Сравнением двух ментальностей – украинской и русской – в тридцатых годах прошлого века занимался медик, философ и богослов Арсен Васильевич Ричинский. Именно невозможность объединить эти две противоположности, считал мыслитель, и лежит в основе той объективной обусловленности, которая обязательно приведет к победе идеи автокефалии и формированию поместной Украинской Православной Церкви.

В следующем году Украина будет отмечать 120-летие рождения А.Ричинского. Украинская Автокефальная Православная Церковь ввела медаль и орден его имени, готовится чин его канонизации.

Отметим, что книга «Проблемы украинского религиозного сознания» написана А.Ричинским 80 лет назад. Но большинство идей, которые он анализирует, остаются для Украины (и России) актуальными и сегодня. Вниманию читателей предоставляется шестой раздел книги «На крестном пути» – о разности духовных характеров украинцев и русских.

Материал дискуссионный. Он впервые печатается на русском языке [1] – хотелось бы, чтобы его прочитало и высказало свое мнение как можно больше желающих, в том числе и с России.

Профессор А. Саган

 

«Две души» – две Церкви. О духовных характерах украинцев и русских

Разница духовного характера украинцев и русских

 

Вот – тот мир, с которым столкнулась Украина в результате политического и церковного объединения с Москвой. Эта объединение было сочетанием противоположностей, поэтому для слабой стороны она вскоре стала новой Голгофой.

Разницы крови, внешней природы, культуры и общественно-политического устройства создали у украинцев и россиян вполне отличный духовный нрав. Преимущество финской крови предоставило москалям больше выносливости и силы воли, больше упрямства, склонность к пассивному выжиданию, отвращение к новинкам, консерватизм и жизненный практицизм. Зато у украинцев преимущество славянской крови обусловливало большую подвижность, либеральность и мечтательный идеализм (Сикорский). Украинцы, по сравнению с русскими (в тексте Ричинский использует по тогдашней местной традиции слово "москалі" - ред.), имеют лучшее развитый ум (склонность к мышлению), более нежные и глубокие чувства, но и слабую волю: они менее деятельны и не такие упрямые в борьбе за поставленную цель (Leroy-Beaulieu). Безграничная равнина и леса распылили духовные и материальные силы русских – отсюда культурная отсталость и вообще замедленный темп российской жизни по сравнению с Западной Европой (Шмурло).

Во время присоединения Украины к Москве культурный уровень обоих «союзников» были уж слишком разным, как это я указывал выше. «Румянцевская опись» свидетельствует, что в XVIІ веке в Украине было больше школ, чем во время заведения земства в XIX веке. Петр І не только запруживал петербуржские болота казацкими костями, но и засевал Московию украинскими учеными. В общественном укладе Москвы господствовали деспотизм царя и общее невольничество «подданных», «общинное» землевладение, азиатские обычаи и враждебное отгораживание от Запада. В Украине зато – республиканский строй, выборность гетмана и старшины, право частной собственности, свободолюбивое население и культура, в которой скрещивались влияния византийские и западноевропейские. В Московии Европа все борется с Азией, и в этом заключается внутренний кризис московской натуры. Зато Украина исторически тяготеет к Европе, а борьба с Азией является для нее борьбой на внешним фронте (до XVII в. – с кочевниками, позже – с московским нашествием).

Поэтому и разница мироощущения, что была заметной уже в первых украинских и московских летописях (Соловьев. Вrűckner)[2], с течением времени образовала у обоих народов разную душу. Максимович анализирует психику украинцев и россиян на основании их песен и утверждает, что для россиян характерная покорность судьбе, пренебрежение к действительности и безнадежная грусть. А для украинцев – борьба с судьбой, любовь к жизни и тоска, однако еще очень далекая от пессимизма. Киевский профессор Авсеньев, давая национальную характеристику россиян, подчеркнул ее универсальный (коллективистский) характер, в противовес западному индивидуализму. Гоголь также отметил, что русская песня выявляет оторванность русских от жизни, зато украинское народное творчество нераздельно связано с живой действительностью и ее красотой.

Более подробный анализ национальной психики украинцев и русских подал Костомаров («Две русские народности»). Он отметил у россиян склонность к уничтожению личности ради принципа общего (Бог, царь). Отсюда – нетерпимость к другим верам, преданность букве, внешней форме в религии. У украинцев – позитивная ценность личности, а отсюда – толерантность к чужим взглядам и верованиям, внутреннее понимание религии и полная невозможность раскола только из-за обряда или буквы. Россияне, говорит Костомаров, «народ материалистический», который хотя и может возвышаться духовно, но только после полного отречения от земли. Украинцы отличаются поэтической фантазией, которая в их глазах одухотворяет весь мир. Отсюда у россиян материалистическая холодность к природе и материалистическое отношение к женской любви, зато украинцы природу любят и чувствуют какую-то глубокую связь с ее жизнью, а в отношения с женщиной вкладывают больше духовного содержания. Если в общественном быту у россиян господствует «мир» - коллективная воля, то у украинцев – личная свобода и свободные федеральные связи.

М.Грушевский вспоминает, как еще славянофилы в патриархальном быту, в доверии «на совесть» и пренебрежении жизнью видели доказательства морального превосходства «народа-богоносца» над «гнилой» культурой Запада с ее принципами права, условий, конституции. Однако Грушевский указывает на отсутствие у русских чувства собственного достоинства и уважения к достоинству другого человека. Они отбрасывают европейскую цивилизацию, пренебрегают культурными и общественными ценностями и даже кичатся как раз своей некультурностью.

У украинцев, напротив, доминирует осознание своего достоинства, а в то же время и уважение к культурным формам жизни, выполнение узаконенных обычаем манер, порядка, солидности и чистоты в ежедневном быту. Наконец русские отличаются от украинцев склонностью к культурному и социальному разрушению и своим шатанием между моральным максимализмом и полным нигилизмом. Следовательно, о «богоношении» лучше бы здесь не говорить...

Разница национальных характеров обусловливает также отличие религиозной психики обоих народов, которая, к тому же, проявилась в сфере неодинаковых культурно-исторических влияний. Все это вместе породило противоположность их мировоззрения. Анализируя религиозную жизнь украинцев и россиян в исторической перспективе, мы видели, как глубоки эти противоположности. Украинцы уже от давних времен верили в мистическую связь между человеком и целым миром, и Богом. Связь эта очень близка, каждого втягивала к активному участию в культе и давала человеку естественный оптимизм, веру в ценность и красоту жизни, в победу исконной Правды и в рождение нового человека, нового мира, «который уже в настоящее время чувствуется в торжественных мистериях Св.Вечера и Рождества», а также и в философских произведениях украинских мыслителей (Сковорода, Кулиш).

Усвоив христианскую веру, украинцы переплели свои давние религиозные понятия с новыми христианскими идеями. И хоть этот процесс не закончился еще и до сих пор, но уже во времена первого возрождения XVI – XVII ст. появляется у нас своеобразный тип Украинского православия, которое имело выразительный национальный характер. Причем не только потому, что внедряло украинский язык в обряд, но и потому, что сохранило  давние признаки украинского религиозного мировоззрения: живое и радостное осознание близкой связи с Богом; активное участие верных в религиозной жизни (в церковно-народных обычаях, братствах, на соборах, которые происходили почти ежегодно, в выборах церковных достойников и т.п.).

Украинское православие имело синтетический и эволюционный характер, и потому отличалось толерантностью относительно других взглядов и верований. И это уже тогда способствовало попыткам религиозного общения с католическим и евангелистским миром. Но эта веротерпимость не вытекала из религиозного индифферентизма, поскольку при необходимости украинцы умели защищать свою веру и свою нацию – даже лучше, чем впоследствии. Так росло у нас внутреннее, духовное понимание христианства, для которого чуждыми были споры о второстепенных отличиях в обряде или в букве [3]. Было это правдивое христианство, действительное и святое православие, не искривленное ни в своей сути, ни в своей цели, с выразительной сочетающей тенденцией относительно других христианских Церквей. Оно углублялось в народное сознание и в народный быт, а потому имело все основания к пышному развитию на украинской почве.

Но случилось неожиданное и парадоксальное явление: против православия начало решительную и жестокую войну... также «православие». Московская Церковь выросла в фанатичной преданности обрядовому, внешнему христианству во главе с светским главою той Церкви, в полной и враждебной изоляции от остального христианского мира. Именно отсюда ее узкий национальный характер, еретическое искривление догмы об организации церковного руководства, преданность национальной древности, обрядовое буквоедство, религиозная нетерпимость и крайняя враждебность к другим христианским Церквям. Русские пренебрегают жизнью, культурой, историческим и даже моральным развитием и ожидают конца света. А  с ним – и чудесного воскресенья нового «космоса» и нового «богочеловечества», в котором надеются занять исключительное место как «избранный народ». Очевидно, что украинское православие в их глазах было «нетвердым», засоренным, его уникальность надо было уничтожить. Так началось двухсотлетнее давление, что должно было привести к национально-религиозной ассимиляции Украины. Московское наступление шло двумя путями – с помощью административных притеснений и культурного сближения.

* * * *

 

Московское давление на Украинскую Церковь

 

Ассимиляционная политика московской администрации началась сразу же после Переяславского соглашения, но параллельно в Церкви начала осуществляться только после того, как Константинополь был вынужден передать каноническую власть над Украинской Церковью Московскому патриарху. С тех пор для прекращения естественного развития Украинского православия использовались разные способы:

1) Местные национальные особенности Украинской Церкви, которые, естественно, не уподоблялись московским обычаям, были осуждены (вопреки каноническому праву), как недопустимое засорение и неверие. Поэтому, как свидетельствует академик Пыпин, украинцев, «приходивших в Москву, перекрещивали как язычников или полных еретиков» (постановление Собора 16 декабря в 1620 г.). «Московские люди не понимали возможности местных отличий, хотя само благочестие московское отличалось ярким именно местным характером». В 1655 г. в Москве советовались даже можно ли впускать украинцев в церкви и приходить к ним с требами. Киевский митрополит Сильвестр Косов искал поддержку в короля польского, побаиваясь, что «Москва хочет их перекрещивать» (расхождение было в том, признавать ли достаточным крещение обливанием, какое практиковалось в Украине). Да и позже украинцев в Москве приказано «крепце в вере свидетельствовати». Царь Алексей Михайлович желал, чтобы украинцы вообще разорвали с западными влияниями: «разделение с поляками сотворите как верою, так и чином, хохлы, которые у вас на головах, постригите».

Однако украинцы «разделения» с Западом не делали. Более того, они еще и искали других союзников для освобождения из-под горькой московской опеки и для восстановления независимого Украинского Государства: Выговский – в Польше, Дорошенко – в Турции, Мазепа – в Швеции. Но здесь сейчас же проявилась опасность для украинцев от общности веры с Москвой. Поскольку русские позиционировали себя также православными, то всякая попытка украинцев порвать с Москвой, опереться на другого союзника, выставлялась уже не как ликвидация невыгодного политического союза, а как измена самого православия. Петр І, побив шведское и украинское войско под Полтавой в 1709 г., приказал (как глава Церкви!) бросить на Мазепу анафему, как будто на еретика, только за то, что тот искал способа освобождения своей Отчизны из московской неволи!

Это кощунство дошло до того, что составили даже церковную «службу», которую и до сих пор, при точном соблюдении устава, следовало бы петь в годовщину той несчастной битвы (27 июня). В ней услышим, как россияне, по своему обычаю, в шовинистическом ослеплении запрягают на московскую службу самого Господа Савваофа. «Новый Сионе Россие! Радуйся, Богом в брании прославленная, Россие, Богом венчанная православия славо», потому что «Господь сил не стерпи наругания свейскаго на российское государство», «Господь Савваоф вождь полков наших», «...возвеличи свое царство в тишину и веселие христианскому рода и спасение всем». Вот и выходит, что якобы сам Бог называет Россию своим царством и спасает ее для спасения всех людей, целого человечества! А царь Петр приравнивается даже к Иисусу Христу: «сниде к нам Господь сил на помощь, творя милость Христу своему Петру». Отсюда богохульная молитва: «Благословен еси, Господи Боже наш, научивый руце наши на ополчение, персты наши на брань». Вот христианское представление о Боге, который должен был бы заниматься только военной муштрой русских.

Гадко слушать «молитву», преисполненную только бранью на гетмана – украинского патриота: «обретеся вторый Иуда, раб и льстец, обретеся сын погибельный, диавол нравом, а не человек, треклятый отступник Мазепа, иже оставил Христа Господня» (то есть царя, который душил Украину!). Зато как прославляются те украинские старшины, которые (то ли из страха, то ли из лакомства несчастного) изменили гетману и сохранили собачье повиновение московскому царю. Их приравнивают к ангелам и к апостолам, а за их собачью службу, за измену родному краю, обещают им даже... «венцы небесны» (не считая имений и царского «жалованья»!): «...да восхвалятся ныне с вами земнии ангелы, не прилепившиеся к дьяволу крамольнику, да почтутся якоже апостолы, не согласившиися со вторым Иудою Мазепой, но души предавшии за своего владыку... достойни есте за верность и послушание приятия чести и венцев небесных».[4] С того времени многие изменники и холопы-украинцы на чужой службе прославляются и милостями  наделяются, а правдивых украинских патриотов преследуют и обливают грязью!

2) В богослужении запрещено следовать давним украинским обычаям, а именно: приказано, чтобы диаконы и священники читали и правили по церквям «голосом, свойственным российскому наречию», то есть с московским произношением, вместо украинского. Этот приказ почему-то действует и теперь в Польше. Запрещено было проповедовать в церкви, потому что русские считали это ересью: «заводите вы, ханжи, ересь новую, людей в церкви учите, а мы людей прежь сего в церкви не учивали, учивали их в тайне... Беса вы иместе у себя и все ханжи». Позже (после Валуевского циркуляра в 1863 г.) было также запрещено проповедовать украинским языком [5]. Одновременно запрещено и украинское церковное пение, мол, «пение поют новоизданное от своего сложения, а не от святых переданное, но латинское и римское баснословие и партесное вискание, святыми отцы отлученное». В 1800 г. Павел I запретил даже строить церкви в украинском архитектурном стиле с тремя куполами [6].

3) Запрещены украинские церковные книги и внедрено постоянное преследование украинской книги вообще. Еще в 1627 г. осуждено «Учительное Евангелие» К.Ставровецкого и другие его произведения и приказано «те книги собрати и на пожарах сжечь, чтоб и ересь и смута в мире не была» и «чтоб впредь никто никаких книг литовския печати (то есть украинские) и письменных литовских не покупали». В 1672 г. приказано, чтобы украинских книг «в домах в тайне и явно не держали, а приносили бы и отдавали бы воеводе». Во время присоединения Украинской Церкви патриархом был в Москве Иоаким Савелов, по профессии военный, мужчина малоученый, но железной воли. Раньше он только «заяцы ловил, а в церкви в редкий Велик день бывал». В конечном итоге он сам сознался: «Аз государь не знаю ни старыя веры, ни новыя, но что велят начальницы, то и готовь творить и слушати их во всем». Еще в 1677 г. он велел выдирать отдельные листы из украинских богослужебных книг, потому что они «несходны с книгами московскими».

Под его руководством состоялся в 1690 г. собор, на котором было осуждено много украинских изданий за «прелести латинския, еже киевския новыя книги утверждают», брошено на них «проклятье и анафему, не только сугубо и трегубо, но и многогубо». В числе тех «проклятых» книг был и «Требник» П.Могилы, однако именно по нему несколько позже отправляли службы даже в Московии.

Больше всего богослужебных книг поставляла тогда Киевская Лавра. На нее было обращено пристальное внимание: сначала жаждали каждую книгу, назначенную к печати, посылать в Москву на пересмотр и исправление (в 1689 г. – дело о издании «Четьий Миней», в 1692 г. - литургии), а потом запретили распространение украинских книг в Московии (1695 г.). Петр І в 1701 г. запретил монахам писать вообще – и в России, и в Украине. Но в 1720 г. он набросился уже специально на украинские типографии: «В Киево-Печерской и Черниговской типографиях вновь книг никаких, кроме церковных прежних изданий, не печатать, да и оныя церковныя старыя книги для совершен­ного согласия с великороссийскими такими ж церковними книгами, справливать прежде печати, дабы никакой розни и осо­бливого наречия во оных не было».

 

За непослушание обе типографии несколько раз наказуемы гривней, а потом Черниговская была вообще конфискована и вывезена в Москву. Акафист св.Варваре киевского митрополита Йосифа Кроковского разрешено было печатать лишь с условием: перевести его «на великороссийское наречие» (в 1726 г.). Все эти запреты и позже не раз повторялись «чтоб несходственных с выходящими из Московской типографии книгами в народ выпускаемо не было... и ни в чем ни малейшей разности не было» (Синодальный приказ 1775 г.) [7].

Украинское писательство вообще преследовалось с 1847 г. (в связи с процессом кирило-мефодиевцев). Сильнее ударил т.н. циркуляр Валуева в 1865 г. (по поводу издания украинского Евангелия Морачевского). Валуев оповестил: «Никакого малороссийскаго языка не было, нет и быть не может», а потому «пропуском книг на малороссийском языке как духовнаго содержания, так учебных и вообще назначенных для первоначальнаго чтения народа, приостановиться».

Еще более тяжелым ударом был т.н. «закон Юзефовича» (1876 г.), который запретил ввозить в Россию книги «на малороссийском наречии» из заграницы, печатать «на том же наречии» книги в России (кроме исторических достопримечательностей с правописанием оригинала, и произведений красного писательства, с правописанием русским), печатать украинские тексты к нотам, устраивать театральные представления и публичные чтения на украинском языке.

Этот скандальный распорядок повторен в 1881 г. (разрешены только украинские словари, но также с правописанием русским). Даже народные песни приходилось тогда петь во французском или русском переводе! В 1887 г. цензура вернула без рассмотрения «Опыт грамматики малороссийского языка» на том основании, что «нельзя же разрешать к печати грамматики того языка, который обречен на небытие». В 1892 г. опять укреплена цензура украинских изданий, «запрещая не только все противоречащие цензурным правилам, но при малейшем к тому поводе, по возможности сокращая число таких бездарных произведений в целях чисто государственных».

В 1895 г. были запрещены даже детские читанки, «хотя бы по существу содержания они и представлялись благонамеренными». Еще и в 1905 г., несмотря на ходатайства Петербургской Академии Наук и Харьковского Университета, Комитет Министров не согласился отменить запрет на украинское слово, считая это «несвоевременным».

В то же время почти полностью ликвидирована украинская школа и омосковщены ее остатки, сделана попытка упразднить Киево-Могилянскую Академию (в 1666 г.), а когда это не удалось, ее также омосковлено (под угрозой «отрешения от учительской должности» профессоров и выбрасывания учеников «в светскую команду» – приказ 1784 г.). Ведущие слои украинского общества были порабощены, их сопротивление сломлено обещаниями материальных благ (дарение имений и «жалования») или неслыханным в Украине террором («беспощадное битье» кнутами, искалечение, высылка на Сибирь или в глубокую Московию, конфискация имущества и т.п.). Наконец, в 1775 г. ликвидация Сечи Запорожской, упразднение городского самоуправления и введение крепостничества (приказы Екатерины II – 1765 и 1785 гг.).

4) Уничтожая остатки украинской автономии, Екатерина II конфисковала также церковные и монастырские земли (10 апреля в 1766 г.). Таким способом уничтожены последние украинские национально-культурные ячейки (монастырские школы, типографии, госпитали). Это вызывало протест, но с оппозицией расправились круто. Например, когда митрополит ростовский Арсений Мациевич (родом из Волыни) осудил распоряжения  царицы и бросил анафему на «обидящих св.Божии церкви», ему заткнули рот, выдумали судебное дело «за превратные и возмутительныя толкования св.Писания и за посягательство на спокойствие подданных» и сослали в Архангельск. Когда же он и там не покорился, его опять судили, расстригли, дали издевательское новое имя – Андрей Брехун – и замуровали 70-летнего старца в Ревельском каземате, где он и погиб (в 1772 г.).

Дальше было отменено избирательное право в Киевской Академии и избирательные обычаи по монастырям, переведено все духовенство на царское «жалование», окончательнотаким образом, парализовав всякую оппозицию. По­сле этого духовенство подверглось страшным унижениям: «священника за вину вольно шелепами, рубаху снявши, бити, – и вышняго чину духовного людям так же чинят» [8].

 

5) К тому же, еще была введена система назначения на епископские кафедры, и вообще на все влиятельные должности в Украине россиян. Вместо этого украинских церковных деятелей всегда назначали в Московию. Следствием такой политики в Украине, как пишет В. Беднов, «украинцы попадали исключительно в русский епископат и были полностью омосковлены. В то время, когда украинская интеллигенция, а за ней и народ, заботились о национальном возрождении Украины, наша высшая иерархия стояла на почве московского централизма и враждебного к народу бюрократизма, поддерживала деспотическую московскую политику, ища ласки государственной власти и жертвуя церковно-религиозными интересами, и изгоняла все украинское как что-то не только нежелательное, но и прямо вредное для Православной Церкви и Русского государства» [9]. Такое перебрасывание русских из центральных губерний на украинские земли было причиной, почему и после мировой войны церковная власть в Украине оставалась в руках чужесвятов, которые в критический момент решительно выступили против украинского церковно-национального и освободительного государственнического движения.

Таким же способом очутился на Кременецкой кафедре епископ Дионисий Велединский (из Владимира-на-Клязьме), нынешний митрополит Варшавский. Он продолжает ту же политику – импортирует в Польшу епископов из русской эмиграции. Он сумел сформировать весь епископат из приезжих русских, враждебных и по духу, и по культуре местному православному населению – украинскому (70%) и белорусскому (28%). Монополию в церковном управлении захватили русские (1,5%). Не удивительно, что между такой иерархией и верными все время идет война. Между населением распространяется безразличие к религии и большевистский атеизм, а Православная Церковь теряет всякое воспитательное значение. На деле она превратилась в бюрократическое учреждение, которое лишь взыскивает церковные налоги и распространяет по митрополии русские книги. Оторванное от народа церковное управление, верное своей московской традиции, ищет поддержки у гражданской власти, хотя бы и не православной. Не трудно предусмотреть, чем это все закончится.

Окончание следует



[1] Перевод проф. А.Сагана по изданию: Річинський А.В. Проблеми української релігійної свідомості / Упорядники А.Колодний, О.Саган/. Видання третє. – Тернопіль, 2002. – С. 244-272. 

[2] Лепкий Б. Начерк історії української літератури. – Т. І. – С. 242-244.

[3] Например, Петр Могила обратил когда-то внимание на упреки, что «в православном богослужении нет единодушия: в одной книге о той же вещи можно найти совсем разные высказывания, чем в другой, и каждый священник может использовать тот или другой способ». Поэтому Петр Могила в Предисловии к своему «Требнику» в 1646 г. объясняет, что независимо от тех второстепенных отличий, которые появились от погрешностей или незнания, суть таинств всегда остается одинаковой. А в Московии это было, как известно, причиной церковного раскола...

[4] Миніа. Іуній. – СПб., 1895. – Л. 165-175.

[5] Біднов В. Справа розмосковлення богослуження // Релігійно-науковий Вістник.– 1921.– №1.

[6] Огієнко І. Українська культура.

[7] Там же.

[8] Там же.

[9] Біднов В. Церковна справа на Україні. – Тернів, 1921. – С. 6-7.

Теги: