председательствующий архиерей будет свободно избираться, причем с возможностью ротации.
Нам остается только наблюдать, возможно это или нет. Однако мы должны использовать все возможные средства, привлекая к работе лучшие умы, формируя им общую задачу, чтобы решить ее совместно в свободной и открытой дискуссии. Только так мы будем способны реализовать нашу миссию, к исполнению которой мы призваны Богом. Давайте построим сообщество любви и взаимного уважения, поскольку Христос может пребывать лишь там, где есть дух любви.
Одновременно это усилит связь между нами. Местные ассоциации духовенства – это прекрасный способ к преодолению юридической разобщенности. Они существуют в поле активности общины, и создают сообщества между церквами, начиная с самых низов. Также абсолюбтно необходимо для архиереев каждого региона собираться для совместных богослужений и обсуждения общих вопросов. Если наши юрисдикции твердо захотят объединиться, перед тем, как они станут одной общностью, это будет превосходным средством для достижения единства во всей его целостности. К примеру, если ПЦА и Антиохийская архиепархия объединились, или, точнее сказать, вернулись к первоначальному единству, кто осмелится выступить против?
Давайте все мы будем хранить Иисуса Христа, Распятого и Воскресшего, в нашей памяти, сердцах и умах, ведь мы создаем не какие-то институты и учреждения, а истинное тело Христово, к вящей славе Бога-Отца и в единстве Духа Святого.
Теги:
