Окончание. См. Часть ІЧасть II

Рим или Иерусалим?

Римляне гордились тем, что почитали древних великих богов изобилия и власти. А византийцы, чествуя Христа, гордились тем, что они – ромеи, и именно так подписывались во всех государственных документах. А россияне гордятся тем, что Москва – Третий Рим. Заметьте, не святой град Иерусалим, а именно Рим, тот самый Рим, который стал оплотом средневекового папства, символом главенства духовной власти. «Москва – третий Рим, и четвертому не бывать». Это словосочетание стало символом православной государственности в России. Их написал в свадебном послании к царю Василию III Псковский монах Филофей. Византийская царевна София Палеолог жила в Италии и получила западное образование. Став женой русского царя, она привезла с собой из Рима символ византийской симфонии – двуглавого орла. Но в этом символическом действе истории произошла передача от одного государства к другому не только преемственности чести покровителя Православной Церкви, но и болезненности византинизма.

Иван IV был коронован по византийскому церемониалу и воспринял титул «царь всея Руси». Российский самодержец взял не греческий титул «базилевс», а латинский «цезарь», по-русски «царь». Настольной книгой русского царя Ивана Грозного был «Государь» Макиавелли; этот факт свидетельствует о глубине внутренней связи с западным, католическим миром, и эту традицию мы наблюдаем на примере деятельности Патриарха Кирилла. Если для самодержца полностью подчинить своему влиянию Церковь тогда было ещё очень трудно, как трудно плотским страстям поработить смиренную душу, то сегодня эта мечта почти осуществилась, потому что христиане возгордились своим земным гражданством. Но Бог, как известно, гордым противится.

В России, дабы достойно почтить преемство высокого гражданства Рима, сочинили небезынтересную легенду: русский вариант «Дара Константина» «Повесть о белом клобуке». Согласно этому сказанию, Константин Великий после своего крещения даровал Папе Сильвестру белый клобук. Последний православный Папа, предвидя падение Рима в ересь, послал клобук на хранение Константинопольскому Патриарху Филофею, который затем послал драгоценную реликвию новгородскому митрополиту Геннадию. Иван IV, завоевав Новгород, перенес его в Москву. Таким образом, столица России, «Третий Рим», был призван стать центром христианства. Так что мысль о понтификате современного Патриарха имеет очень давние корни.

В греческой империи Константина Иерусалим был всего лишь небольшой кафедрой, подчиненной Антиохии. Константин и не подумал возвеличить град смиренного Христа, сначала необходимо было утвердить свою власть. И Патриархат был учрежден в ничем не выдающемся селе Византий. Лишь спустя несколько веков Иерусалим почтили честью быть Патриархатом, а о Византии придумали неизвестную святым отцам благочестивую легенду - о том, что апостол Андрей Первозванный сию столицу основал. Когда же империя разделилась окончательно на западную и восточную, тогда Римский папа заявил, что Петр Римскую кафедру честью быть первой почтил. Константинополь в свою очередь не отставал и сказал: «У вас был Петр, а мы первее, у нас Первозванный Андрей град святой Константинополь основал».

Вся эта мифоэпическая брань нашла свой отголосок на Руси – лишь в ІХ веке стало известно то, чего ни один византийский хронист не знал и ни один святой отец не утверждал: будто св. Андрей Первозванный на киевских горах побывал и оставил здесь своих последователей, которых, однако, след простыл. В истории Церкви о них не упоминается нигде. Археологии о последователях апостола, да и вообще о христианах на территории Киевщины ничего не известно.

В том же ІХ веке происходила жесткая борьба между св. Фотием Константинопольским и папой Николаем І за влияние на славян, победителем вышел Восток. Андрей Первозванный не мог быть в Киеве по той простой причине, что не обращался к язычникам. Только апостол Павел назван «апостолом язычников», и Бог его потому и избрал, что никто из апостолов, даже ревностный Петр, не смог переступить границу иудейских традиций. Апостол Андрей мог проповедовать в Крыму и пророчески благословить нашу землю издалека. Именно оттуда, с юго-востока, спустя девять веков, к нам и пришла спасительная вера во Христа. Был святой апостол здесь или не был, от этого веры и благодати у нас не убавится, вот разве что тщеславие есть чем потешить.

Нестор Летописец, изобразив византийское по стилю сказание в своей летописи, подчеркнул этим, что именно от Константинополя, а не от Рима имеет свое начало русское православие. Гордиться своим апостольским авторитетом имеет право как раз Киев, ибо Москва избрала себе другой вектор – Рим. Киев ещё называют русским Иерусалимом, а Днепр вторым Иорданом, а Москву именуют третьим Римом.

Князь Владимир крестился сам, а потом крестил Русь; Патриарх Кирилл называет это неким «цивилизационным выбором». Столь красноречивые словосочетания только напускают туману, но ровно ничего не объясняет. Интересно, между какими цивилизациями он выбирал, когда к нему приходили разные послы, предлагая свою религию и культуру? В IX веке подконтрольная римскому папе территория Европы была «Диким Западом», на котором хозяйничали свирепые короли Франков. Вряд ли это можно назвать цивилизацией; вот уже на одного конкурента меньше стало. На Востоке было похожее брожение народов. Ислам проходил ещё только первые стадии своего становления, и там просто не с кем было говорить, да и не о чем. Мусульманская культура ещё не наложила свой отпечаток на азиатские народы и ещё не обозначила границ своего распространения.

Значит, выбора-то и не было. Какие же тогда «секулярные цивилизации существовали»? Путь только один – на Константинополь. Византия была тогда огромным оазисом высокой христианской культуры, единственным в то время источником духовного опыта и знаний. Да и в самом Киеве уже были первые островки христианства. Святитель Фотий Константинопольский крестил князя русского Аскольда с именем Николай и отправил его в Киев через Крым. Княгиня Ольга построила в Киеве первую церковь (Ильинскую), а её внук Владимир, будучи язычником, принес в жертву идолам первых русских мучеников – варягов Иоанна и Феодора. Новопросвещенный Аскольд построил Никольскую церковь, и сам потом стал мучеником. Их кровь и молитвы Ольги, бабушки Владимира, были тем семенем, которое в свое время принесло долгожданный плод.

Святитель Фотий, будучи просвещенным иерархом, использовал государственную политику для блага Церкви. Византия была заинтересована в спокойствии на своих границах, а для этого дешевле было окультурить соседей, чем с ними воевать. Святитель на свои личные средства выучил и послал в пограничную со славянами территорию, где военачальником был его брат Мефодий, целый коллектив грамотных монахов, которые несколько лет трудились там над созданием славянского языка. Кирилл и Мефодий очень хорошо знали «варваров» и понимали их культуру и наречия, ибо ещё с детства торговали с ними на рынке их родного города Фессалоник. Закончив свой труд, Кирилл и Мефодий пришли в Болгарию и принесли с собой славянскую письменность и византийскую культуру. А в 862 году на территорию Руси из Болгарии пришел святитель Михаил. И с востока, и с юга православие проникало в Киев, и стало той закваской, на которой Русь уже начала свое становление ещё до возвышения князя Владимира. Выбор уже был сделан в силу Промысла Божия, который во внешних обстоятельствах дает нам возможность сделать выбор – жить с Богом или с бесом.

Путь праведной жизни всегда узкий и прямой, но не так-то легко осложненному грехом человеку сразу по нему пойти. У святого князя Владимира были сомнения, были ошибки, и был обыкновенный эгоистический расчет. Но точно не было у него никакого определенного плана построения «цивилизации святой Руси». Византийский историк Х века Яхя описал войну между императором Василием и узурпатором Вардой Фокой, в своих записках он вспоминает князя варваров Владимира, воевавшего на стороне Василия. Это было обычное дело в те времена, когда то один, то другой властитель Византийской империи нанимал за деньги наших благочестивых предков, чтобы отобрать власть у своего конкурента. Василий победил, и Владимир начал требовать обещанное: выдать за него царицу Анну, сестру императора. Конечно же, двадцатишестилетняя принцесса не хотела губить молодые лета где-то на краю света и не поехала в Киев, а император не возражал. Тогда в 989 году Владимир поехал в греческий Крым, взял в облогу на шесть месяцев греческий город Корсунь (Херсонес) и пригрозил сравнять его с землей, если не будут исполнены все его требования. Таким образом, князь «уважать себя заставил», а в Киев вместе с Анной прибыли священники вместе со всем необходимым для массового крещения Руси. Теперь со свояком императора вынуждены были считаться в международной политике, ибо греческий Крым и все проходившие по территории полуострова торговые пути между Кавказом и Византией были у него под пятой. Действительно, такие исторические корни дают право считать Крым «достойной» страницей «славной» русской истории.

Конечно же, кроме внешних политических обстоятельств, внутренней зрелости руссов, которая стала предпосылкой к принятию христианства, у князя Владимира было ещё нечто личное, то, что невозможно точно описать в исторических хрониках. У Владимира был такой же выбор, как и у многих людей, стоящих на пороге храма – либо становишься человеком, либо оскотинишься вконец (ведь о его порочной жизни летописи говорят весьма красноречиво). В то же время Владимира называют «красным солнышком», каковым он стал, несомненно, уже после своего крещения. Вся глубина личности святого князя в его глубоком покаянии, о чем нам рассказывают летописи. В порыве неофитской ревности, движимый евангельскими заповедями миловать разбойников, он решил отменить смертную казнь и отпускать их с миром, вручив им определенную сумму на первое время. Епископам даже приходилось ограничивать его в стремлении послужить Христу, они просили не отменять строгих взысканий с преступников. Крестившись, он вел глубокую духовную жизнь, он каялся и поэтому в памяти народной оставил теплую память о себе.

«Праведная власть»

В Патриарших проповедях широко бытует миф о «праведной власти». Церковь всегда относилась к властителям, как к обычным своим прихожанам, как ко всем рядовым рабам Божьим, призванным служить людям и исполнять заповеди наравне со всеми. И если царь доносил свой крест послушания Воли Божьей до конца, тогда и удостаивался того венца от Бога, который соответствовал его земному призванию. Примером могут послужить святой благоверный князь Александр, которого даже в Золотой Орде уважали за его веру, или страстотерпцы Борис и Глеб, которые не просто пострадали за Христа, но и последовали за Ним по пути любви к людям и Богу до «смерти крестной». Но этими и другими именами святых царей нельзя пользоваться, дабы освятить идеологему власти мифологемой их безгрешности: «Наш нынешний Президент, подобно святым своим предшественникам восстал на праведную рать…» Мифологема героя всегда ведет к сакрализации политика и его имени. Этому шаткому зданию, безусловно, нужна подпорка, и тут появляется тоже вымышленный, мифический «антигерой».

Все мы в детстве восхищались какими-то своими героями, стремились подражать не только их добродетелям, но и недостаткам. Если мой герой убивает, то, понятное дело, ради благой цели. Героический эпос всегда возвышает земное к небесному и этим самым обоготворяет человеческие страсти. Посмотрите на нынешнего «героя» России: во всем он совершенен, начиная от семейной жизни и спорта, заканчивая «мученическим венцом власти» и предстоянием за свой народ в церкви. «Наш Царь (а ныне Президент) – посредник между Богом и своим народом». Налицо обыкновенное языческое почитание «гения» императора, но и кощунство тоже, «Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1Тим 2,5). Сегодня «православная» идеология предлагает некий культ личности, на котором воспитывается целое поколение. Если у идеального героя что-то не складывается, это не значит, что он простой грешный человек, это значит, что ему мешают, значит, нужно найти врага, необходим всенародный подвиг борьбы с этим врагом.

Происходящее сегодня на Украине – это российская борьба за внешние победы России, отвлечение от главного, внутреннего фиаско. Но героя нельзя критиковать, он – объект безусловной веры, который в конце концов становится за рамки нравственности и морали. Территория Украины – Русское поле экспериментов, где утверждается вера в позитивного героя и доказывется его провиденциальность наличием „врагов”. «Мы люди из советского времени, нам что сказала партия, то мы и делали. Но партия и несла ответственность, давала денег. Мы сформированы для работы на государство, — выступает на научно-церковной конференции в Омске владыка Августин (Анисимов), епископ Городецкий и Ветлужский. — Мы сегодня проводим мероприятия, а в СССР была системная работа. День и ночь. Было две статьи расходов — оборонка и идеология. Кино работало на это, литература работала. Без государства мы не сможем ничего сделать».

Русскому человеку необходимо во что-то верить. Мы часто слышим лозунг: «За веру, Царя и Отечество», но не помню, чтобы где-то так же громко звучало «Во имя Христово». Христианство это сверхъестественный дар человеку. Испытавший на опыте веру во Христа дистанцируется от всех иных ценностей и не видит идеала в земных царях, как евангельский купец, продавший все имение, чтобы приобрести одну единственную жемчужину – Христа. Двуглавый орел – это языческий фантом. В какую именно из голов призывает верить православная идеология христианина? Одна глава символизирует земную власть, которую олицетворяет Президент, другая духовную, которую олицетворяет Патриарх. Как отделить одно от другого, если это единый организм, как возможно эти две главы ставить на одном уровне? Неужели Тело Христово – Церковь, можно вживить в организм Римского орла? Ели ты христианин, то найди в себе рассуждение и мудрость выбрать – в какую плоть тебе имплантироваться. Недавно молися в святых пещерах Киево-Печерской Лавры, взгляд останавливался на двухглавых орлах с державой и скипетром, изображенных на покровах, в которые облачены мощи святых. Я тогда подумал: «Господи прости, что осуждал наших местных «филаретовцев», которые поставили тризуб над входом в храм».

Об обязательной религиозной составляющей русской политики писал бывший русский офицер, участник Советско-финской войны маршал Маннергейм. Когда он руководил обороной Финляндии от агрессии советской России, то удивлялся мужеству русских солдат, которое было сопряжено с фанатичным безумием при отсутствии тактического и стратегического расчета боевых действий. Героизм заключался в том, что русские верили в своего вождя точно так же, как раньше верили в Бога, они не сдавались в плен, потому что были уверены, что финны будут их живьем сжигать и съедать, ибо все несоветские люди – не просто враги, а некие «мистические» нелюди, подобные бесам. Они завоевывали чужую землю с верой, что вызволяют братскую народную республику от кровожадных буржуев, бомбящих мирные города Карельского полуострова, хотя осуществляли эти неуклюжие провокации сами российские спецслужбы. Советская пропаганда сочинила миф о неприступности линии Маннергейма, чтобы прикрыть количество жертв, в которых было виновато не столько военное, сколько политическое руководство. Армией управляли политруки, гнавшие людей на минные поля, и солдаты сотнями с песней на устах умирали не во имя Христа, а за амбиции Сталина, запланировавшего после союза с Гитлером финский блицкриг.

В русле идеологии Патриарха Кирилла священники выглядят теми же политруками, внушающими любовь к Отечеству и почитающими героя прежде любви к Богу и ближнему. Разве может быть моим ближним враг моего президента (царя), даже если он православный? «Всеми силами привлекать людей к государству – в этом наша главная задача» (Геббельс). В христианстве существует иной закон: как любишь ближнего, так и к Богу относишься, чем глубже ты воцерковляешься, тем большей проникаешься любовью Христовой к людям. А отношение братьев россиян к украинцам, по-моему, вполне очевидно продиктовано идеологией: «За Карпатами уже венгерская земля и другие люди. Передача этих территорий, я бы сказал, оказала нам медвежью услугу, потому что если бы эти люди остались в привычной для себя государственной структуре, в том государстве, в котором они были, не было бы тех национальных и националистических проблем, с которыми сейчас мы вынуждены столкнуться», - рассуждает маститый московский протоиерей Александр Ильяшенко в "беседах об исторической миссии России... с духовно-нравственных, православных позиций" на портале "Православие и мир".  И всё сводится к тому, что украинцев и Украины, по мысли собеседников, оказывается, толком не существует, это такой польско-венгерский вирус в теле русской народности. И сразу вспоминается: «Кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону; а кто скажет: "безумный", подлежит геенне огненной» (Мф. 5:22). Слово «рака» переводится с еврейского «ракия» – «пустое пространство».

А раз Украина – пустое пространство, то не грех им воспользоваться - отобрать Крым, Донбасс, "Новороссию". «Я думаю, еще долго будет праздником такое радостное, радужное состояние души от того, что действительно восторжествовала справедливость. И причем, я бы сказал, – так беспрецедентно ярко, быстро, грамотно, оставляя после себя, я думаю, у очень многих людей только самые радужные ассоциации», - ничтоже сумняшеся утверждает о. Александр Ильяшенко, даже не вспомнив о кровавых жертвах "воссоединения Крыма с Россией" – погибших весной 2014 года украинских солдатах, мирных жителях полуострова, протестовавших против его аннексии, без вести пропадающих крымских татар... Праздник ослеплил духовное зрение пастыря.

В падшем мире война – это данность, с которой Церковь смирялась, но никогда не провоцировала её во имя миссионерских целей. В дневнике участника Русско-Японской войны отца Митрофана Серебрянского (духовника преподобномученицы Елизаветы) есть замечательные строки, написанные им в окопах безнадёжной войны: «Сколько раз Господь спасает людей от всяких бед, а они этого и не замечают. Как же справедливы святые отцы, настойчиво требуя от людей трезвения, внимания ко всему, что происходит внутри и вне их существа, тогда наполовину меньше было бы неверующих». Только чудо могло спасти тогда Россию от поражения, но для отца Митрофана именно поражение и было чудом. Как гражданин он, несомненно, хотел, чтобы русская армия победила, но как христианин – благодарил за поражение. Ведь этой трагедией Россия исцелялась от духовной опухоли гордости и тщеславия. Святые пастыри земли русской – это не национальные герои, они, скорее всего, были гонимы своим народом и молились за него.

Когда русский царь-страстотерпец Николай II ввязался в Первую мировую войну и погубил целую армию в Европе, это не была мудрая военная стратегия. Нужно честно признаться, что это было обычное человеческое тщеславие. Заурядные человеческие страсти обретают авторитет непогрешимости в мифологии власти. Но он свои ошибки своей же кровью искупил, в молитве о личных грехах и о безумии своей страны, он окончил жизнь, как обычный христианин. Для нынешнего поколения это должно быть историческим уроком – когда грешишь, стремясь к великим делам на великой войне, то помни, что из-за твоего тщеславия будут страдать те, кто от тебя зависит, кто на тебя надеется.

Власть – великое искушение, и не всякий его выносит. Вкусивший немало горечи от благочестивых властей св. Иоанн Златоуст написал: «Власть побуждает делать многое Богу не угодное, и надобно иметь очень мужественную душу, чтобы пользоваться властью как следует. Облеченный ею терпит то же, что и человек, живя с хорошею и красивою девицею, обязался никогда не смотреть на неё с вожделением. Народ – не Бог, которому он должен дать отчет».

Из истории конструируется миф, из евангельских истин – идеологемы. Богослужения становятся символом единства русской нации, а религиозный культ прославляет богатство и величие царя земного – главного мецената церкви. Государство тратит колоссальные средства не для того чтобы накормить голодных, устроить сирот и обездоленных, а для того, чтобы поддержать веру в небесное происхождение земной власти и ее олицетворение в личности царя (президента). Народ, одержимый идеологическим экстазом, требует преклонения других народов перед своим царем, ибо на всех остальных смотрит свысока.

Все великие державы, по меткому выражению Патриарха Кирилла, созидали, казалось бы, несокрушимый идол – «религиозно-политический синтез», то есть государство. Христос – это тот библейский камень, который сокрушил и медного, и каменного, и глиняного идола в видении пророку Даниилу. «Россия подобно двуликому Янусу [древнеримский языческий идол], – писал св. Николай Сербский, – одним лицом обращена к Азии, а другим к Европе, но, тем не менее, она созидает собственную цивилизацию». Всякая империя в библейском осмыслении – это Вавилон, и Россия не исключение в нескончаемом потоке народов, пытающихся возложить на себя корону всемогущества и ореол святости. «Русский народ, – как заметил историк В. Ключевский, – был подавлен огромной тратой сил, которой требовали размеры русского государства. Государство крепло – народ хирел, потому что нужно было овладеть русскими пространствами охранять их». И вот, рухнула идеологическая махина СССР - и Патриарх Кирилл взял на себя созидание новой православной модели общественного сознания. Если он не справится, то и православие не будет в почете у властей.

«Христос – Бог непосредственной земной реальности» (прп. Иустин Попович). Я не говорю, что люди должны жить какой-то идеальной церковной жизнью, «по святым отцам». Никакие программы и бюрократические механизмы не могут её прогнозировать и направлять по каким-то «ценностным ориентирам». Никто не вправе распоряжаться церковным преданием по своему усмотрению, пользоваться церковной сокровищницей, чтобы строить нечто, что противоречит домостроительству Божьему. Предание – это Дух Святой, постоянно окормляющий Церковь. О камень Христа разбивалась не одна «симфония» церкви и власти: «Вселенский Патриархат в Стамбуле, – писала в своих воспоминаниях Иулиания Шмеман, – величие и упадок, выпадение из времени и реальности, в нашем понимании – нелепое явление, но в то же время утверждение верности тому, что было, есть и должно быть, независимо от хода истории и громогласных заявлений окружающего мира».

«Итак внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян 20, 28).

Кто ищет спасенья, тот будет искать носителей святости, они научат прощать и молиться за всех, и за «правых», и за «виноватых».

Церковь не может продуцировать новых героев, «суперменов», она неизреченно и таинственно насаждает в человеке и мысли, и чувства Христовы. А Христос «проиграл» на горизонтах истории человечества, Его победа за пределами смерти. По мысли святых отцов Бог – самое простое существо; к святой простоте Он призывает своих последователей. Мало того, Он требует быть проще: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Матф. 18:3). В России ещё в XV веке монашеская традиция прп. Нила Сорского потерпела поражение за влияние на русское общество, на власть и церковную иерархию. Победил курс Иосифа Волоцкого, сторонника жесткого христианства, защитника розыска и казни еретиков, врага всякой свободы человека в государстве. Это роковая фигура не только в истории русского православия, но и в истории русского царства. Его пробовали канонизировать, но в душе народной его образ не сохранился как образ святого. Подлинное влияние на дух русского человека осуществлялось тихим деланием монашеской духовности. Уже в ХІХ веке такие люди как прп. Серафим Саровский и Оптинские старцы воплотят в себе образ русского православия посреди все более секулярного российского общества.

В бытность студентом Киевской семинарии я запомнил, как к нам в гости приехала делегация из Московских духовных школ. Вышедши из машины у врат в Ближние пещеры, они спросили: «А где тут у вас Лавра?». Я тогда подумал, что, действительно, великолепных храмов у нас маловато, и очень уж бедно выглядит наша древняя обитель по сравнению с золотыми куполами Троице-Сергиевой Лавры. Чтобы как-то реабилитироваться, я тогда сказал: «А Лавра у нас там, в пещерах, и мощи каждого преподобного – это и есть храм Духа Святого, а их у нас десятки».

Над Царскими Вратами в храме висит икона Тайной Вечери, которая как бы изображает то, что происходит там, за иконостасом. На ней изображен и Иуда. «И, присутствуя на Вечери, Иуда не нарушил Таинства» (Сергей Фудель). История повторяется. Попытаемся сохранить честный опыт, простосердечную веру, подлинное исповедание Христа. Вопреки укорам украинских националистов в непатриотичности, вопреки упрекам протестантов в развратной жизни нашей иерархии, вопреки стараниям русских националистов присвоить себе право на владение Церковью Христовой.

Фото animalworld.com.ua

Теги: