"В христианстве много подсказок для ответа на сегодняшние вопросы"

«Религия в Украине»: В конце 1920-х — в начале 1930-х годов о. Георгий Флоровский выдвинул идею "неопатристического синтеза", "возвращения к отцам". Как Вы считаете, в  целом это была удачная идея, и оказала ли она глубокое влияние на дальнейшее развитие православного богословия?

О. Иов: Именно направление о. Георгия Флоровского имело самый большой успех в Париже и позднее во всем православном мире, если учитывать работы учеников о. Георгия в Америке, в Греции и других странах. При основании Института было два течения: одно — софиологическое, о. Сергия Булгакова (фактически, это была попытка перевести православное богословие на язык немецкого идеализма, перевести на современный философский язык); и второе течение — неопатристическое, инициированное о. Георгием Флоровским и о. Киприаном Керном. О. Георгий считал, что нужно не просто повторять Отцов Церкви, находя у них какие-то подходящие цитаты; но нужно изучать Отцов, для того чтобы знать их мышление, их позицию, и исходя из их богословия, находить новые ответы на современные вопросы. Поэтому можно сказать, что именно этот "неопатристический синтез" и развивается в современном православном богословии, а также – шире – в христианском богословии, поскольку был восприянт католиками, англиканами и нашел  до определенной степени воплощение в протестантском богословии.

«РвУ»: Хочу уточнить: Вы считаете, что без идеи о. Георгия Флоровского о "неопатристическом синтезе" не возникло бы в католичестве «нового богословия» Анри де Любака, Ганса фон Бальтазара и других?

О. Иов: Тут взаимодействие было многосторонним, поскольку, конечно, о. Георгий Флоровский, а также о. Киприан (Керн), который преподавал патрологию, — наследники патристического возрождения конца XIX-го века в России. Но когда они оказались на Западе, то в католической богословской среде тоже существовало похожее движение, ратующее за возрождение традиции святых отцов. Анри де Любак и Жан Даниелю, которые основали известную коллекцию "Христианские Источники", поддерживали в Париже связь с православной русской эмиграцией, и особенно интенсивно общались с известным русским философом и богословом Владимиром Николаевичем Лосским. И можно сказать, что для Флоровского идея "неопатристического синтеза" — результат не только "русского наследия", но одновременно и общения с его современниками — известными католическими богословами и патрологами.

«РвУ»: Еще один вопрос по ходу: к 1920-м годам, когда сформировалась сама идея "неопатристического синтеза", уже более 50 лет развивался в католичестве неотомизм, девизом которого был возврат к истокам в средневековой схоластике. Может быть, пример неотомизма вдохновил и о. Георгия Флоровского, и Анри де Любака на выдвижение идеи о необходимости еще более глубокого погружения, «в сиву давнину», к патристике. Можно ли сказать, что неотомизм был образцом для них?

О. Иов: В римо-католическом богословии есть само учение Фомы Аквинского, а затем уже есть томистское богословие, которое разработали его ученики и последователи. И конечно, между учебниками и самим учением Фомы есть большая разница. Я не специалист в области томизма, но мне кажется, что это возвращение к Фоме в некотором смысле было возвращением к источникам. И конечно, если шел процесс "возвращения к Фоме", то естественным у Фомы источниками были Отцы Церкви. Но интересно, что, отчасти параллельно, в Католической Церкви есть возрождение "неотомизма", а среди православных есть возрождение "неопаламизма" — похожих движений.

«РвУ»: Когда о. Г. Флоровский провозглашал девиз "назад к отцам", то этими отцами оказались преимущественно святые отцы с IV по VIII век, а когда этот лозунг подхватил В.Н. Лосский, то преимущественно это был возврат к "синтезу Паламы". Как Вы думаете, насколько на самом деле здесь существует вариативность, насколько существует скрытое противостояние или же взаимодополнение между неопатристикой, как она мыслилась о. Г. Флоровским и осуществлялась в его статьях, и неопатристикой, как она мыслилась В.Н. Лосским?

О. Иов: Первичное научное стремление о. Георгия Флоровского — не просто "возвращение к источникам", но уйти из "вавилонского плена", как он называет этот период в русском православном богословии и православном богословии вообще, когда преимущество имели учебники, сделанные по примерам западных — католических и протестантских богословских учебников. Чтобы убежать из плена, необходимо было возвращаться к источникам. И если взять патристику, как она преподавалась в учебниках — там она начинается апостольскими отцами и оканчивается в VIII веке на Иоанне Дамаскине. Но не надо забывать, что Флоровский не закрывал патристику на Дамаскине,  но отдавал себе отчет в том, что патристический век не заканчивается на VIII столетии, так что можно сказать, что между Флоровским и Лосским нет противоречия в этом направлении.

«РвУ»: Можно ли говорить все-таки о том, что основатели неопатристики, Флоровский и Лосский, также не избежали влияния современных им западных философии и богословия, и не противоречит ли это их первоначальному тезису ухода от "западного пленения". Особенно заметно, и никто не будет спорить, увлечение Лосского современным ему экзистенциализмом, и это сказывается на прочтении отцов, на их интерпретации.

О. Иов: Относительно В.Н. Лосского можно сказать, что он пришел к патристике через Запад, поскольку его докторская работа, его главная сфера исследований была — Мейстер Экхарт и западная средневековая философия, на которую большое влияние оказал Дионисий Ареопагит. И можно сказать, что от западной средневековой философии Лосский перешел к Дионисию Ареопагиту, от Дионисия — к Максиму, и от Максима — к Паламе.

Если взять основные труды Лосского, "Мистическое богословие" или сборник статей "По образу и подобию", то там, в принципе, почти одни только цитаты из Григория Богослова, Дионисия Ареопагита, Максима и Паламы. Относительно же "убегания" Флоровского из "Вавилонского плена", то мне кажется, что для него это был плен не потому, что "западный", а "западное" — значит плохое, нет; но потому, что богословие этих учебников стало отчасти "вялым" и удаленным от живой традиции Церкви, которая имеет свои корни в апостольских временах, проходит через все патристические века и продолжается до наших дней, поскольку для Флоровского патристический век не заканчивается. Для него этот "неопатристический синтез" и "возвращение к источникам" было возвращением к общим источникам Востока и Запада, Восточной и Западной Церкви.

«РвУ»: У о. Георгия Флоровского был замысел — создать неопатристический синтез, и когда читаешь его он статьи, например, «Тварь и тварность», «О бессмертии души», «О смерти крестной», «О последних вещах», создается впечатление, что он писал их как кирпичики для этого синтеза, который в будущем должен был составить патристическую, догматическую "сумму". Однако ни он, ни его ученики не создали такую «сумму». Как Вы думаете: это случайность? Или все ученики Флоровского и он сам оказались не на высоте задачи и не смогли с ней справиться? Или все-таки еще можно ожидать от этой школы — уже учеников учеников Флоровского такого рода результата сейчас?

О. Иов: Во-первых, мне кажется, было бы парадоксально ожидать от человека, который критиковал богословские учебники, "богословие по учебникам" и по каким-то системам, чтобы он создал новую богословскую систему. В.Н. Лосский подчеркивал, что святые отцы никогда не писали, не мыслили в рамках какой-то системы и не создавали новую систему, но отвечали на вопросы своего времени. Мне кажется, это и есть неопатристический синтез у Флоровского —изучать святых отцов не для того, чтобы создать новую богословскую систему, а для того, чтобы отвечать на вопросы современности. То есть исходя из опыта святых отцов, их учения, давать ответы на новые вопросы, которые возникают в жизни современной Церкви. Между прочим, иногда мы представляем Флоровского как какого-то православного зилота, который воевал с западным христианством. Но не надо забывать, что многие его статьи на самом деле написаны в контексте экуменического движения — он был его участником, был членом Центрального Исполнительного Комитета Всемирного Совета Церквей и членом комиссии ВСЦ "Faith and Order" ("Вера и порядок"). Он говорил: "Экуменизм сегодня является формой миссии Православной Церкви", потому что православный христианин должен идти и выступать среди других христиан, чтобы свидетельствовать о правде. И свое участие в экуменическом движении он считал таким свидетельством о правде. В экуменическом движении возникали многие богословские вопросы, и, реагируя на них, выступал с соответствующими докладами.

«РвУ»: То есть Вы считаете правильным, что сегодня "синтез" не должен завершаться "Суммами" и учебниками, а должен быть ситуативным и контекстуальным? Почему же мы тогда называем его "синтезом"? Тогда это просто "неопатристика" как особый стиль мышления.

О. Иов: Неопатристическое богословие является "синтезом" в специфическом смысле. Флоровский подчеркивает, когда мы берем святых отцов как основание нашего вероучения, как источник нашего православного богословия, это не значит, что мы берем тезисы каких-то отдельных отцов, берем то, что нам нравится, то, что подходит, какие-то цитаты для подтверждения того, что мы сами хотим сказать. Он подчеркивает, что авторитетом в патристике является consensus patrum, и нужно из всех отцов сделать синтез, для того чтобы ответить на какой-то вопрос. Здесь синтез является в том, что нужно найти согласие у отцов для ответа на какой-то современный вопрос.

«РвУ»: Если говорить о согласии и посмотреть хотя бы на учение святых отцов о Боге, то возникает важный вопрос. Для В.Н. Лосского учения Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника и Григория Паламы о Боге не имеют принципиальных расхождений. Современные исследователи, патрологи, особенно западные, любят подчеркивать, что Дионисий — это абсолютная апофатика, похожая на буддизм, Максим — это учение, похожее на теологию Фомы, а Палама — это непонятный гностический дуалист; и возникает и развивается в рамках патрологических исследований альтернативное прочтение — акцент переносится на различия между этими ключевыми фигурами. Насколько в связи с этим вообще оправдана надежда на то, что всегда будет этот синтез? Быть может, мы будем читать святых отцов и столкнемся с существенными различиями, которые невозможно будет снять?

О. Иов: Когда мы работаем с отцами, есть две крайности, чреватые опасностями для исследователя. Одна — это упрощение, это читать отцов очень "широко", не обращая внимания на какие-то особенности. К сожалению, иногда мы доходим до таких упрощений. Я не считаю себя великим патрологом и большим специалистом по патристике, но мне приходилось читать некоторые творения Григория Синаита или Никифора Константинопольского, и работая над ними, я заметил, что у Мейендорфа в его книге "Христос в византийском богословии" есть много неточных выражений, относящихся к богословию упомянутых Отцов. Конечно, когда человек пишет одну маленькую книгу о десяти святых отцах, он не имеет возможности все их творения проанализировать детально. И дело доходит до некоторых упрощений, иногда противоречащих сочинениям непосредственно святых отцов. Но, с другой стороны, если мы занимаемся только одним отцом, изучаем и читаем его как бы в замкнутом круге, не обращая внимания на других, существует опасность прийти к неточным толкованиям. В принципе, отцы Церкви чаще всего (не говорю "всегда", но "чаще всего") не были оригинальны — в том смысле, что они не создавали какое-то новое богословие. Они всегда ссылались на авторитет своих предшественников и на Предание Церкви, часто цитировали своих предшественников. Но, конечно, ссылаясь на предшествующих отцов, они иногда не просто их повторяли, но пересказывали, и довольно оригинально. И в этом они создавали новые выражения, новые формулы. Поэтому, когда мы читаем одного отца, нужно проследить, какие у него источники в творчестве предшественников. Повторяет он их или перефразирует, делает какой-то синтез или добавляет что-то новое. В таком подходе патристика становится довольно интересной наукой. Например, если взять Паламу: с одной стороны, он делает синтез своих предшественников (Лосский написал статью о паламитском синтезе); с другой стороны, этот синтез он делает довольно оригинально. И конечно, если вернуться к Вашему вопросу, можно найти у отцов не только согласие, но можно найти и различное мышление, которое «не сходится». И в поэтому патристическая наука очень интересна и важна: потому что можно видеть и то, в чем не было никакого сомнения в Традиции Церкви, и те вопросы, где не было согласия через века и в которых Церковь постепенно-постепенно приходит к какому-то решению или согласию.

«РвУ»: Во многом сегодня работа православных патрологов и православных мыслителей, которые рассматривают себя как ученики Флоровского или Лосского, связана с интерпретацией текстов. Поэтому отдельные теологи даже утверждают, будто неопатристика — это новая разновидность схоластики, потому что это тоже определенная культура работы с текстами.

О. Иов: Необходимо сказать, что один из вызовов современности для патристики — это сама методика толкования, герменевтика. Потому что в XX веке стал широко применяться новый метод — историко-критический подход к тексту, который мы, богословы, приняли и используем в изучении текстов Священного Писания, святых отцов и даже в сфере изучения канонов Церкви. Этот метод подразумевает, что нужно, с одной стороны, изучать сам текст, контекст его формирования, исторический контекст, затем исследовать традицию текста, как текст передавался до наших дней – путем исследования разных рукописей; какие могли произойти через столетия изменения в самом тексте; а потом, когда мы изучили историю текста, должно следовать толкование текста — это две разные вещи. Раньше, до XX века, богословы не обращали на это внимания. Повторялся текст, иногда ошибочный, и не делали различия между текстом и толкованием текста. Герменевтический подход XX века во многом изменил наше знание об источниках. И в связи с этим возникают некоторые проблемы. Скажем, сегодня довольно часто на Западе патристикой с большим успехом занимаются не на богословских факультетах, не среди богословов, а на факультетах литературоведения или филологии, где филологи изучают патристические тексты. И с одной стороны, это плюс, потому что для разработки исследования самой истории текста филолог более компетентен — чтобы разработать историю текста и дать его критическое издание, чем богослов. Но с другой стороны, если филологи прекрасно понимают разные значения слов и эволюцию значений различных слов греческих, или латинских, или сирийских, или других древних языков, то довольно часто они не совсем понимают богословские тонкости текста. И поэтому здесь, конечно, сотрудничество между филологами, историками и богословами становится необходимым. Потому что если иногда человек не понимает контекст богословских споров, например, в чем была суть триадологических споров IV века или христологических споров V века, то без подсказки квалифицированного теолога ему не обойтись.

«РвУ»: Кого из современных православных богословов, относящих себя к неопатристике или близко к ней стоящих, Вы оцениваете наиболее высоко? Какие существуют сегодня направления, тенденции, направления в неопатристике? Кто из учеников Флоровского, Лосского, или из числа самостоятельных мыслителей внес наибольший вклад в неопатристическое богословие?

О. Иов: Есть владыка Каллист (Уэр); у него большая библиография, в том числе библиография чисто просветительская или популярная; но есть и научные работы — исследования отцов-пустынников, древней монашеской литературы и, конечно, в этой связи, работа над "Добротолюбием". У владыки Каллиста было много учеников, и среди них был владыка Иларион Волоколамский. Во Франции есть замечательный специалист по Максиму Исповеднику Жан-Клод Ларше.  В Англии есть патролог о. Эндрю Лаут — автор серьезных исследований об отцах Церкви. Довольно интересный и оригинальный богослов и патролог о. Джон Бэр, в Америке, ученик Каллиста (Уэра). Я бы еще выделил Иоанна Хриссавгиса, который занимается аскетической письменностью. В Афинах работает о. Николай (Иоаннидис), который специализируется на Паламе. Конечно, это парадокс, что православные всегда ссылаются на святых отцов, защищают святоотеческое предание Церкви, но на самом деле в современной патристике на международном уровне православные являются меньшинством.

РвУ: Фигуры, перечисленные Вами, занимаются святыми отцами, но важнейшей задачей неопатристики было развитие современного православного богословия. Как бы Вы оценили состояние современного православного богословия? Последние достижения, последние книги — насколько они являются решающими? Например, здесь, в Киеве, сначала на многих повлияла книга "Бытие как общение" митрополита Иоанна (Зизиуласа), а сейчас наше богословское сообщество очень сильно заинтересовала его новая версия теологии в книге "Общение и инаковость", которая скорее в левинасовском ключе развивает православное богословие. Насколько такие примеры того, что вот «стоим на плечах святых отцов, но развиваем что-то свое», являются важными? Что можно назвать достижениями, а что недостатками мышления подобных книг?

О. Иов: Во-первых, я бы не сказал, что православное богословие сейчас переживает кризис, но могу сказать, что оно переживает смену поколений. Уходят старые поколения православных богословов; на Западе, например, если взять Парижскую богословскую школу, очень символическим было в январе отпевание Оливье Клемана, потому это был конец одной эпохи — великих, крупных богословских фигур. Теперь приходит новое, молодое поколение православных богословов, которые пока еще неизвестны. Конечно, известными и интересными среди православных богословов в данный момент являются митр. Иоанн (Зизиулас) и митр. Каллист (Уэр) — они еще пишут и издают новые книги, хотя стареют (владыка Каллист отошел на покой — он больше не преподает). Среди нашего поколения богословов, мне кажется, интересными являются книги патролога о. Джона Бэра. Его книги — это и патристический синтез, и одновременно не просто повторение отцов. Он оригинально интерпретирует их мышление. Его книги, можно сказать, являются попыткой представить предание отцов в форме, отвечающей на вопросы современности.

«РвУ»: Отец Джон – наша надежда?

О. Иов: Я не говорю, что единственная надежда, но один из примеров. Это не значит, что других нет. Но я говорю, что мы переживаем смену поколений, надо увидеть новые плоды, которые будут являться в Православной Церкви.

«РвУ»: Как Вы думаете, линия Христоса Яннараса, его попытка "экзистенциального неопатристического синтеза» найдет дальнейшее продолжение, или, в связи с тем, что сейчас скептически относятся к экзистенциализму как к философскому методу на Западе…

О. Иов: Упадок экзистенциализма в светской философии не значит, что подход "с точки зрения экзистенциализма" не имеет никакого значения для богословия. С этим подходом митрополит Иоанн (Зизиулас) много чего сделал в сфере экклезиологии. Если бы не было этих вопросов, которые задавал экзистенциализм во второй половине XX века, возможно, этих экклезиологических сочинений он бы не написал, либо написал бы с другой точки зрения. Но, с другой стороны, экзистенциализм уже не является актуальным подходом или вопросом, каким он представлялся во второй половине XX века, особенно на Западе. Какой подход сегодня является главным в мышлении человечества, наверное, не совсем ясно.

«РвУ»: Какой может быть неопатристика в эпоху постмодернизма?

О. Иов: Если взять современный мир, то есть много вопросов, на которые Церковь и православные богословы должны отвечать, и какие-то элементы ответов можно найти в  творениях святых отцаов. Это не значит — совсем готовые ответы, но можно их разработать. Есть целая масса вопросов, скажем, связанных с антропологией. С одной стороны, технология и медицина поднимают много вопросов в сфере биоэтики, где сами врачи, ученые говорят, что мы на эти биоэтические вопросы не способны найти ответа. И они обращаются к религии с тем, чтобы на них давали ответы богословы. Эти вопросы разработал, в частности, французский патролог Жан-Клод Ларше, специализирующийся на изучении наследия св. Максима Исповедника, а также интересующийся вопросами биоэтики. Биоэтика является темой рассуждений православного экзегета о. Иоанна Брека из Америки.
Отдельный блок – все вопросы, связанные с индивидуализмом, характерным для современного общества. А также вопросы, связанные с взаимоотношениями человеческих личностей, прав женщин в обществе, феминизм — становятся немного устаревшими во многих обществах. Однополые браки, с одной стороны, в некоторых слоях общества популяризируются и защищаются, с другой стороны, государство иногда обращается к религиям, спрашивая, каково их мнение об этом. Это всё вопросы из сферы антропологии. Есть вопросы, которые я бы отнес к сфере эсхатологии. Особенно это тот аспект, который подчеркивал о. Александр Шмеман, что Церковь призвана к Царству Божию и должна проповедовать Царство Божие. Какие здесь поднимаются вопросы? Их очень много. С одной стороны, есть фундаментализм. Он проявляется в разных религиях, в том числе и в христианстве, и в том числе в православии. Когда люди считают, что уже конец света, и нужно убежать от мира сего, потому что в нем всё плохо, и если оставаться в нем — то погибнешь. Такое отношение к миру даже в первых веках христианства, когда Церковь жила очень сильным эсхатологическим предчувствием, никогда не наблюдалось в Церкви, но оно было в христианских сектах; в Церкви оно не находилось, потому что даже если Церковь была обращена к будущему Царству Божию, она никогда не отрицала отношения с миром и всегда говорила, что христиане в мире — как дрожжи, которые должны поднять "мирское" тесто и преобразить мир. Актуальна сегодня проблема отношения к окружающей среде, природе, вопросы экологии. Политические партии, светские международные организации разработали много программ по экологии. И среди всех религий именно христианство, и в основном наше патристическое предание имеет много элементов для ответов на сегодняшние вопросы. Важно не только то, как мы используем мир, но и взаимоотношения человека с миром, творения с Богом — здесь много богословских, духовных вопросов. Сейчас все люди говорят о всемирном экономическом кризисе. Но этот кризис — не только экономический вопрос, это вопрос и духовный: как мы используем все эти блага, ценности в этом мире, это вопрос духовный, аскетический и, следовательно, богословский.

«РвУ»: Поскольку есть потребности и призвание, то, наверное, будут и люди, которые ответят на эти вопросы, опираясь на святоотеческое предание.

О. Иов: Конечно, это вопрос образования. Чтобы ответить на вопросы современности,  необходимо, во-первых, исследовать наше предание, а это значит — изучать древние языки. Мы с Вами много говорили о патристике. Так вот, в XX веке было сделано много открытий новых источников, которые до сих пор не исследованы. Так что большие открытия XX века — это нахождение новых материалов, еще ждуших исследователей. Для этого нужно изучать древние языки и современные языки, чтобы иметь доступ к вторичным источникам, изданным на разных языках, и чтобы войти в диалог с современной цивилизацией, читать литературу на иностранных языках. Если обратиться к современной православной молодежи, которая расстроена, потому что в столичных городах в так называемых православных странах все "хорошие" месте в епархиях и монастырях заняты и вроде бы отсутствуют причины, чтобы идти и изучать богословие, то как раз наоборот — есть много работы в сфере православного богословия и как раз не хватает работников, не хватает исследователей. Но для этого необходима серьезная научная подготовка.

«РвУ»: Не кажется ли Вам, что в православных странах Церкви могло бы помочь государство, основывая богословские факультеты там, где их нет, поскольку православие – это наследие, важное для страны.

О. Иов: В современном мире распространяется мнение о полном разделении Церкви и государства. Это такой секулярный подход, который мы наблюдаем во многих странах и который с 1905 года является законным явлением во Франции: в том, что касается веры, человеку разрешается верить, во что он хочет, и никакая вера не запрещается и не преследуется, рассматривается как сфера частной, личной жизни человека, но не должна проявляться "в государстве". Такое отношение к вере, к религии, к Церкви, уже наблюдается и в других странах, где вопросы веры, вопросы религии люди не желают видеть в обществе.
Но не надо забывать, что, хотим мы того, или нет, Церковь несет свою миссию в обществе, занимает собственное место в обществе, действует в нем. И поэтому она должна присутствовать не для того, чтобы все контролировать или быть над обществом, но она является де-факто частью этого общества и одним из источников всемирной человеческой культуры. Например, кто-то говорил; если во Франции государство считает, что религия не должна преподаваться в школах, потому что это частное мнение людей или потому что тот, кто желает узнать о религии, может сам сходить в церковь и узнать о ней, но в государственных школах религия не должна присутствовать, — то как можно читать французскую литературу, где ссылаются на ветхозаветный Декалог, или на притчу о блудном сыне, или на заповедь о любви Христа? Как понимать литературу, искусство? Как понимать такие общие ценности, которые вошли в культуру общества, но которые являются вкладом христианства, вкладом Церкви?
Поэтому, мне кажется, богословские факультеты не только могут, но и должны присутствовать в государственных университетах, потому что богословие не является каким-то личным мнением в частной жизни человека, но богословие может принести нечто творческое в ответ на современные вопросы, о чем мы с Вами уже говорили.

«РвУ»: Спасибо большое за беседу!

Беседовал Юрий Черноморец

Биографическая справка:

Архимандрит Иов (Геча) родился 31 января 1974 г. в г. Монреаль (пров. Квебек, Канада). Окончил Институт св. Андрея в г. Виннипег и Университет пров. Манитоба (Канада) (1996). Рясофор (28.09.1996). Иеродиакон (29.09.1996). Переехал во Францию. Принял монашество в монастыре Преподобного Антония Великого во Франции (Подворье Афонского Симоно-Петрского монастыря) (27.05.1998). Архидиакон (1999). В 2003 г. перешел из Украинской Православной Церкви в Канаде под омофором Константинопольского Патриархата в Экзархат-Архиепископию православных приходов русской традиции в Западной Европе под омофором Константинопольского Патриархата. Иеромонах (20.06.2003). Окончил Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже. Служит на Сергиевском подворье в Париже. В 2003 г. защитил докторскую диссертацию по богословию в Парижском католическом институте и Свято-Сергиевском институте на тему "Литургическая реформа митрополита Киприана Киевского". Преподаватель церковной истории и церковного устава в Свято-Сергиевском институте (с 2004 г. профессор). Благочинный приходов архиепископии в Испании (2003-2004). Член редакционной коллегии епархиального журнала "Епархиальный вестник Архиепископии православных русских церквей в Западной Европе" (ЕВАПРЦЗЕ) и его франкоязычного издания "Messager diocesain: Archeveche des eglises orthodoxes russes en Europe Occidentale" (2003-2006). Игумен (09.01.2004). Архимандрит (18.07.2004). Член епархиального совета Архиепископии (2004-2010). Член комиссии по взаимоотношению с Московским Патриархатом (2004). С декабря 2005 по декабрь 2007 гг. декан Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже. Член групы Св. Иринея международного диалога Православной Церкви с Римо-Католической Церковью (2003). Член комитета диялога Православной Церкви с Римо-Католической Церковью во Франции (2005). Член Центрального Комитета Всемирного Совета Церквей (ВСЦ) (2006). Член Киевского религиозно-философского общества. Член Общества восточной литургии. Проживает в Париже.