Часть первая

Религия в Украине: Отец Сергий, на пути Вашего священнического служения Вам доводилось общаться со многими иерархами Православной Церкви, в частности: митр. Никодимиом (Ротовым), Антонием (Блумом), Кириллом (Гундяевым), Филаретом (Вахромеевым). Чем Вам запомнились эти встречи и беседы?

Протоиерей Сергий Овсянников: Владыка Антоний митр. Сурожский близок настолько, что кажется, он беседует прямо с тобой. Замечательный собеседник, а говорит простыми словами о вещах сложных.

Мой путь в церковь сложился во многом благодаря именно ему. Я был крещен в детстве. Но поскольку это были тяжелые хрущевские годы с мощной атеистической пропагандой, то ни о каком религиозном воспитании детей не могло быть речи. Никто не объяснял мне истины православия. Но бабушка водила нас в храм «Кулич и Пасха» на проспекте Обуховской обороны (Полное название — церковь Святой Троицы Живоначальной, известна также под названием «Кулич и пасха», которое дано ей по архитектурному решению — ансамбль церкви построен в форме пасхальных блюд — кулича и пасхи. Идея церкви в форме кулича и пасхи принадлежит не архитектору, а заказчику генерал-прокурору А. А. Вяземскому, церковь строилась в принадлежащем ему селе Александровском. Здесь он начал сооружение обширного усадебного дома и разбил парк. В центре парка князь решил возвести храм, посвященный празднику Обновления храма Воскресения Господня в Иерусалиме (Воскресению Словущему). Воплощение идеи он поручил архитектору Н. А. Львову. Постройка церкви велась в 1785 - 1787 годах на средства Екатерины II, но ее освящение задержалось до 1790 года. Освящение его, по желанию императрицы, состоялось во имя Святой Живоначальной Троицы. С марта 1938 храм, находящийся под охраной "как памятник всесоюзного значения", стоял закрытым, используясь под клуб, но весной 1946 года был приведен в порядок и открыт для богослужения. Главной святыней храма до его закрытия была икона Святой Троицы, пожертвованная в 1824 году крестьянами села Александровского. Она пропала вместе с другими образами и ценностями при закрытии храма. Всё современное убранство церкви было собрано уже после возобновления богослужений в 1946 году из других закрытых храмов города. Синий с золотом иконостас был перенесен сюда из Благовещенской церкви на Васильевском острове. – А. Д.)


Поэтому понятия РАЗУМНОГО о вере и Христе не было. Но СЕРДЕЧНОЕ, заложенное еще в крещении, было живо. Вера  тогда в наших сердцах была, но принимала порой различные обличья. Всем советским детям объясняли, что Бога нет. Был такой карикатурист Жан Эффель (Эффель (Effel) Жан (настоящее имя и фамилия Франсуа Лежён (Lejeune)) (р. 12.2. 1908, Париж), французский график-карикатурист. Постоянный сотрудник газет и журналов «Юманните» (с 1936), «Юманите диманш» и др. Автор политических карикатур, в целом составляющих своеобразную сатирическую летопись Третьей республики, альбомов, с добродушным, народным по духу юмором, интерпретирующих библейские легенды [«Сотворение мира», 1951—54, «Сотворение человека», 1951—53; в русском издании — «Сотворение мира и человека» (М., 1959) и др.]. Рис. Эффель Жан выполнены пером (иногда с подцветкой) или фломастером в ясной линеарной манере. – А.Д.). По его рисункам поставили в Кировском театре балет «Сотворение мира». Смешные такие картинки. Боженька – борода лопатой – сидит на облачке, голые ножки свесил. А внизу Адам с Евой кувыркаются, ангелочки писают – то есть было очень весело; и вот нам показывали: «Смотрите, дети, Бога нет». Трудно не согласиться с тем, что такого Бога нет. Но если такого нет, то есть какой-то другой, ведь чувствуешь, что мир не случаен. К сожалению, со временем вот эта детская вера у меня деформировалась, почти растаяла. И лишь благодаря счастливому случаю, как по пословице, «Не было бы счастья, да несчастье помогло», я вновь повернулся к церкви. И одна из первых книг, попавших мне тогда в руки, была книга митр. Антония Сурожского «Школа молитвы». Издана самиздатом.  А такие книги давались на две-три ночи, и потом нужно было их вернуть. Днем работа или учеба, а ночью чтение взахлеб.


РвУ: А сколько Вам в то время было лет?


С.О. Двадцать два. Я прервал тогда учебу. После второго курса университета отслужил два года армии. После демобилизации как раз и началось ме возвращение в церковь. Без владыки Антония это возвращение было бы сложным. Он открыл мне двери церкви. И когда я вошел в них, увидел столько света и радости, то понял, что уходить уже незачем. Потому что все есть – полнота.

Я стал посещать академический храм ЛДАиС, который при Александро-Невской лавре. И тогда же я познакомился с нынешним патриархом Московским, а тогда еще епископом Кириллом. Владыка обязательно знакомился с теми, кто хотел поступать в Ленинградские духовные школы. Получается в академический храм я начал я ходить в 1974 году. О поступлении  стал задумываться после смерти вл. Никодима Ротова – 1978 год. Мне сказали, что прежде следует познакомиться с ректором – епископом  Выборгским (в то время) Кириллом.


РвУ:  А владыку Никодима Вы знали лично?


С.О. Да. Очень хорошо мне помнится, как он читал Евангелие. Он сам читал за всенощной. На русском языке. Читал великий Покаянный канон в собственном переводе.

Три митрополита и патриарх

Это был не русский, но русифицированный перевод, благодаря которому становился понятен потаенный и глубинный смысл этого произведения. Эта понятность поднимала тебя на такую высоту – становилось страшно. Действительно это было евангельское благовестие. Вспомним Евангельское повествование о том, как апостолы Петр и Иоанн приходят ко гробу Христову после Его распятия. Входит Иоанн в гроб,  видит одну плащаницу и выходит. Тела нет, очевидно, что-то произошло. Но апостол Иоанна Богослов  осознает это еще до конца. А ап. Петр видит и начинает понимать, потому что плащаница в одном месте, а платок – в другом. То есть он увидел нечто такое, что действительно одарило его верой о воскресение. Владыка Никодим так читал, что ты слышал и веровал.


РвУ: А прихожан много было тогда в храме?


С.О. Много. Хотя 70-е годы прошлого века еще были тяжелые. Еще продолжались преследования духовенства и ущемления Церкви. Однако, в академическом храме было много молодежи.


РвУ. Каково было Ваше первое впечатление от ректора еп. Кирилла?


С.О. Это была совершенно замечательная встреча, потому что он давал мне инструкции, обучая, как пройти собеседование в «компетентных органах», что говорить на медицинской комиссии. Потому что перед вступительными экзаменами в семинарию необходимо было пообщаться с психологом; и по результатам такой беседы последний вполне мог выписать «белый билет». И таким образом  отсеивали абитуриентов, ведь система была такова: список поступающих попадал к уполномоченному по делам религий и атеизма, он брал красный карандаш и прежде всего вычеркивал людей с высшим образованием.

А владыка Кирилл как раз и хотел людей с высшим образованием привлекать. У него была мечта: набрать курс учащихся, уже имеющих высшее светское образование. И он хотел добиться такого результата. Он и сейчас таковым остался – целеустремленным и решительным. Поэтому он нас учил, что надо отвечать, а какие вопросы игнорировать. Как проходить медкомиссию, собеседование в КГБ. Естественно, он это делал не открытым текстом.

Интересно, что, когда я вошел к нему в кабинет, он так посмотрел наверх поверх моей головы, как будто там еще кто-то третий был, невидимый – там действительно были установлены микрофончики «жучки». И так, потягиваясь, говорит: «Что-то я сегодня засиделся, не прогуляться ли нам».


Он оделся, и мы пошли на улицу, сделали большой круг, зашли на кладбище к владыке Никодиму, там короткую литию он отслужил. Это был янвать 1979 года. Пока мы с ним беседовали, он давал инструкции, что надо и не надо говорить. Так что это была не просто памятная, но очень нужная и полезная встреча.  Следуя этим инструкциям, я отвечал грамотно, и меня допустили к экзаменам в ЛДАиС.


РвУ: Вашу фамилию не вычеркивали красным карандашом?


С.О. Не знаю. Потому что в конечном счете к уполномоченному ездил договариваться вл. Кирилл и, как принято в той системе, брал богатые подарки. Говорили, что речь шла о крупных деньгах. Например, подарком могли быть ключи от новенького автомобиля машины. За каждого, кого не вычеркнули, следовало давать определенную мзду.


РвУ: Каковы были Ваши первые учебные впечатления?


С. О. Я поступил в семинарию в 1980 году. И до этого – с 1974 года – я уже готовился к поступлению: начал учить греческий, читал Писание на  трех языках.

Три митрополита и патриарх

Ленинградцы жили дома. Первый год не очень хорошо помню. Меня сразу приняли во второй класс, и за первый год я сдавал экстерном экзамены. Со второго класса перешел уже в четвертый. А в академии уже учился полностью – все четыре курса.


РвУ: Получается, что академию Вы окончили в 1986 году?


С.О. Это было время гласности и перестройки. Уже слово «церковь» понемногу входило в обиход. Но только позже, в год тысячелетия Крещения Руси  люди поняли, что о говорить уже не страшно, и это не запретная тема. А вот в 186 г. еще разрушали храмы. Последний храм в Ленинграде разрушен был в 1987 г.


РвУ: Когда Вы заканчивали ЛДАиС, вл. Кирилл уже не был ректором?


С.О.
Его отослали в Смоленск.

РвУ: А кто вручал Вам диплом о завершении и обучения?


С.О. Ректором тогда был отец Владимир Сорокин. Он до сих пор служит в Князь-Владимирском соборе на Петроградской стороне.  Дипломную работу я писал по истории древней Церкви. Она называлась «Богословские школы древней Церкви». Ведь антиохийская, александрийская, сирийская школы различались методом толкования Священного Писания: использовали буквальный, исторический, аллегорический, символический методы толкования. Тогда слово «герменевтика» еще не вошло в широкий научный обиход.


РвУ: Как Вы видели свою будущность – как клирика?


С. О. Мою будущность определила моя женитьба на иностранке, что рассматривалось как неверноподданнические чувства. Я женился на девушке, которая заканчивал регентскую школу при ЛДАиС, а она была из Голландии. Это моя матушка Алена. В 1986 году мы повенчались, но перед этим надо было испрашивать благословения и после свадьбы я почти целый год ходил в КГБ: просил разрешения, чтобы ей остаться в Ленинграде.


Тогда я полагал, что не буду священником, ведь в то время это было довольно сложно: явки в КГБ, обязательные отчеты о том, что говорится на исповеди – контроль был жесткий. Если надо было говорить проповедь, она готовилась заранее, ее печатали на машинке в шести экземплярах. Пять из которых священник отправлял по инстанциям. Никто не задавал вопрос: почему именно пять? В разные отделы.


Я не предполагал, что стану священников,  потому что не думал, что смогу вынести постоянное давление, когда власть имущие ищут способ раздавить таких «отщепенцев». А я знал, как это работает: в то время как раз был такой о. Димитрий Дудко, который публично покаялся по телевизору в том, что проводил антисоветскую пропаганду. Заставили его очень просто, сказав: «Мы тебя отпустим, но не гарантируем, что твою дочь не переедет грузовик на следующий день». Поэтому, когда речь идет не о тебе, а о члене твоей семьи, то быть таким твердым, чтобы пожертвовать ими, это непросто. Мы все поэтому сочувствовали о. Димитрию. Мы знали, как этот асфальтовый каток проходит по людям и закатывает в асфальт человеческие души. Ведь, окажись на его месте, трудно прогнозировать, как поступишь ты.

Продолжение следует

Теги: